— Странно…
— Почему?
Карандаш перестал стучать.
— Этот парень из Форт-Детрика, Элбер, распорядился опечатать лабораторию Коннора, никого не впускать и не выпускать. Обещал прислать рабочую группу завтра же утром. Что-то не похоже на УББ-1.
— Не похоже, — согласился Джейк.
— В таком случае нам следует встретиться и поговорить.
Орхидея смотрела на свои сжимающие руль руки в перчатках «Форциери»,[15] которые подвели ее в самый важный момент. Как она могла допустить такой промах! Ведь она изучила все уязвимые места старого профессора, его привычки, семейное окружение, не упустив ни одной мелочи. И все-таки Лиам Коннор обвел ее вокруг пальца.
Когда Орхидея наконец выдавила из него признание, он едва дышал. Сказал, что спрятал узумаки в лесу на окраине университетского городка. Она повела его туда, пропустив профессора на мост первым, сама шла следом.
И тут Лиам Коннор неожиданно бросился вниз.
Китаянка убрала одну руку с руля и забарабанила пальцами по бедру. Она не нервничала — вводила команды. В перчатки был вплетен пьезоэлектрический материал, генерирующий слабые сигналы в ответ на движения пальцев. Вдоль верхней кромки очков побежали полупрозрачные зеленые буквы: ЕДУ К ГОНЦУ.
Орхидее требовалась передышка. Гонцу придется подождать.
Женщина соединила указательный и большой пальцы, и вмонтированный в очки крохотный фотоаппарат сделал снимок дороги впереди. Выполняя условия договора, Орхидея передала заказчику всю документацию, накопленную с самого начала операции, — подробные заметки, фотографии с метками времени. Ни одна мелочь не укрылась от ее внимания. Этого требовал клиент.
Старенькая «камри» натужно урчала. Черную как сажа тьму кое-где нарушали лужицы блеклого света от расставленных вдоль дороги фонарей. В свете фар появилось здание платного хранилища личных вещей «Айдил». Китаянка свернула с шоссе номер 79, под колесами зашуршал гравий. Машина остановилась, не доезжая пару рядов до отсека, который она арендовала два дня назад и должным образом оборудовала.
Орхидея позволила себе две минуты бездействия. Прикрыла глаза, сложила руки, касаясь губ большими пальцами. Запустила процесс расслабления, восстановления равновесия.
Через две минуты она вновь обрела присущее ей хладнокровие. Протянув руку, взяла с заднего сиденья рюкзак, открыла «молнию» и проверила содержимое:
1. Инфракрасные очки D-321G.
2. Лезвие на длинной ручке «Экс-акто».
3. Восьмидюймовые садовые ножницы.
4. Шприц в сто кубиков, заправленный LSA-25.
5. Рулон медицинской марли от «Джонсон и Джонсон» в пакете для сандвичей «Зиплок».
6. Набитый льдом холодильный пакет «Зиплок».
Орхидея вышла из машины, ощущая безбрежный покой, закинула рюкзак на плечо. Ночь выдалась холодная, асфальт — в разводах снежных наносов. Она шла в полном безмолвии, очистив разум от всех мыслей, лишь пальцы выстукивали по бедру: НА ПОДХОДЕ К ГОНЦУ.
Китаянка остановилась перед отсеком номер 209. Несколько аккуратных поворотов наборного диска, и замок со щелчком открылся. Она подняла железную дверь-шторку на два фута и, нагнувшись, шагнула внутрь. Когда шторка опустилась за ней, Орхидея погрузилась в кромешную темноту. Принюхалась. Пахло деревом, металлом и — слабо — какой-то химией. Должно быть, пластик воняет. Она знала, что будут брызги, и выстелила стены, пол и потолок полимерной пленкой.
Все остальные запахи перекрывал еще один, ставший привычным для ее ремесла.
Запах смертельного страха.
Женщина нащупала в рюкзаке и надела очки ночного видения. Темнота немедленно потеряла непроницаемость. Очки третьего поколения были оснащены инфракрасным фонарем, лучи которого, невидимые для человеческого глаза, легко улавливались арсенид-галлиевым фотоприемником и микроканальной пластиной детектора. Помещение пустовало, лишь в дальнем углу лежала наплечная сумка, а к потолку был прикреплен нейлоновый канат, натянувшийся от тяжести подвешенного груза.
На канате, ровно в центре пустого пространства отсека, висел гонец — человек-кокон, завернутый в ткань так, что открытыми оставались только лицо и грудь. Орхидея поймала его несколько часов назад в подъезде Бронкса, использовав пневматический пистолет «паксармс», модель 24В, стреляющий дротиками, снаряженными фентанилом, и антидот М-5050. Фентанил давал преимущество: если жертва умудрялась сбежать до введения антидота, наступала смерть.
Гонец медленно извивался в темноте, в глазах — ужас, во рту — ком ваты, замотанный поверх клейкой лентой так, чтобы не вылетело ни звука. Охота получилась настолько простой, что не доставила никакого удовольствия; не радовало даже то, что пойманный был японцем. Он ровным счетом ничего не подозревал. Даже если его будут пытать, он не сможет сказать, по какой причине его преследовала одна из самых высокооплачиваемых наемных убийц Азии. Гонец провинился лишь тем, что носил определенное имя.
Он не мог видеть свою мучительницу, но чувствовал ее приближение. Это было заметно по тому, с каким отчаянием он начал извиваться.
Сначала Орхидея сделала укол, потом быстрыми, резкими движениями вырезала у него на груди лезвием несколько иероглифов. У японцев волосы на груди растут редко, так что ничто не нарушало четкую каллиграфию надрезов. Пленник молодой, крепкий. Кожа гладкая, упругая. По полу, словно дождевые, застучали капли крови.
Китаянка покончила с надписью, сделала фотографию своих трудов и протерла порезы медицинской марлей. Убрав нож-лезвие, она достала садовые ножницы. Связывая гонца, она согнула и спеленала клейкой лентой все пальцы на его правой руке, оставив торчащим лишь средний палец — наподобие неприличного жеста. Примерившись ножницами к суставу пальца, резко надавила.
Хрясь!
Фигура, мыча и хрюкая, затрепыхалась на канате. Кровь хлынула на покрытый полимерной пленкой пол, где быстро образовалась лужа, окруженная кругообразными дорожками капель. Действительно, точно дождь прошел.
Орхидея запалила паяльную лампу и прижгла рану. В ноздри ударил резкий запах жженого мяса.
Подняв отсеченный палец, она завернула его в марлю и засунула в мешочек со льдом. Пакет с пальцем отправился в рюкзак. Отсчитав три минуты, проверила, прекратилось ли кровотечение.
Убрала инструменты и отпечатала на бедре: ГОНЕЦ ГОТОВ.
Тело, медленно раскачиваясь, корчилось внутри кокона.
— Не переживай, — прошептала она, останавливая вращение, дотронувшись рукой до головы жертвы. — Главные события будут завтра.
День третий
СРЕДА, 27 ОКТЯБРЯ
Тайник
Джейк никак не мог заснуть, все ворочался и вертелся в кровати, пока окончательно не сдался. Поднявшись, он сварил кофе и принялся расхаживать по квартире. За окнами чернела ночь. В голове вертелось надоедливое воспоминание о разговоре с Лиамом во время прогулки между заброшенными бетонными бункерами бывших армейских складов Сенека. На тот момент Джейк посчитал, что старику просто захотелось излить душу.
Машина двигалась сквозь предутреннюю тьму по совершенно пустой двухполосной дороге. Навстречу лишь изредка попадались пикапы фермеров. До восхода солнца Джейк успел проехать по шоссе 96А почти тридцать миль на северо-восток от Итаки. Его окружали пасторальные ландшафты — холмы да фермы. С невысокого подъема открылся вид на цель поездки, выглядевшую в свете фар как заброшенная тюрьма: тройное ограждение скрывало, как слои кожуры луковицу, десять тысяч акров пустыря, который в былое время носил название «армейские склады Сенека».
Историю складов Джейку рассказал Лиам. Их построили по распоряжению Рузвельта накануне Второй мировой войны, Лиам тогда учился в Ирландии. Когда в Перл-Харборе запылали линкоры и Лиам пошел записываться добровольцем в британскую армию, армейские склады Сенека насчитывали пятьсот бетонных бункеров-хранилищ с припасами для американской военной машины.
После войны построили новые, еще более мощные хранилища для ядерного оружия. Лиам в это время был уже в Итаке, начинал работу, которая вскоре принесла ему всемирную известность. Склады тоже стали по-своему знамениты. В лучшие времена здесь работали больше десяти тысяч человек — целый небольшой город. Во всех Соединенных Штатах не было военного объекта крупнее. Джейк вспомнил газетные фотографии, сделанные в восьмидесятых годах, когда доктор Спок под одобрительные крики тысяч участников антиядерной демонстрации залез на забор склада, чтобы привлечь внимание общественности к хранящимся по ту сторону ограждения ядерным боеголовкам.
В наши дни объект перестал кого-либо интересовать. С развалом Советского Союза склады закрыли, а в 2000 году официально сняли с баланса. Теперь здесь безраздельно хозяйничали олени, ивовая поросль и дикие гуси. Часть земель отрядили для других целей: с одной стороны прилепилась тюрьма, с другой — центр молодежного досуга. Сама территория складов превратилась в город-призрак, бетонный мавзолей восемь миль в длину и четыре в ширину, безжизненную путаницу запущенных дорог и бункеров. Во всем штате трудно найти более оторванное от остального мира место.
