Екатерина Александровна с трудом встала с постели. Застарелый ревматизм, наряду с остеохондрозом, тяжёлыми веригами пригибал к земле, не позволяя пожилой даме держать осанку. Помощница по дому отказалась помогать «странной русской бабке», или, как уже давно за глаза называли её соседи по предместью, «сумасшедшей княжне». Причина более чем банальна — неплатежеспособность пенсионерки. Деньги были, но в них прислуга не нуждалась. Молодая филиппинка на ломаном английском требовала еды для себя и своих многочисленных детей. В Англии, куда эта азиатка прибыла нелегально, у неё не было кода потребителя, и она ничего не могла купить за деньги. Поэтому с трудом находила работу в пригороде, где англичане держали огороды, и нанималась работать за еду. Пока у русской были лишние фрукты и овощи с её огорода, она помогала убирать дом, ухаживать за посадками, курами и кроликами. Но прошла зима, в апреле запасы урожая иссякли, поскольку рассчитывались на одного человека, и поэтому с помощницей пришлось распрощаться.
Соседи не любили русскую: только сумасшедший человек может отказаться от кода потребителя, который гарантировал каждому гражданину Великобритании получение продовольственной корзины по фиксированным государственным ценам. Нет, она не боялась имплантировать чип, но была верующей и давней прихожанкой церкви Успения Богородицы и Всех Святых в Лондоне. Сразу же после принятия парламентом Великобритании Закона о гражданском коде потребителя отец настоятель выступил перед паствой и предал закон анафеме. Он призвал верующих игнорировать это «благо», напомнив слова Священного Писания о печати Антихриста. Старушка и сама не хуже священника знала Священное Писание, поэтому, несмотря на болячки, стала заниматься приусадебным хозяйством, чтобы как-то прокормиться, не поддаваясь искушению. Через несколько дней священника убили в собственном доме, вместо него настоятелем, по решению светских властей, стал англиканский священник из новой церкви Абсолютной Веры.
Эта церковь поклонялась Абсолюту и его сыну принцу Харольду Мессии и постепенно вытесняла традиционную английскую, кроме того, не стеснялась в средствах, выступая против своих противников. Таким образом произошёл своего рода «рейдерский» захват храма. На возмущение Зарубежной Русской Православной Церкви Лондон ответил недвусмысленным предложением «провести инвентаризацию» оставшейся церковной собственности и передать за оговорённую денежную компенсацию в новую церковь англиканским «братьям». Англиканская церковь только поддержала Закон о гражданском коде потребителя, церковь же Абсолюта явилась его разработчиком. Пастор новой церкви уже на первой проповеди стал призывать к смирению перед проводимой государством политикой строжайшей экономии жизненных ресурсов.
После этого многие представители русской диаспоры принялись упаковывать чемоданы, возвращаясь на Родину. Благо дела там обстояли куда как лучше, чем в Великобритании, Европе, да по всему миру. Потепление климата, всемирная засуха, уничтожающая урожаи на планете, вызвали смену климатических зон в России. В северных и северо-восточных районах Сибири сложились приемлемые условия для сельского хозяйства. Зоны вечной мерзлоты, подтаивая, пополняли естественные водоёмы, и дефицита воды для сельского хозяйства не наблюдалось. Мерзлота ушла на несколько метров ниже, создав предпосылки для строительства и освоения северных целинных земель под сельскохозяйственные культуры и животноводство. Летняя навигация по Северному Ледовитому океану, ввиду таяния льдов, предоставляла возможность гражданским судам курсировать от Мурманска до Петропавловска-Камчатского. Север ожил. Продовольственная безопасность России была на самом высоком уровне.
Между тем притеснения противников электронного потребительского кода усиливались. Отменялись разрешения на постоянное и временное проживание для тех, кто работал в Великобритании, имел недвижимость, учился, и в некоторых других случаях. Началась депортация «неблагонадёжных» христиан: католиков и, в первую очередь, православных. Таким, как Екатерина Александровна, гражданам королевства выдвинули ультиматум: либо принятие гражданского кода потребителя, либо выезд из страны. Причем имплантируемый в руку чип являлся одновременно и документом гражданина, и его кредитной картой, и подтверждением его прав на социальный пакет. Ещё, правда, ходили простые банковские карты, приобретённые до Закона. Но они уже не пополнялись, и их действие заканчивалось списанием последнего фунта. Правда, по ним можно было произвести второстепенные платежи, оплатить коммунальные долги, штрафы, билеты на транспорт. Однако с них не списывалась оплата за продукты питания, лекарства и тому подобное, столь же необходимое для существования в мегаполисе.
Каждую неделю в СМИ появлялись дополнения к Закону о коде потребителя, расширяя потребительские качества гражданского электронного кода, соответственно сужая и без того ограниченную сферу применения обычной кредитки. Екатерина Александровна знала только одну прихожанку, мать троих детей, которая одна, без мужа, воспитывала вечно голодных сорванцов и которая со слезами на глазах рассказала старой женщине, как приняла условия получения персонального гражданского кода потребителя (ПГПК). Она пришла в муниципалитет, где специальная служба, присваивающая ПГПК, предложила ей подписать так называемую Декларацию Абсолютной Веры. Данный документ предписывал отречение от Христа, Аллаха, Будды, Кришны и ряда других пророков, в зависимости от вероисповедания отказчика, в пользу единого бога Абсолюта и его преемника на земле принца Харольда Мессии. Она подписала, после этого ей укололи палец и попросили приложить к листу, якобы для генетической идентификации. Далее ещё одну каплю нанесли на стёклышко, которое вставили в аппарат, и через несколько минут тот выдал маленький плоский, похожий на клопика, чип. Его-то, зарядив в пистолет, и загнали ей под кожу в области запястья правой руки, поздравили с верным решением. Женщина плакала, говоря, что чувствовала себя при этом хуже, чем изнасилованная.
— Но мне же надо детей кормить. — Она пыталась искать поддержку в глазах Екатерины Александровны, но старая соседка так и не смогла её ничем утешить.
— Валентина, опять твой Квазиморда престарелый прётся. — Генриетта Ивановна — парикмахер мужского зала, отойдя от окна, обратилась к своей коллеге, такой же немолодой, как и она, женщине.
Потому ли, что имя и отчество старшего мастера труднопроизносимо для общения с клиентами, или по иным причинам, но Генриетту Ивановну сердило, что мужчины их города называли её напарницу по имени — Валя, а её всегда по имени и отчеству. В этом она видела «укол» в свой адрес, словно она старше своей напарницы. А ведь они ровесницы! Она пристальней всмотрелась в своё отражение в зеркале, пытаясь отыскать этому причину.
— Как быстро у него отрастают волосы, — не выглянув в окно, сразу поняла, о ком речь, — недели не прошло.
— У меня так сорняк на компостной куче растёт, — засмеялась Генриетта Ивановна, — и лицо у него как у радиационного мутанта. Постригай не постригай, один чёрт, страшней мужика во всей округе не сыщешь.
Генриетте стало немного легче оттого, что этот «страшилка» — не её клиент, а напарницы. Обсуждение мужчины прекратилось с его приходом. Поздоровавшись, он уселся в кресло своего мастера.
— Как всегда? — поинтересовалась Валентина, с удивлением оглядывая длинные космы, неровно подрезанные неумелой рукой.
— Опять пытались сами ровнять? — улыбнулась женщина.
— Да, слишком быстро растут, просто какое-то проклятие. Хоть к врачу иди для обследования, — пожаловался мужчина приятным баритоном.
Голос. Единственное, что было в нём привлекательного. От него веяло каким-то спокойствием и уверенностью.
— Как ваши дела в церкви? — поинтересовалась парикмахер, уверенными движениями состригая его вихры.
— Слава Богу, хотя какие у церковного сторожа могут быть дела в церкви? — улыбнулся мужчина, показав отсутствие передних зубов.
«Лучше бы он не улыбался», — подумала парикмахерша. Приятным мужским баритоном неприязнь не компенсируешь. Она достригла его молча, стараясь не думать об этом человеке.
— Приходите на Крестный ход сегодня. — Прощаясь, он пригласил женщин в свою церковь на встречу Светлого праздника Пасхи.
Городской Кафедральный собор Всех Святых Мучеников готовился к Великому празднику, наряду с другими храмами России. Священники освящали куличи и пасхальные яйца. Архиепископ Новоземельский Дармидонт — новый глава епархии — отмечал праздник в своей духовной вотчине впервые и поэтому волновался особенно. Правда, у него были и другие поводы для волнений. Более всего его заботил следующий за Пасхой день. Он ожидал увидеть у себя в соборе нового православного русского царя, встречу с которым ему было поручено подготовить. Он попытался обратиться с вопросами к старцу Иоаникию, узнать больше о грядущем событии, но монах остановил его, утверждая, что всему своё время, и напоминая о смирении. Архиерей не осмелился гневить отшельника, уважая его духовный подвиг и возраст. Дармидонт слышал про «заговор русских старцев», которые якобы уже не только нашли Богом избранного последнего православного царя, но даже помазали его на царство. Он лишь спросил старца о Патриархе и услышал в ответ: «…приедет на Собор, как без него». Событие окутано тайной, словно это происходит не в Русской Православной Церкви, а в масонской ложе.
