Одно за другим, медленно, ко мне возвращались все мои чувства: первым я почувствовал запах пробуждающейся земли – тот самый, весенний запах, позвавший меня в путь. Мои бренные останки были подхвачены теплым воздушным потоком, и я вознесся над суетящимися внизу людьми, словно перышко. Пролетая над равниной, я заметил внизу блестящую нить речушки, и мне захотелось пить. Воздушный поток оставил меня, и я медленно опустился на берег в двух шагах от темной кромки воды. Я являл собой жажду в чистом виде, но не мог почему-то напиться. «пить… пить…» – молил я, и был услышан. Из камышей послышался ворчливый голос, какой-то старик ругал меня, наверное за то, что я посмел нарушить его сон. Наконец я увидел и его самого: это был бог Пан, со своей свирелью. Не врали греки, он был очень некрасив, мало того, что козлоног.
– Господи, Алексей Леонидыч, как же я рад видеть вас! – сказал фавн, приблизившись. —
Вот выпейте, вмиг полегчает! – добавил он до боли знакомым голосом. И это лицо!
– Святые угодники. Фрол! Меня убили, да? Тебя послали меня встретить?! – возопил я.
Фрол зажмурился и приложил палец к губам:
– Бога ради, тише. Хоть мы и в безопасном месте, но кто его знает.
Старик поднял мою голову и поднес к моим губам чашку с каким-то травяным настоем. Жажда была такой сильной, что я забыл о том, что доверять Фролу неблагоразумно. Я выпил терпкий травяной чай до дна и, откинувшись на мешок, который старик предусмотрительно подложил мне под голову, спросил:
– На этот раз, чай без особых добавок? Он понял мою иронию, и казалось, был смущен.
– Поверьте, у меня были веские причины поступить так, а не иначе. Я должен был уехать, прежде чем я по немощи своей, вольно или невольно нарушил бы данное мною обещание.
– Обещание? Кому ты дал обещание?
– Вашему батюшке, Леониду Прокофьевичу. Вы стали задавать слишком много вопросов, на которые я не имел права Вам отвечать.
– А теперь? Теперь имеешь право? – спросил я, пожалуй, несколько грубее, чем следовало.
Старик покачал седой головой.
– Прошу Вас, батюшка, Алексей Прокофьич! Не делайте из меня клятвоотступника на старости лет!
Чтобы успокоить его, я пообещал, что не буду допытываться относительно тайной организации, членами которой состояли и мой отец, и, судя по всему, он сам.
– Где мы теперь находимся? – спросил я, с интересом оглядываясь вокруг. – Мышами воняет.
– Да! Местечко знатное! – обрадовался Фрол перемене темы. – Мы находимся как раз под поляной, где Вас судили. Это подземелье служит как раз для отступления, в случае внезапного нападения. Ни разу до сего дня не пользовался им.
– А что случилось? Я выпил то, что мне дала молодая полька…
– Они напали… – Фрол сделал паузу, пожевал губами. Было видно, что рассказ дается ему нелегко: …половину наших перебили! Разумеется, моим долгом было Вас спасти, но Вы были так бледны – сперва я подумал, что Вы мертвы. Я увидел около Вас крупного хищника, но он, простите великодушно, побрезговал Вами. К счастью, конечно! Я принес Вас сюда, переждать, пока все не образуется. Господи! А образуется ли?! – вдруг в сердцах крикнул он, и, схватившись за голову, зарыдал, как ребенок. Я не перебивал его, и он продолжал:
– Я видел, как они разорвали моего старого приятеля,… я не смог ему помочь! Слухи о том, что они решатся, ходили давно, а он, приятель тот, все не верил, посмеивался надо мной, шутил!
Похлопав его по плечу, я выразил ему свое сочувствие.
– А где же остальные: мадам Винер, Николя, Альжбета? Им удалось спастись?
Лицо его приняло непроницаемое выражение:
– А… так Вы уже знаете, что Николай Винер занял место вашего батюшки в Клубе? Тем лучше. Мне слишком трудно скрывать от Вас правду, а врать я не приучен. После того, как столько наших братьев и сестер сложили головы, уверен, что сам Господь привел Вас к нам, сколь ни противился этому добрейший Ваш батюшка, упокой Господь его душу! Назад пути не будет – только смерть. Он посмотрел на меня водянистыми глазами, и, улыбнувшись, приосанился. «Боже, бедный старик» – пронеслось у меня в голове.
– А девушка, Альжбета, Вы видели её? – спросил я во второй раз.
Фрол как-то странно на меня посмотрел, и слабым голосом, так что мне пришлось приложить усилия, для того чтобы расслышать, произнес:
Да, я видел, что её закололи, как бешеную собаку. Надеюсь, что она горит в аду, ибо под ангельской внешностью скрывалась подлая и жадная тварь. Это она предала нас.
Я увидел, что он снова плачет, но я не стал его успокаивать. Известие о гибели девушки причинило мне боль, однако мне удалось справиться с чувствами, и я, как ни в чем не бывало, спросил:
– Когда же мы сможем подняться на поверхность? В этой могиле мы скоро околеем совсем, как какие-нибудь кроты.
Старик поднял палец, прислушался. Потом взобрался по лестнице на две ступени, прислушался снова.
– Сейчас все тихо. Пойдемте, но на всякий случай, будьте готовы дать отпор врагу – он протянул мне пистолет.
Мы выбрались наружу недалеко от места, где я ещё недавно замерзал в своей тюрьме, открытой холодному апрельскому ветру. Клетка и сейчас стояла там, факелы догорели, освещенные луной, на земле лежали трупы, некоторые уже были обезображены хищниками, следов которых тут было великое множество. Я искал Альжбету, но не нашел, и в тайне надеялся, что старик ошибся. Мне было приятнее думать, что если бы не её эликсир, я бы был бы мертв. Почему волк так шарахнулся от моего «трупа»? То-то. А судьба охотничьего клуба, мало волновала меня в этот момент. Как знать, может быть, не напади на них эти чудовища, они бы преспокойно вынесли мне смертный приговор. Фрол бы, скорее всего, не посмел бы идти вразрез с Организацией, которую так боится.
– Пойдемте быстрее, не ровен час, они вернутся! – подгонял меня старый слуга, натягивая свой старинный котелок себе на самые уши.
– Но кто – же похоронит тела? – удивился я, сделал шаг вперед и тотчас упал, поскользнувшись на чем-то мягком и склизком. Вставая, я обнаружил под ногами белоснежную когда-то, а теперь грязную, со слипшимся мехом муфту. В лунном свете она выглядела почти черной от крови. В двух шагах, на спине, лежала сама пани Херцигова, её профиль стал ещё безобразнее, но, не смотря на это было искренне жаль её.
Сунув руку внутрь муфты, я сразу почувствовал прохладу серебряного диска. Так и есть! Это были часы графини.
– О, Бог милосердный! – перекрестился Фрол, следом за мной увидев труп старой девы, и склонился над ним, чтобы закрыть ей глаза. Бедная Агнесса!
Этого времени мне оказалось достаточно, чтобы незаметно положить в карман часы – я не хотел рассказывать о находке Фролу, во всяком случае, пока. Мне предстояло открыть тайну могущественной организации, замаскированной под Охотничий Клуб. Не думайте, что я бесчувственное животное, мародер. Сожалея о погибших, я согласился покинуть это место только после того, как Фрол уверил меня, что о телах позаботятся те, кто сделает это намного лучше нас.
***
Прошло время. Был теплый летний вечер, я сидел у себя на веранде, и прожигал время игрой в лото со своими гостями – четой Ивакиных. От безделья я пристрастился курить сигары. Мне уже не терпелось сбежать из дома, хоть на войну, хоть в Новый Свет, на поиски приключений. Но, слава Богу, подходящей войны не случилось, а в Новый Свет я отправиться пока не решался. От Винеров давно не было никаких известий. Фрол, так и не получив от меня письменного согласия о вступлении в Охотничий Клуб, попросил расчета и отбыл в неизвестном мне направлении. При этом, как не пытался я его разговорить, старик проявил недюжинное упрямство, и ушел, обиженно поджав губы. Чтобы заполнить образовавшуюся после его ухода пустоту, я взял на его место нерасторопного, но очень «английского» на вид слугу, с английским же, королевским именем Ричард. «Дворецкость» его облика заключалась в том, что одевался он не в поношенный чесучовый пинжак, с торчащей отовсюду косовороткой, а в настоящий смокинг, который, по его собственным уверениям, он шил на заказ у известного лондонского портного, заплатив за него все имеющиеся у него сбережения. Однако, по имеющимся у меня сведениям, он выиграл эту замечательную вещь в карты у дирижера столичного театра. Это обстоятельство указывало на то, что мой новый дворецкий либо любитель приукрасить, либо шулер. К отличному смокингу прилагались роскошные (даже со спины видать) бакенбарды а-ля Франц Иосиф. Мне нравилось впечатление, которое мой новый слуга производил на моих редких гостей, и я был готов простить ему флегматичность, и даже дурную привычку спорить со мной.
