Жоэль собиралась выходить, когда зазвонил телефон. Бросив куртку на стул, она сняла трубку:
— Да?
Это оказался мэтр Маршан. У него были плохие новости для нее, он умолял сохранять спокойствие, но мэтр Лежанвье…
«Это должно было случиться!» — думала Жоэль, безмолвно слушая. Тем не менее сейчас, когда это случилось, она испытывала болезненное чувство, что ее обманули. В. Л., хотя, и скрывал это, боролся со смертью вот уже год. Почему же он не нашел в себе силы побороться еще несколько часов?
— Я еду! — бросила она в трубку и положила ее на рычаг.
Меньше чем через пять минут она уже мчалась по дороге за рулем «мерседеса».
* * *
Машина «скорой помощи» стояла у дверей, в кабинете мэтра Маршана веяло катастрофой. Адвокат был бледен. Перепуганная мадемуазель Клара металась из конца в конец. Двое санитаров в белых халатах приготовились поднять носилки, на которых лежало неподвижное тело Лежанвье. Всем распоряжался лысый, нездорового вида, срочно вызванный доктор.
— Он… он еще дышит? — спросила Жоэль.
— Да, — резко ответил врач. — Как рыба без воды. Вы его дочь?
Жоэль, не ответив, склонилась над носилками:
— В. Л.! Ты меня слышишь?
У Лежанвье дрогнули веки, но доктор вмешался:
— Позже, мадемуазель! Мы попробуем сделать невозможное, но… Давайте, поднимайте, но осторожно! Малейший удар может стать роковым для него. Ступайте на цыпочках.
Жоэль упала в кресло со стесненным дыханием — уж не страдает ли и она болезнью сердца? — закурила сигарету:
— Как это случилось?
— Он начал диктовать заявление моему секретарю, — подбирая слова, объяснил Маршан. — Она печатала. Вот…
— Я, нижеподписавшийся, — прочитала Жоэль, — Лежанвье, Вернер-Лионель, родившийся в Кагоре 1 января 1908 г., адвокат, свидетель по делу Лежанвье — Лазар, заявляю при свидетелях и добровольно… Это все? — разочарованно спросила она.
— Да, — ответил Маршан. — Это все. Он морщился, диктуя, приступ свалил его на полуфразе.
— Но вы знаете, что он хотел сказать?
Адвокат кивнул:
— Он посвятил меня в обстоятельства трагического конца госпожи Лежанвье, хотел изменить свои показания. По его словам, это он вложил смертоносное оружие в руку находящегося без сознания Лазара, выстрелил два раза в окно павильона, чтобы обмануть следователей относительно времени убийства. Он хотел как можно скорее довести все это до сведения прокурора кассационного суда, чтобы тот приостановил приведение в исполнение приговора. Он… он, кажется, подозревал какое-то третье лицо в убийстве вашей мачехи.
Жоэль нервно затушила сигарету:
— Кого, по-вашему?.. Старика Билли?.. Может, меня?.. Если не считать Диану, больше никого не было в «Жнивье» в тот вечер.
Маршан только развел руками. Он так не любил осложнений!
Жоэль вытащила из куртки новую сигарету, повертела между пальцами:
— Как откладывают казнь?
— Ну… Это случается редко… Тут важно поколебать уверенность прокурора кассационного суда, указать на какое-нибудь нарушение судебной процедуры или сообщить ему новые факты. Если прокурор сочтет необходимым, он сообщит министру юстиции, чье решение суверенно…
— Что вы собираетесь делать?
— Попытаюсь как можно быстрее связаться с прокурором, но никто не знает, где его застать, он вернется поздно, и сделаю все возможное, чтобы склонить его на точку зрения мэтра Лежанвье. К несчастью, приступ помешал вашему отцу закончить заявление. А защитника в обязательном порядке подозревают в истолковывании фактов в пользу клиента…
— Понимаю… — задумчиво произнесла Жоэль. — Вы позволите мне сопровождать вас к прокурору?
— Разумеется, — согласился Маршан. — Но ваш отец… Извините, но я опасаюсь, что ему осталось жить несколько часов…
— Лазару тоже осталось жить лишь несколько часов, — напомнила Жоэль. — Вы идете?
* * *
Прокурор вернулся домой лишь около половины двенадцатого ночи, к тому же в очень плохом настроении.
Он бы выпроводил Маршана, если бы Жоэль, упершись, не отказалась наотрез покинуть помещение.
— Ладно! — вздохнул он, доведенный до исступления. — Я вас слушаю.
Когда Жоэль выложила все, он покачал седой головой:
— Я сожалею, но не вижу в этом ничего исключительного. Если бы мы пересматривали дело всякий раз, как свидетель начинает испытывать запоздалое раскаяние! (Втайне польщенный, Маршан поздравил себя с тем, что прокурор повторил его формулировку.) Я не верю с судебные ошибки, мадемуазель. Конечно же, случается, что эксперты ошибаются, что свидетели друг другу противоречат, но это ничего не меняет по сути дела, в нашем несовершенном мире истина рождается из ошибки… Вы говорите, мэтр Лежанвье под грузом угрызений совести написал заявление. Оно у вас с собой?
Маршан неохотно предъявил бумагу:
— Мэтр Лежанвье сердечник. К несчастью, приступ прервал его диктовку на первых же словах…
— Не густо, не правда ли? — выразил свое мнение прокурор, дочитав и поглаживая короткую бородку холеной рукой. — Между нами, мэтр Маршан… Вы можете поручиться за искренность мэтра Лежанвье?
Этого вопроса Маршан опасался с самого начала. Чувствуя себя неуютно, он заерзал на стуле. Но, поразмыслив, решил, что его как защитника никто не может упрекнуть за попытку спасти в последний момент жизнь подзащитного:
— Мэтр Лежанвье поклялся честью, что считает Лазара невиновным. Он…
— Вы знаете папу… — неосторожно вмешалась Жоэль.
Прокурор прервал обоих, нахмурив брови:
— В ходе процесса мэтр Лежанвье также поклялся честью, что считал Лазара виновным…
Все кончено, подумала Жоэль, совсем. Она сделала все, что могла, даже больше. Дело проиграно.
Она ошибалась.
Прокурор кассационного суда, разглядывая свои холеные руки, казалось, размышлял.
— Не скрою, все это представляется мне сомнительным, — наконец произнес он. — По-моему, Лазар виновен, потому что другого виновного не может быть. За исключением мэтра Лежанвье, но он бы давно признался. Тем не менее…
Отбросив колебания, он снял трубку с телефона, набрал номер.
— Я звоню министру юстиции, — пояснил он, преисполненный великодушия и весьма довольный собой.
Министра юстиции дома не оказалось. Он вылетел на Корсику вручать орден Почетного легиона прокурору Бастии.
Все кончено, опять подумала Жоэль. На этот раз уже все.
Она снова ошибалась.
Прокурор уже вызывал междугородную станцию:
— Соедините с гостиницей «Иль-де-Ботэ» в Бастии… Номер 329… Очень срочно…
Пробило полночь. Через четверть часа раздался звонок:
— Что? — воскликнул рассерженный прокурор. — Это немыслимо, невообразимо!.. Неполадки на линии из-за плохой погоды в Средиземноморье, — подавленно сообщил он Жоэль и мэтру Маршану. — Бастия не отвечает.
— Пошлите телеграмму, — посоветовал мэтр Маршан.
Но прокурор, не дожидаясь советов, уже набирал номер.
— Министру юстиции, гостиница «Иль-де-Ботэ», Бастия тчк, — диктовал он через минуту, — Маршан защитник по делу Лазар — Лежанвье принес заявление мэтра Лежанвье тчк Лежанвье фальсифицировал улики и скомпрометировал обвиняемого тчк Возможна судебная ошибка тчк Защита просит приостановить казнь тчк Никаких личных возражений тчк Казнь назначена на пять часов сегодня…
— Ты спишь? — спросил Билли.
— Нет. А ты?
— Тоже нет.
— Который час?
— Час, полвторого, примерно… Выпьем?
— Мм… Думаешь, потом лучше заснем?
Билли включил свет. У него блестели глаза:
— Ну, чтобы лучше заснуть, у меня есть более радикальное средство…
Дото глазом не успела моргнуть, как оказалась раздетой, почувствовала его губы на своих и тут же, ощетинившись, оттолкнула его:
— Только не этой ночью, дорогуша!.. Я не могу…
— Почему?
— Ты сам знаешь…
— Да нет, честно говоря, не знаю! Разве что ты думаешь о… Лазаре? В таком случае напомню, что он получит свое по заслугам. Сначала Габи Конти, потом Диана… Если бы все было действительно по справедливости, он бы должен был испустить дух дважды.
— Билли! Как ты можешь!.. Человек, с которым мы были хорошо знакомы, встречались, к которому испытывали симпатию…
— Прости! Ты, может быть. Но не я!.. Как подумаю, что Диана… Эй, что это ты так на меня смотришь?
Дото захлопала ресницами:
— Нет, ничего, дорогуша! Ничего! («Только бы он никогда не догадался, что я знаю! — думала она. Что я знала с самого начала!») — Дашь мне чего-нибудь выпить? Покрепче?
Самое страшное позади, думала она. Если сжать зубы, прикинуться дурочкой, не разговаривать во сне, она вскоре опять завладеет «своим» Билли, заставит его забыть даже имя Дианы, этой шлюхи.