Повисла короткая пауза. Вода с шипением билась о дно мойки, тихо шкворчало мясо на сковородке, в окно барабанил дождь. Мэттью погасил огонь и осторожно произнес, убедившись, что Дэвид не спешит продолжать рассказ:
— Интересное имя — Маб.
— Это домашнее имя. Так звала ее бабушка и мы вслед за ней. В городе все знали Маб как Марию, — он выключил воду и принялся натирать тарелки полотенцем, глядя куда-то в пространство перед собой. — Она была ирландкой. И волосы у нее были рыжие-рыжие, как у вас, — Мэттью вздрогнул, поймав его взгляд, и принялся сосредоточенно перекладывать свой ужин в тарелку.
— Когда грянула Депрессия, содержать слуг стало не на что, — продолжил Дэвид бесстрастно. — Осталась только Маб, и та скорее из привязанности к бабушке. И, может быть, из симпатии к нам. Мне нравилось помогать ей в кухне, хотя я больше мешался под ногами. Маб не злилась. Рассказывала нам всякие истории. Про маму. Она знала ее лучше меня.
В горле встал ком. Мэттью опустил глаза, пытаясь вздохнуть. Сердце забилось быстро и сильно, будто пыталось выпрыгнуть из груди.
— Мне жаль, — пробормотал он, не зная, как выразить охватившие его чувства. Дэвид бросил на него короткий взгляд.
— Она знала бездну сказок и страшных историй, — произнес он, как ни в чем не бывало, но голос звучал уже не так расслабленно. — Вам бы они понравились. Древние боги в них тоже были. Жаль, что никто не догадался их записать.
— Почему бы вам не записать те, что помните? Вы ведь писатель.
Дэвид вдруг напрягся. Губы сжались в тонкую нить. Под пристальным взглядом сжался и Мэттью, не понимая, что вызвало такую реакцию.
— Это Джонти сказал вам? Писатель. Ну да, — он забрал у Мэттью пустую сковородку и с грохотом сунул в мойку. — Я не писатель. Больше нет.
— Извините, я не хотел вас задеть…
— О Кристал он вам тоже рассказал? — бросил Дэвид, не оборачиваясь.
Мэттью помедлил. Его охватила дрожь от ледяного голоса Дэвида. Тот расценил молчание как достаточный ответ.
— Он всегда был болтуном. Лучше бы отправился в свою Европу и наблюдал там, что захочет, — Дэвид стряхнул в рук пену, схватил полотенце.
— Послушайте, мне жаль, что…
— Забудьте. И ужинайте, пока снова не остыло, — швырнув полотенце на стол, Дэвид вышел из кухни. Дверь за ним бесшумно закрылась. Мэттью обессиленно уронил голову на сплетенные на столе руки. В окна тихо скребся дождь.
Мэттью не нашел в себе сил окликнуть Дэвида. Ни в гневе уходящего из кухни, ни того, что притаился в глубине зеркала. Он принял ванну, завесив то самое зеркало полотенцем, а потом забрался в постель и быстро уснул, будто провалился в теплую, пахнущую дождем темноту.
На следующее утро, прежде чем бриться, он долго всматривался в свое отражение. Зеркало хранило молчание. Может, все это было лишь плодом его фантазии? Порождением усталости. Результатом дурного сна. Или слишком долгих размышлений о Дэвиде. Проверить было довольно просто. Мэттью помнил, что нужно делать: позвать отражение по имени. Всего и делов — прошептать тихое «Дэвид» и решить, наконец, было ли это видением. Он даже набрал в грудь воздух, но только шумно выдохнул, так и не разомкнув губ.
Нет. Не сейчас. Он не готов столкнуться с этим снова. Может, прежде он поговорит с Мартой. Или самим Дэвидом. В любом случае, утро буднего дня — совсем не время для игр с отражением. Он вынул станок и попробовал лезвие кончиком пальца. Давно пора его сменить. Еще раз вздохнув, Мэттью сосредоточился на бритье, выбросив из головы все остальное.
Погода наладилась. Небо затянули тонкие белесые облака, сквозь которые солнце едва пробивалось. Зато с них не упало ни дождинки, даже тротуары успели слегка просохнуть. К середине дня, когда Мэттью выбрался на ланч, небо совсем очистилось. В ярком свете октябрьского солнца сверкали окна, витрины, белоснежные стены домов, металлические бока проносящихся по улице автомобилей. Даже в офисе словно бы стало спокойнее. За весь день он не поймал ни одного враждебного взгляда. А может, просто был слишком занят попытками печатать как можно быстрее, не ошибаясь и не попадая пальцами между клавиш. Это требовало такого напряжения, что к вечеру Мэттью ощущал себя совершенно вымотанным, словно весь день грузил коробки с книгами и драил старый деревянный пол. Спину ломило, но голова была удивительно ясной.
— Проводишь меня сегодня? — улыбнулась Бетти, когда он надевал шляпу, посматривая в маленькое зеркало у двери. В это зеркало он заметил, как исказилось лицо Майкла, и ответил с широкой улыбкой:
— Разумеется.
На улице Бетти взяла его под руку. Они шли по залитым золотистым светом улицам, болтая ни о чем, и Мэттью ощущал, как грудную клетку наполняет удивительная легкость, какой он не чувствовал уже многие месяцы. Ее не портила даже усталость. Все вдруг стало простым. Страхи, мучившие его с того момента, как он сошел с поезда, отступили. «Все как-нибудь устроится», — обычно говорила Хлоя, и сейчас он чувствовал — так и есть. Все как-нибудь устроится. Не самым плохим образом.
— Не скажешь, куда ты сейчас, если не домой? — спросил Мэттью, когда впереди замаячил перекресток у Центрального парка. Там Бетти свернет налево, а ему предстоит пройти еще немного по прямой, а затем свернуть направо.
Бетти сделала вид, что серьезно задумалась, бросая на Мэттью лукавые взгляды. А потом вдруг встрепенулась:
— Смотри, книжный магазин! Давай зайдем, я хотела купить сказки племяннице!
Вопрос повис в воздухе, но Мэттью не стал настаивать. Его даже забавляла эта секретность, которую старательно хранила Бетти. Кажется, для нее это было что-то вроде игры, и он готов был эту игру поддержать.
Книжный магазин оказался крошечной лавкой. Единственный зал был куда меньше того, что держал отец. Но книг здесь было едва ли не больше. Книги-книги-книги. От множество разномастных корешков у него зарябило в глазах. Воздух знакомо пах пылью, табаком и бумагой. Мэттью глубоко вдохнул этот запах и почувствовал, как сердце застучало быстрее.
— Добрый вечер, — откуда-то слева появился седоволосый мужчина. Судя по испещренному морщинами лицу, он был в весьма почтенном возрасте, но безукоризненно прямая осанка и ясный взгляд не позволяли назвать его стариком. — Ищете что-то особенное?
— Добрый вечер, сэр! Вы мне не поможете? У вас столько книг… — прощебетала Бетти. Мэттью рассеянно улыбнулся и, оставив их беседовать, медленно побрел вдоль полок. Кончики его пальцев чуть касались книжных корешков, поглаживая. Он не вчитывался в названия, выхватывая то одну, то другую знакомую фамилию, примелькавшуюся обложку. Каждая отзывалась теплым толчком в груди, и это тепло медленно разливалось по всему телу. Это было что-то между возвращением домой и встречей со старым другом. Если бы Мэттью хватило рук, он бы обнял весь этот заваленный книгами зал.
— У вас прекрасный магазин, сэр. Мой отец держал похожий, — улыбнулся Мэттью, когда Бетти уже расплачивалась за выбранную книгу. Мужчина поднял на него глаза и, помедлив, тоже улыбнулся.
— Спасибо, сэр. Непросто сейчас приходятся таким лавкам, как наша.
Мэттью кивнул:
— Но в последнее время становится лучше, разве нет?
— Как сказать, как сказать… Вроде и денег становится больше, а сил не прибавляется, — мужчина вздохнул, хотел сказать что-то еще, но бросил взгляд на застывшую у дверей Бетти, на Мэттью, и протянул ему сухую жилистую кисть: — Что ж, передавайте привет отцу. И заглядывайте к нам снова.
— Обязательно.
Они пожали друг другу руки.
Искрящееся чувство в груди согревало его всю дорогу до дома.
В квартире было сумрачно и очень тихо. В запахе благовоний, витавшем в коридоре, Мэттью почудились сладкие нотки дурманящего дыма. Мэттью зажег свет, разделся, заглянул в столовую. Там его ждал остывший ужин, который Мэттью съел с большим удовольствием. Тарелка Дэвида уже была пуста. Висело ли его пальто в прихожей, Мэттью не помнил, но тишина в квартире была такая, что казалось — никого, кроме него, здесь нет. Убрав посуду, Мэттью остаток вечера провел в кабинете, набирая текст Фицджеральда, пока не начало ломить кисти. Дэвид так и не объявился. В каком-то смысле Мэттью был даже рад этому. Ничто не нарушало тихий вечер. Его первый по-настоящему тихий вечер в этой квартире.
