Как она держится, как разговаривает! Игра предстоит крупная, чего мелочиться, пусть обустраивается. Хотел нанять дизайнера, но девушка экономила. И что она там устроила? Квартиру для встреч. Проститутка. Она заявлялась к обеду усталая и гордая, навеселе, и швыряла засаленные сотни на кровать, закатывала истерику. Репетировала? Меня не проймешь. Я собирал бумажки, тщательно пересчитывал, как жадный эксплуататор, рвал на глазах, и спускал в унитаз. Потом доставал новенькие хрустящие купюры из старых запасов, и выдавал ей положенную половину. Договор есть договор. Дура! Я надеялся, что она рано или поздно образумится, поверит в серьезность отношений, но она играла в свою женскую игру. Угрозы и внушения не действовали. Силу применять не решался, мне нужна умная помощница, пусть с дерзкими выкрутасами, а не психопатка с реакциями бешеной собаки. Я надеялся на случай, который расставит все по своим местам и выстроит отношения, как полагается, по ранжиру. Такой случай представился: нарвалась она на левых рэкетиров.
Пума девочка с гонором, моя вина: избаловал. Она послала их, при этом умудрилась мое имя не упоминать. Гордыня! Они ее окружили, достали бритву, и срезали всю одежду, пообещав в следующий раз шкуру содрать. И оставили в центре города, как говорится, в чем мать родила. Сообразила, бросилась ко мне, опять слезы: еще и упреки посыпались.
– Хватит борзеть, детка, – сказал я, подавая кимоно. – В следующий раз тебе не лифчик с трусами, а титьки отрежут, или носик. Совсем дура?.. Приведи себя в порядок.
Я позвонил Максу, в тот же вечер состоялась экзекуция. Пума привела меня в ресторан, на выходе из которого ее рэкетировали, указала на шумную компанию парней, сидевших в центре зала. Один из них помахал рукой, приглашая Пуму к столу, заметив меня, отвернулся. Я отвел даму к стойке, ненадолго вышел, Макс ждал в машине. Через пару минут в ресторан зашли серьезные ребята, чего там, сидевшие мужики с ломиками, окружили компанию. Никто с ними не разговаривал, никто не объяснял, но пауза была впечатляющая, чтобы успели сообразить. Похватав со стола ножи и вилки, парни повскакали с мест, оркестр с визгом умолк. За десять секунд им переломали руки и ноги, реально переломали, тут вам не кино со Шварценеггером. На Пуму этот эпизод произвел сильное впечатление.
– Больше половины получать не будешь, как договаривались. Не хочешь головой думать, работай задницей, ищи на жопу приключений. Нарвешься еще раз, продам Университету дружбы народов. Пусть тебя негры эксплуатируют, а с меня достаточно.
– А что! Это мысль…
Чего она там надумала, не знаю, только на следующий день Пума исчезла, с концами. Нет, не искал. Тут кто кого переждет, чей характер крепче, тот и бал правит. Куда она денется!? Прошла неделя, другая, вот и месяц на исходе. От Пумы ни слуху, ни духу. Признаться, загрустил, и даже тосковал. Бастует крыса, беззлобно думал я, слоняясь по квартире. Ничего, воздух выйдет, деньги кончатся, на цырлах прибежит, шелковая киска. Вряд ли рискнет работать сама, урок получила, а замуж выходить – не в ее стиле. Вдруг звонок из Парижа. Как, что! – не чужая все-таки. Как мысли прочитала, сучка. Замуж она выходит, за дипломата, квартиру могу забрать, больше не нуждается. Сколько времени и сил! Псу под хвост. А сколько надежд? Пожелал ей счастья, посоветовал не возвращаться. Интонацией дал понять, что убить не убью, но покалечу. Вслух не сказал, зачем свадьбу портить.
Наступил очередной кризис, я намертво охладел к жизни, словно перенес любовный катаклизм. И зачем жить, если жить не интересно? Прав был Пушкин! Сладостное внимание женщин – едва ли не единственная цель наших усилий. Исчезла Пума, пропала жизнь. Я готов был переломать мебель и выброситься в окно, выпрыгнуть и переломать ноги, лежать возле гастронома! Все готов перенести, муки и унижения, лишь бы вернулась Пума, сидела возле кровати и шептала: бедненький. Курам на смех, сутенер влюбился в проститутку. Что со мной такое? Расставанье маленькая смерть… Запил, конечно.
С пьяных шар начал писать стихи, умора. Небритый сутенер, заливаясь горючими слезами, кропает вирши про листья осенние, и вдруг осенило. Африка, пожар в груди! Вот так, дорогая Пума. Покусаешь себе локти в Париже, не ожидала? Идиот, кретин. Но возвращаться в мир негодяев и проституток я решительно не хотел. Где был счастлив, туда не возвращаюсь. Пусть будет бедная, но честная жизнь. Буду бродить по улицам в свитере с заплатами. Не буду рассказывать, как бегал на почту и рассылал рукописи по редакциям, как мучительно ждал ответа, суета и тлен. Жить стало не на что. И все-таки держался, чего-то ждал, к промыслу не возвращался, одалживал суммы у соседей, квартиру ее сдавал, рента выручала, даже голодал, почему нет? Однажды свершилось. Позвонила Пума. О, это тяжкое испытание. Замуж не вышла, что-то там не сложилось, в их сраном Париже, я молча наслаждался. Извинилась за прошлое, спросила про квартиру, я молчал. Плакала, просила прощения, предлагала сотрудничество.
– Умерла так умерла, – резюмировал я. И положил трубку.
– Ты об этом пожалеешь! – завопила она, позвонив снова, и без малейшего перехода начала клясться в любви. И я снова положил трубку. Дважды в одну реку не войдешь, а на грабли наступать, извините, не так я воспитан. Моя душа алмаз, кремень. Шлак, антрацит. Углеводороды, в общем. Переболел. Плюнув в когорту маститых писателей, не захотевших принять меня в свои продажные ряды, я предпочел труд честного артиста, но уже без Пумы. Впрочем, я не в обиде, получил прививку от любви. Даже заочное ее возвращение совершило чудо, я возродился из пепла, как птица Феникс. Шкурки лягушачьей не оказалось под рукой, а то бы сжег. Одна мысль, что она где-то тут рядом, ходит по городу или с кем-то спит, согревало душу и сердце, огонек любви теплился. Не хватало личной встречи, и Пума бы добилась чего ей угодно, свила из меня веревки и накинула удавку. Именно! Поэтому я старательно избегал контакта. Скоро дела поправились, сейф хрустел банковскими упаковками, я присматривал современную модель, надоело ключом по ночам бряцать, засовами тюремными соседей пугать.
И вот, отмечая день возрождения из пепла, я познакомился в ресторане с артистом Волошиным. Это знакомство оказалось первой ступенькой лестницы, на которую я ступил, не подозревая, куда приведет. А вела она на эшафот. Об этом речь пойдет дальше, а пока я, проводив своего братца по фамилии Ежов, посмотрел на часы. Ровно шесть! Пора звонить супруге народного артиста, который должен быть уже в театре. Итак, гражданка Волошина, ваша порядочность под угрозой. Готовьтесь к
