Выпуск закончился, и Сид перевел дух. Фоторобота Блу не было. Его самого в розыск вроде тоже не объявили. Так что они пока не в бегах, а просто вышли прогуляться. Он налил себе еще водки — от нервов — и сообразил, что вода-то уже давно не течет. Дверь ванной была закрыта. Ни звука. Он окликнул Блу. Она не ответила. Он встал и постучал в дверь. Тишина. Он постучал сильнее. Запаниковал.
Он не знал о ней ничего, кроме того, что она непредсказуема. Перед тем как запереться, была в поганом состоянии. Еще на первом занятии в Профилактике самоубийств Сида научили распознавать критические ситуации. Девчонка только что потеряла брата. Час назад у нее на глазах подстрелили двух человек. Пьяная и накачанная опиумом. Сама как будто в холодном отчаянии.
Сид стал колотить в дверь так, что та чуть не вылетела. Через несколько секунд, томительных, как часы, Блу ответила в своем обычном стиле.
Она закричала:
— Что вам надо? Отстаньте, Парадайн.
Он бы с удовольствием врезал ей. Обозвал себя дураком. Понял, что сам пьян не меньше ее. Стал орать:
— Что вы там возитесь полчаса? Почему не отвечаете, когда я зову?
— Потому что не хочу с вами говорить. Ни с вами, ни с кем другим.
— Вылезайте.
— Нет.
— Вылезайте, — заорал он и выбил дверь ногой. — Мне скучно.
Их швырнуло друг к другу, как в детстве. Когда жизненно необходимо уцепиться за кого-то. Вжаться, сплавить два металла в один, близкий по химическим свойствам к взрывчатке. Теоретически, трахнуть ее просто полагалось, чтобы скрепить их тандем посреди стольких кошмаров. На деле случилось чудо — на каком-то подкожном уровне. Блу — как будто всю жизнь этим занималась, он — как последний раз перед смертью. И никто не остался внакладе. И так трижды. Первый раз — быстро, они даже не разделись. Даже не дошли до кровати. Рухнули на пол посреди разбросанных тряпок, и он сразу испугался, что заспешит и ей не понравится, и стал думать про выпуск новостей и считать мертвецов, но отчего-то, как он ни проклинал себя за это, это его еще больше возбуждало, а вовсе не отвлекало. Не отвлекала ни окружающая обстановка, ни безвкусица, ни лучи башни «Светлый мир», резким светом заливавшие их тела, ни вой сирен совсем рядом, возможно означавший, что финиш для них уже близко. Потом они оказались на кровати, и одежда полетела в стороны, так что вскоре на них остались только бинты, и это тоже сыграло свою роль, напомнило, что сейчас у них только краткая передышка, и они не стали ее упускать. А потом партию повела она, — и в третий раз было еще лучше. Он лежал на спине, она была сверху и вела его руку и держала ее в ладони до конца. Потом она запрокинула голову, задышала чаще и глубже, вскрикнула — и задним фоном возникла объятая пламенем машина. Блу оторвалась от него, упала рядом, — им наконец удалось посмотреть друг на друга, и в глазах Блу он увидел больше, чем надеялся найти: что-то похожее на чистое счастье и перспективу непонятно чего, а может, и резон еще немножко порыпаться и постараться выжить.
В ту ночь Сид спал с пистолетом в руке, спал пустым сном, в который не проникло ни одно сновидение. Около пяти проснулся от приступа тревоги. Вскинул пистолет. Впереди стенка. Блу рядом не было. Он натянул джинсы и вышел из комнаты. Коридор без окон, черная темнота. Прищурился, чтобы глаза привыкли к мраку. «Блу, Блу», — позвал он как можно тише. Ответа не было. Прокрался к лестнице. За дверью голоса. Открыл.
Тевер. Сопит на полпути к экстазу. Похрюкивает от удовольствия. На уровне ремня — чьи-то русые волосы. А этот запах… Пахнет потом и фрикционным гелем. И еще чем-то, что он распознал через долю секунды. Детским шампунем.
Парнишка оглянулся, и Сид в темноте встретился с ним взглядом. У парнишки глаза были синие, как у нее. Сид стал искать в них что-то и не нашел ничего. Парнишка утер губы, Сид резко захлопнул дверь.
Не видеть.
Не знать.
Он шел наверх по лестнице, желудок свело, в глазах саднило от всей этой мерзости, от поганого мира, от бессилия хоть что-нибудь с этим поделать. Двинуть бы в морду этому Теверу. Чтоб навсегда отбить вкус к свежатинке. Дать бы как следует в его гнусную рожу. Хуже всего то, что Тевер ему, в общем, нравится. Тевер был классный мужик, уж точно не самый поганый, просто время от времени полировал себе член — с детской помощью. Не он один. Не он первый, не он последний.
Пропади он пропадом, этот Город, думал Сид, пусть бы мы все тут передохли, включая последнего из праведников.
Блу сидела посреди гостиной. Она не двигалась.
С места, где он стоял, он видел ее в три четверти. Нос с легкой горбинкой, волевой подбородок, светящаяся точка широко раскрытого глаза. Она не слышала, как он подошел. Он сделал несколько шагов, не скрываясь, — она не отреагировала. Блу полностью ушла в созерцание.
Празднество оставило после себя шлейф стеклянной пыли, лужи спиртного и кучки осколков, но дети-куклоиды стояли на месте. В полутьме они казались деревянными статуэтками. В тишине слышалось их дыхание.
Блу сидела лицом к одному из детей. Она придвинула лицо совсем близко, почти нос к носу. Она дышала в такт ему, в такт со всеми. И тоже как будто выглядела неживой.
В ее взгляде не осталось ничего.
Только слабый отблеск чистоты.
Сид развернулся и пошел спать.
«Дермо» — «лидер пластической реконструкции с 96 года» — располагался на углу Сороковой улицы и Майкрософт-авеню, в самом сердце делового квартала, в двух шагах от башни «Светлый мир», охраняемой армейскими джипами и солдатами, до неприличия увешанными оружием, — и все это, чтобы регулировать движение канцелярских крыс в белых воротничках. Если бы над флагами не веяло истерикой (башня «Светлый мир» до паркинга была набита ментами, квартал полностью оцеплен), можно было подумать, что Город не верит в опасность. И хотя опасность тряскими видеозаписями, развалинами, пожарами и крупными заголовками выплескивалась с титановых экранов по всей длине Майкрософт-авеню, по первым этажам туманоскребов, рядовые абоненты как ни в чем не бывало рубили бабки — под вонь фритюра, автомобильные выхлопы и привычно-успокаивающий гвалт клаксонов и ругательств.
Когда Сид — в зеркальных очках и каскетке беглого преступника — вышел из метро, на него даже накатило что-то вроде головокружения от неслабеющей активности Города, и он подумал, не видится ли ему все это в бреду. Погода была жаркой и влажной, с широкого пространства площади Светлого мира ветер резко задувал в узкую улицу. Перед «Дермо» водители играли в поддавки — «мини» проскальзывали под носом у «седанов», во втором ряду припарковался «роллс» с номером «ВЕНС-8-ВНЕ». Часы на башне «Светлый мир» пробили одиннадцать. Сид проинспектировал окрестности. Перекрестки, потоки машин, двери домов. Если не считать четырех солдатиков, переминавшихся у киоска с хот-догами, вокруг — одни штатские. Впереди — фасад «Дермо»: идеальных пропорций женское лицо размером в три этажа. Ступеньки вели в рот, выполненный из искусственного мрамора и разверстый так, что впору заглотать всех шлюх секции. Сид вошел внутрь. Комфорт и рекламные ролики на бесчисленных экранах, объясняющие историю и методы пластической реконструкции. Там и сям видны девушки-куклоиды, сидящие на кубах из органического стекла. Раскрашенные в розовое и черное — фирменные цвета «Дермо». Перекроенные начисто в рекламных целях. Над стойкой рецепции — гигантская вывеска:
ВСЕ МЫ ИМЕЕМ ПРАВО НА МОЛОДОСТЬ.
ВСЕ МЫ ИМЕЕМ ПРАВО НА КРАСОТУ.
ВМЕСТЕ С «ДЕРМО» И ПРИ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ВНЕШНЕГО ВИДА КРАСОТА ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ ПРИВИЛЕГИЕЙ.
Понял-понял, не продолжайте, подумал Сид. Под вывеской виднелся длинный темно-коричневый прилавок, где соответствующие местным параметрам создания орудовали наушниками и микрофонами. Вспомнилось неприятное: девица из интернет-кафе — мир ее праху. Он ниже надвинул козырек и, подойдя, спросил Кэри Венс. Дежурная ответила, что мадемуазель Венс сейчас в «Ногах». Сид повернул голову и прикинул длину коридора, где тихо переругивались разномастные дуэты мамаш и дочек. Мамаши были все видные и без возраста, все работали под звезд. Дочки сжимали костлявые коленки и смотрели в сторону. Он умоляюще глянул на дежурную. Дежурная вызвалась проводить. Они отправились к лифтам. На экране Анна Вольман крупным планом нахваливала достоинства «Дермо». Дежурная сказала ему, что Анна у них постоянный клиент. Сид не стал говорить, что и у него Анна была постоянной клиенткой, когда он работал в Профилактике самоубийств. Вышли на пятом.
Без единого слова они прошли зубы, органы и волосяные импланты, где несколько лысеющих банкиров лет под сорок застенчиво ждали приема, теребя свои трейсеры. Из глубин заведения доносились крики, плохо заглушаемые приторными голосами с экранов: «Разработанная в 8 году в Лабораториях пластическая реконструкция далеко ушла от древней пластической хирургии»; «Гипердерма изготавливается на основе производного силикона. При низкой температуре он представляет собой полувязкое вещество. На первый взгляд он как две капли воды похож на слизистые выделения». Мимо в инвалидных колясках проехали девочки лет десяти. Девочки роняли слюни и качали головами из стороны в сторону. Сид спросил, с чего это девчонки сидят в колясках. Дежурная посоветовала ему сначала переломать все ребра, а потом попробовать бежать стометровку. «Мы все имеем право на молодость. Мы все имеем право на красоту. Вместе с „Дермо“ и при поддержке Министерства внешнего вида…»
