— Чуда нет. Просто произошла ошибка, — поправил он суше, чем ему бы хотелось. — В морге оказался тип, с которым мы похожи как две капли воды. Полагаю, у тебя есть логическое объяснение…
Вместо ответа Марк лишь сказал, что пропала Элен.
Почти в это же время некий Тэдди позвонил в жандармерию, сообщив о появлении в его заведении какой-то ненормальной.
Луиза слегла. Ни от кого не укрылось, что ее недомогание случилось сразу после известия о том, что Лукас жив, а вместо него убит некто, удивительно на него похожий. Однако это никому не показалось странным. По правде говоря, все были потрясены невероятной новостью, и все ждали появления виновника этого чуда.
Все, кроме Жюльетты и Жилль.
Инцидент произошел после того, как супруга Ронана заметила вышедшего из одной из комнат второго этажа Пьеррика, который быстро спрятал что-то за спину.
— Нашел свою куколку, — промямлил он с гримасой, означавшей улыбку. Веко его дергалось в сильном тике.
Он попытался было удрать, но не поддавшаяся на обман Жюльетта заставила его показать то, что он прятал за спиной. Это оказалось нечто хлопчатобумажное, свернутое в рулончик, ничего общего не имеющее с комком грязных тряпок, с которыми он никогда не расставался.
Она сразу узнала бумажный свитер, принадлежавший Ронану.
От свитера взгляд Жюльетты поднялся к Пьеррику, затем отклонился в сторону комнаты, из которой тот только что вышел, словно вор.
Она рывком распахнула дверь и застыла на пороге. Бесполезно и спрашивать, чья это комната! Безвкусно обставленная, она могла принадлежать только одному человеку…
Драка женщин была в разгаре — с явным перевесом Жюльетты, — когда семейство Ферсенов возвратилось в поместье.
— Я займусь ими, — шепнул своей жене Лукас, радуясь передышке, которая позволяла ему на время отложить неприятные объяснения. — Помоги отцу проводить ее в комнату, — добавил он, показав на Элен. — Я скоро буду. — И он направился к двум фуриям, избравшим местом битвы розарий. Неожиданное появление виновника чуда положило конец безобразной сцене и заткнуло обеим рты.
Полицейский расхохотался при виде размазанного по лицу Жилль макияжа.
— Живо умываться! Иначе вместо призрака твоя семья увидит вампира!
Дочь Алисы, презрительно выпятив нижнюю губу, удалилась, а Лукас крепко удерживал Жюльетту, рвавшуюся за ней.
— Возможно, есть лучший способ вернуть себе мужика, чем лупить эту бедную девушку!
Супруга Ронана собрала остатки самообладания.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Пожав плечами, он собрался было уйти, но она тихим голосом остановила его:
— Какой способ?
Улыбаясь, Лукас вернулся и прошептал на ухо Жюльетте несколько слов.
Несколькими минутами позже ему было не до смеха.
— Тебе было шесть лет, когда я встретил твою мать.
Лукас ожидал всего, кроме этого.
Признание того, что он не его отец, нелегко далось Марку. Он познакомился с Элен одним сентябрьским днем 1968 года в Париже.
Молодая женщина почти бросилась под колеса его машины, пытаясь поймать вырвавшегося ребенка. Ее только оглушило, и она отказалась от предложения отвезти ее в больницу. Он довез ее до Бельвиля, где они с сыном жили в небольшой двухкомнатной квартире. Узнал он о ней лишь то, что она медсестра, а ее муж умер вскоре после рождения сына.
— Ты не пытался узнать побольше? — жестко спросил Лукас.
— Она сказала только, что семьи у нее больше нет, что ее прошлое умерло вместе с мужем.
— И этого оказалось для тебя достаточно?
Подобие мечтательной улыбки появилось на лице того, кого он больше сорока лет считал своим отцом.
— Она сказала, что если я ее люблю, то не должен задавать ей лишних вопросов. Я безумно любил ее и никогда ни о чем не спрашивал.
Лукас разочарованно поморщился, подумав, что единственным человеком, способным ему сказать что-нибудь о близнеце, лежавшем в морге, была женщина, пораженная болезнью, необратимо иссушившей ее память.
И все же вместе с Мари он пошел в комнату Элен. Он всячески пытался нащупать тропинку в сложной и непрочной архитектуре больного мозга, пользуясь ключевыми словами, которые могли вызвать хоть какой-нибудь отзвук.
Но ничто, никакое имя, казалось, не доходило до сознания его матери.
Погрузившись в глубокое молчание после возвращения из секс-шопа, она будто обратила свой взор внутрь себя, в свое прочно закрытое для всех прошлое.
Лукас терял терпение, и, не будь здесь Мари, он, может быть, начал бы трясти ее, чтобы вырвать хоть намек на ответ.
— Мы получим его по-другому, я тебе обещаю, — прошептала ему жена.
После их ухода Элен еще долго пребывала в прострации. В какой-то момент она вышла из нее, опустилась на колени возле одной из двух кроватей и, вытащив из-под кровати комок грязноватых — когда-то белых — тряпок, прижала его к сердцу.
Мурлыкая колыбельную песенку, она баюкала куклу Пьеррика.
Ночь опускалась на Киллмор, и в морге было пустынно.
Внутри помещения только слабый свет ночников дырявил темноту, образуя в промежутках зеленоватые тени. В обложенном кафелем коридоре царила мертвая тишина — увы, в буквальном смысле слова.
Двери анатомички, где производились вскрытия, бесшумно отворились.
В глубине комнаты находилось что-то вроде алькова с десятком холодильных камер, расположенных в два ряда. На торце каждого ящика имелась этикетка, где записывались имена временных постояльцев. Сейчас все они были чисты. Все, кроме одной.
Большими буквами на ней было написано: БЛИЗНЕЦ. Легкий парок поднялся от ящика, заскользившего на полозьях.
Над островом Химер висела луна. В черной воде озера отражалось звездное небо.
Призрачная фигура размеренно передвигалась вдоль берега, перебирая четки, которые, словно метроном, отмеривали ее шаги.
Зернь — шаг. Зернь — шаг…
Обычно привратница возлагала на себя обязанность два раза обойти озеро, как другие — три раза прочитать «Pater» или четыре — «Ave».
Обычно ничто не нарушало этого ритуала, который она совершала с полузакрытыми глазами, дабы теснее быть в единении с природой и ее Создателем.
Но в этот раз ноги ее, обутые в сандалии, наткнулись на препятствие.
Она подумала, что это всего лишь толстая сухая ветка, упавшая на берег, и в простоте душевной нагнулась, чтобы взять ее и отбросить в сторону.
Позже она вымаливала у Бога прощения за то, что позволила ничтожному порыву возобладать над благочестием.
Но тогда она икнула от ужаса и выронила то, что приподняла, — нечто холодное, безжизненное и волосатое.
Человеческая нога!
Тело покоилось в монастырской часовне.
Мать Клеманс осторожно приподняла покрывало и молча смотрела на лицо близнеца. Губы ее поджались, слившись в одну черту, когда она заметила темное пятно гематомы на посиневшей коже.
Тот факт, что мужчина был наг, а одежда его лежала рядом на берегу, для настоятельницы монастыря означало только одно: он пришел купаться вопреки запрещению, нырнул и наткнулся на обломок скалы.
— Другого объяснения не должно быть, — постановила она.
Привратница медленно кивнула, моля небо, чтобы это оказалось правдой в устах настоятельницы. Однако обе не могли подавить засевшую в них тревогу.
— Мы похороним его на рассвете, до того как проснутся сестры. А теперь оставьте меня, прошу вас.
Оставшись одна, мать Клеманс, скрестив руки, положила их на сложенные руки близнеца и попросила у него прощения за то, что не смогла уберечь его, как обещала.
Глаза ее наполнились слезами, когда она наклонялась, чтобы благоговейно запечатлеть поцелуй на холодном лбу.
Бедный малыш Пьер!..
Приподнявшись на локте, Мари неотрывно смотрела на вытянувшегося рядом мужчину. Ее невольно завораживала ритмично вздымавшаяся в такт дыханию грудь. Она еще переживала те чудесные мгновения, которые он ей подарил. И в то же время ей было немного тоскливо, потому что она чувствовала, что будущее их туманно.
На миг образ мужчины, лежавшего в морге, наложился на образ Лукаса.
Кем же он мог быть?
Близнецом, как это предполагал Лукас? Братом, с которым его разлучили при рождении и о котором отказывалась говорить его больная мать?
Вполне возможно. Мари понимала, как ужасно ничего не знать о своих настоящих родителях, и хотела побольше поговорить с ним об этом, но он воспротивился.
— Элен — моя мать, у меня нет никаких сомнений. Что касается Марка, то все связывающее нас не может сводиться к одним сперматозоидам.
— Значит, ты не попытаешься узнать истину?
— Ну отчего же? Хотя мне и не по душе копаться в жизни матери. Пока что главное для меня — найти Келли и узнать, что же такое она обнаружила.
