— Не так чтобы об услуге, — ответил я, — хотя, если это сработает, я буду счастлив. Мне кажется, я могу подкинуть тебе хороший сюжет.
Нагруженная большими пакетами Алекс появилась у меня ровно в семь вечера. Она принесла суши, купленные ею в японском ресторане в Арлингтоне, острый японский суп, салат под имбирным соусом и бутылку саке.
Мы пили из крошечных фарфоровых чашек подогретое саке. Суши мы макали в соевый соус, смешанный с васаби, и укладывали поверх ломтики сырого имбиря.
Единственной уступкой, сделанной нами западной цивилизации, стал послеобеденный кофе, пить который мы устроились в гостиной. И едва устроились, как зазвонил мой домашний телефон. Вызов поступил от детектива уголовной полиции штата Роджера Горовица.
— Я послал за тобой детектива Бенетти, — сообщил он. — Она будет у тебя минут через десять. Приготовься.
Я положил трубку и сказал Алекс:
— Это Роджер Горовиц. Сюда направляется, чтобы отвезти меня непонятно куда, его напарница. В чем там дело, я не знаю, но мне придется поехать с ней.
Алекс кивнула:
— Как по-твоему, это надолго?
— Трудно сказать, — ответил я. — Дождешься меня?
— Конечно. Мы с Генри посмотрим по телевизору какой-нибудь фильм. — Она заглянула мне в глаза: — Роджер Горовиц работает в убойном отделе. Значит, это как-то связано с…
Я кивнул:
— С убийством. Скорее всего, так.
Я наклонился, поцеловал ее в губы. Потом надел куртку и вышел на крыльцо дома, чтобы подождать там Маршу Бенетти.
Несколько минут спустя перед крыльцом остановился темный «седан».
Я уселся на переднее сиденье, рядом с Маршей. Она уже несколько лет состояла в напарницах Горовица. Темноволосая, изящная женщина с высокими скулами и большими темными глазами. На офицера полиции она походила примерно так же, как я на борца сумо.
— Так что у вас? — спросил я.
— Труп, — ответила она.
— Чей?
— Понятия не имею.
— Где?
— В Актоне.
— Не знаю, как вас, — сказал я, — а меня такого рода скупые диалоги давно уже начали утомлять.
Она взглянула на меня:
— Простите. Я с шести утра на работе. И рассчитывала провести тихий семейный вечер, сидя в пижаме перед телевизором и поедая попкорн.
— Убийцы с нашими планами почему-то никогда не считаются.
Марша не улыбнулась, только сказала:
— Это точно.
Машина шла на запад по второй магистрали. Мы миновали отель «Бест-Вестерн», в котором остановилась Алекс, свернули на круговую развязку, а с нее на шоссе, ведущее к Актону. Еще через несколько миль Марша повернула направо и вскоре съехала с шоссе на лесную парковку.
Здесь стояло по крайней мере полдюжины машин. Дальше по склону я увидел, как среди деревьев расхаживают какие-то люди с фонарями.
Марша открыла дверцу.
— Идите за мной, — сказала она.
Ее большой полицейский фонарь осветил извилистую тропу, ведущую к журчавшей в темноте воде. Голоса людей звучали все громче, свет фонарей становился ярче. Мы вышли на поляну, через которую протекал небольшой ручей. На ней стояла группа людей — человек восемь-десять.
От них отделился и направился к нам Горовиц.
— Спасибо, что приехал, — сказал он.
— Большого выбора ты мне не оставил, — ответил я.
— Нет, — согласился он. — Не оставил. Пошли. Вон туда.
Мы приблизились к группе полицейских.
— Расступитесь-ка, — велел им Горовиц.
Они расступились, и я увидел тело, лежавшее лицом вниз на песчаном берегу.
Убитый был одет в выцветшие синие джинсы, грязные белые кроссовки и темно-синюю ветровку. Темные, коротко стриженные волосы, небольшое плотное тело. Назвать его возраст я бы не взялся.
Горовиц опустился возле него на колени и сказал:
— Подойди, Койн. Взгляни, может ты его знаешь.
Я присел рядом с Горовицем на корточки. Он потянул тело за плечо, перекатил его на бок. Голова убитого откинулась на песок под каким-то странным углом. Горовиц посветил ему в лицо.
Первым, что я увидел, было горло, рассеченное почти до самого позвоночника. Вторым — лицо убитого, лицо Педро Аккардо.
— Я знаю, кто он, — сказал я Горовицу. — И почти ожидал этого. Его имя — Педро Аккардо.
Горовиц встал. Я тоже.
— Вопрос, — сказал я Горовицу. — Почему ты решил, что я могу знать его?
— Давай поговорим в машине, — ответил он.
Мы вернулись на парковку, Горовиц посветил фонариком на седан Марши Бенетти и сказал:
— Залезай.
Я уселся на пассажирское сиденье, Горовиц — за руль. Он достал записную книжку, открыл ее:
— Продиктуй мне его имя, по буквам.
Я продиктовал и спросил:
— Документов при нем не было?
— Если бы они были, — ответил Горовиц, — зачем бы ты мне понадобился? Так откуда ты его знаешь?
— Он был другом Гаса Шоу.
И я рассказал Горовицу о встрече Педро — Пита — с Гасом в «Сонной лощине». Сказал, что Педро и Гас входили в группу взаимной поддержки, состоявшую из людей, которые вернулись из Ирака с посттравматическим стрессовым расстройством, что группу эту возглавляет человек намного старше их — Филипп Трапело, которого все называют Сержантом. Сказал, что разговаривал с Трапело о Гасе, пытаясь понять, действительно ли Гас покончил с собой. Упомянул и о своих разговорах с Джеммой Джонс, владелицей фотомагазина, в котором работал Гас, и с Хербом и Бет Кройден, домовладельцами Гаса. Кройдены, сказал я, потеряли в Ираке сына. Там же был убит и муж миссис Джонс.
Рассказал я Горовицу и о том, как Педро позвонил мне прошлой ночью и намекнул, что он знает, Гаса убили — либо верит в это. Рассказал, что Педро назвал имя Джона Кинкейда и числа: одиннадцать, одиннадцать, одиннадцать; что, судя по звукам, доносившимся из трубки, звонил он по телефону-автомату и особых подробностей рассказать мне не мог.
— Он обещал перезвонить в полночь, — добавил я.
— Но не перезвонил.
— Нет. Больше я его не слышал.
— По нашим оценкам, его убили шестнадцать-двадцать четыре часа тому назад, — сказал Горовиц. — Так что, вполне возможно, к полуночи он был уже мертв.
— Выходит, его убили вскоре после звонка ко мне, — сказал я. И от мысли о том, что, может быть, именно разговор со мной и стоил Педро жизни, меня проняла дрожь.
— Он был убит прямо здесь, у ручья, — сказал Горовиц. — Убийца стоял у него за спиной. Правша. Большой, очень острый нож.
— А спрятать тело он не потрудился.
— Нет. Это довольно людное место. Так что тело все равно обнаружили бы. — Горовиц взглянул на меня. — Ты спрашивал, как я понял, что следует обратиться к тебе.
Я кивнул:
— Да. Почему именно ко мне?
— В ладони убитого была зажата твоя визитная карточка.
— Я оставил Филу Трапело целую стопку своих визиток, чтобы он раздал их членам группы, — сказал я. — А может быть, Педро получил ее от Гаса. Значит, убийца забрал его бумажник и документы, а визитку оставил? Тебе это не кажется несколько странным?
— Нет, если он пытался тем самым подать тебе какой-то знак, не кажется.
— Мне? — Я немного помолчал. — А-а, ты имеешь в виду: припугнуть меня.
— Так ты считаешь, Аккардо убили потому, что он знал нечто о случившемся с Гасом Шоу? — спросил Горовиц.
— Очень на то похоже, — ответил я.
— И собирался рассказать о том, что знает, тебе.
— Возможно. Он позвонил мне, долго разговаривать не мог, пообещал позвонить еще раз. Ведь у него в руке была визитная карточка с моими телефонами, так?
— Почему тебе, а не кому-то еще?
— Наверное, потому, что я единственный, кто продолжает задавать вопросы о Гасе Шоу.
Горовиц хмыкнул.
— Насколько нам известно, — сказал он, — убийца вложил твою визитку в ладонь уже мертвого Аккардо. Как сообщение тебе. Ты уже усвоил его?
— Да. Если это было сообщение.
— Так, может, ты оставишь расследование убийства убойному отделу?
— Убойному отделу, который заявил, что Гас Шоу покончил с собой? — осведомился я.
— Вообще-то об этом заявил медэксперт, — заметил Горовиц. — И если бы ты удовлетворился его заявлением, Педро, возможно, остался бы в живых.
— Мне очень неприятно думать, что это, наверное, правда, — сказал я.
Горовиц пожал плечами.
— В свете случившегося, — сказал он, — нам, похоже, придется еще раз приглядеться к делу Гаса Шоу. У тебя есть хоть какие-то основания считать, что он не покончил с собой?
Я подумал, потом ответил:
— Если честно, то нет. Просто не таким он был человеком, вот и все. Я знаю, как выглядят улики. Алекс в самоубийство не верит, однако она все еще помнит брата таким, каким он был в юности. А вот жена Гаса, Клодия, по-моему, верит. И никого из людей, с которыми я разговаривал, его самоубийство особо не удивило. Я сам, пока мне не позвонил вчера Педро Аккардо, считал самоубийство практически доказанным.
