Когда они снова проснулись, было без четверти два. Йоганнес сходил в душ и оделся. Каролина сидела возле компьютера, проверяя электронную почту. Он сел напротив нее на диван.
Когда она закончила и с улыбкой посмотрела на него, он сказал:
— Каролина, я ухожу от тебя. Я хочу, чтобы мы закончили наши отношения и больше никогда не виделись.
Каролина выглядела совершенно спокойной.
— Скажи это еще раз.
— Каролина, ничего не получится. Я влюбился в тебя, это правда, но я не выдержу этой двойной жизни. Я понял, что необходимо принять решение. Нужно выбрать между тобой и Магдой. Это ужасно, это ад, что я должен такое сделать. Можешь поверить.
— О боже, я сейчас расплачусь! — Каролины поджала губы. — Значит, ты принял решение в пользу жены.
Йоганнес кивнул, надеясь, что она больше ничего не скажет.
Каролина закинула ногу за ногу и привычным движением собрала волосы в узел на затылке. Это придало ей еще более строгий вид.
— Я даже не думала, что ты такой подлый кусок дерьма.
Это было жестоко. Но Йоганнес был почти благодарен ей.
Это облегчало ему задачу.
— Наверняка ты принял решение еще до того, как пришел сюда. Мог бы просто позвонить. Но нет, ты приходишь, ничего не говоришь и спишь со мной. Даже несколько раз. А перед тем как уйти, сваливаешь это дерьмо мне в уши. Ты вообще понимаешь, что я чувствую?
— Мне очень жаль, Каролина. Я очень сожалею. Но по-другому я не могу.
Она вскочила на ноги. Ее лицо побагровело.
— Пошел вон! Исчезни!
Йоганнес собирал свои вещи. На душе было скверно. Каролина, окаменев от злости, молча смотрела на него.
— Я хотел, чтобы мы расстались по-другому, — сказал он тихо, остановившись перед ней. — Мирно.
— Какой ты наивный! — прошипела она сквозь зубы. — Пошел вон отсюда! И счастья тебе с Магдой!
— Позволь, я обниму тебя.
— Пошел ты в задницу!
— Ciao, bella,[39] — пробормотал Йоганнес и вышел из квартиры.
Топо проспал до десяти утра. Он ночевал под самой крышей в бывшей детской и всю субботу занимался тем, что упаковывал пожитки матери в ящики и коробки, чтобы передать их в «Мизерикордию» или же поразвозить по мусорным контейнерам в округе. Мебель он оставил. Поговорил с маклером и решил попытаться продать ее вместе с домом.
Не было никого, кто мог бы помочь ему в этой невеселой работе, и Стефано знал, что дел здесь хватит еще на несколько дней, а может, и недель.
Его мать уже несколько лет ничего не выбрасывала, а потому собрала в доме просто необозримое и невообразимое количество вещей. Топо приводила в ярость каждая секунда, которую он вынужден был проводить в Амбре. Он тосковал по своей маленькой, но шикарной квартире во Флоренции, и ненавидел мать за то, что ей удалось даже после своей смерти надолго привязать его к этому месту.
Он спустился по лестнице и открыл окно кухни, но не услышал ни национального гимна, ни звука эспрессо-машины, ни приветствия «Buongiorno, stronzo».
Перед окном висела клетка с открытой дверцей. Топо сам оставил ее открытой. Пусть Бео улетает и ищет себе новый дом, пищу и воду. У такой ручной птицы с этим проблем не будет. В Амбре достаточно людей, которые любят всякую живность и, конечно, с удовольствием возьмут эту птицу себе.
Но Бео не улетел.
Он, мертвый, лежал на спине, подняв окостеневшие лапки и широко открыв глаза, в которых больше не было блеска. И это напомнило Топо о том, как лежала его мать.
Он с отвращением вынул птицу из клетки и бросил в мусорное ведро. И порадовался, что никто не будет приветствовать его словом «stronzo».
Выпив бокал вина и чашку кофе, он уселся в своей комнате и открыл ноутбук. К завтрашнему утру ему нужно было написать еще две рецензии. Книги уже две недели лежали на его письменном столе, а он и секунды не потратил на то, чтобы заглянуть в них.
Сейчас это все равно уже не имело смысла, а значит, придется применить старый, испытанный метод.
Первая книга называлась «Горячий песок». Это был приключенческий роман. На титульном листе был изображен красивый пейзаж пустыни в лучах вечернего солнца. Топо бегло прочитал краткий текст на обложке. «Две пары, которые проводят отпуск в Чаде, встречаются в гостинице, и между ними возникает дружба. Они решают совершить многодневный совместный поход по пустыне. Но не только внутри пар бывают проблемы. Когда их проводник умирает от укуса змеи, а они полностью теряют ориентир и начинают блуждать по пустыне, начинается приключение не на жизнь, а на смерть».
Топо вздохнул. Этими темами он был уже сыт по горло. И он, недолго думая, перефразировал текст и кое-что к нему добавил: «Эта слабенькая история, чтобы стать интересной, очевидно, нуждается в том, чтобы случиться в Чаде. Но в данном случае даже это не помогло. Наивность действующих лиц, которые без опыта, карты и GPS отправляются в пустыню, может перевесить только глупость автора, написавшего такой бред. Персонажи незатейливо прописаны в манере „маленькой Лизхен“, диалоги невыразительны и составлены как попало. Лучшую пищу для читателей, чем эта жвачка, можно найти где угодно».
Топо остался доволен собой. Эта работа заняла у него не более пяти минут. Он даже не мог себе представить, что еще есть люди, которые и вправду читают книги, на которые пишут рецензии. Конечно, он не смог дать оценку фигурам и диалогам, но, в конце концов, его мнение было его личным мнением. И в данном случае никто не сможет к нему придраться.
Он взял книгу под названием «Двадцать третье апреля, одиннадцать часов сорок пять минут» Марии Чеччи и прочитал текст на обложке. «Идиллическое место в Марке. Теплое апрельское утро. Джованни Сантони отправляется в путь, чтобы устроить в своем родном городе кровавую баню. Захватывающий триллер, от которого мороз идет по коже».
«Боже мой, — подумал Топо, — у кого же появится желание добровольно читать такой бред?»
И он набрал в компьютере: «Как это вообще получается, что бульварные романы такого рода периодически становится бестселлерами? Неужели автор должен действительно нагружать нас психологией в стиле „маленькой Лизхен“?»
Тут ему бросилось в глаза, что в этой рецензии он повторил выражение «маленькая Лизхен», и он заменил ее в первом тексте определением «скучный», так что теперь получилось, что действующие лица прописаны незатейливо и скучно. По мнению Топо, выражение «маленькая Лизхен» очень удачно подходило как для психологии, так и для этого автора. Он написал короткое резюме, не составившее никаких проблем, потому что на обороте титула книги о ее содержании было написано больше, чем на обложке, прибавил пару общих фраз о людях с психическими расстройствами, срывающимися в амок, которые скачал из Интернета и которые говорили о том, что он очень активно изучил эту проблему. А потом еще добавил: «Если даже отвлечься от этой абсолютно неправдоподобной истории (выражение „неправдоподобный“ всегда было к месту, и вообще оно было одним из его любимых), то мне тоже не хочется читать, как мозг брызгами разлетается по всей улице и пачкает лобовые стекла машин. Дело в том, что я как раз сижу за обедом. Может быть, страницы этого романа были бы более уместны в туалете».
Топо откинулся назад и ухмыльнулся. Он снова чувствовал себя гениальным. За эти резкие выражения его и любили читатели, ведь перед его критическим взглядом ничто не могло устоять. Почему бы и нет? Позитивные рецензии были такими же «захватывающими», как официальный биржевой вестник в зале ожидания. Топо не знал, что в раскритикованной им книге убийства не состоялись, потому что были своевременно предотвращены, да он и знать этого не хотел. Он написал, что собирался, и на этом дело для него закончилось.
Топо облегченно потер руки. Конец. Эта работа была завершена. Чрезвычайно довольный собой, он отправил тексты по электронной почте в редакцию.
И принялся опустошать шкафчик в ванной комнате, сбрасывая медикаменты, кремы, тюбики, бутылочки и баночки в большой мусорный мешок.
Погода все еще оставалась прекрасной. Наверное, она будет такой до середины сентября, считали местные жители, обсуждая это в баре, и недовольно морщились. Для оливок было бы лучше, если бы время от времени шел дождь.
Лукас уехал к пекарю и на почту, а заодно вывез мусор.
Магда сидела на террасе и писала письмо Торбену.
Мой сладенький!
У меня есть немного времени, чтобы написать тебе письмо. Папа уехал за покупками, а я сижу на террасе. Здесь слишком жарко, чтобы хоть что-нибудь делать в саду или в доме.
Три дня назад я говорила по телефону с твоим ректором. Он сказал, что ты уже очень хорошо освоился. Это прекрасно, мой дорогой! Я уже радуюсь твоему следующему письму, чтобы узнать, что ты действительно счастлив.
