— Могу я поговорить с владельцем? — по-испански спросил Скэрроу мужчину, который стоял за прилавком. В лавочке толпились туристы, жужжали голоса, веяло запахами перца и жареной кукурузы. Мужчина позвал седоволосого старика-мексиканца, который только что вошел с заднего хода, неся в руках какие-то коробки.
Старик положил коробки и подошел к Скэрроу. Глаза у него выцвели, кожа была испещрена пятнами от старости и долгого пребывания на солнце, он хромал.
— Я владелец, Хосе Санчес. Что вам нужно?
— Хавьер Скэрроу. Есть у вас тут место, где можно поговорить наедине?
— Вы видите, сегодня у нас напряженный день. Если вы хотите что-нибудь купить, вас обслужит любой из моих работников.
Скэрроу наклонился к нему, чтобы больше никто не мог его слышать.
— Мне нужно всего несколько минут. Дело того стоит.
Владелец лавочки посмотрел на него с подозрением.
— Всего несколько минут, обещаю вам.
Он неохотно взмахнул рукой, приглашая Скэрроу за собой в кухню, где все дымилось и источало ароматы. Они поднялись по узкой лесенке на второй этаж. Обширное помещение служило складом. Окинув взглядом деревянные стеллажи, Скэрроу увидел миниатюрные модели кафедрального собора Мехико и разнообразные ацтекские сувенирные безделушки, в том числе небольшую реплику мексиканского Камня Солнца. «Хорошая работа», — отметил он. В углу стоял стол, заваленный кипами бумаг и опять-таки новыми товарами.
— Чего вы хотите? — остановившись у стола, Санчес повернулся к Скэрроу.
— В вашем магазине есть подвал?
Санчес бросил на него еще один недоверчивый взгляд и покачал головой.
— Не понимаю цели вашего вопроса. И я уже сказал, что очень занят. Так что с вашего позволения…
— Так есть или нет?
— Да, подвал есть, — глубоко вздохнув, сказал Санчес и двинулся к лестнице. — Мне действительно некогда.
— Я хочу купить ваш магазин.
— Боюсь, он не продается.
— За какую цену вы бы его продали?
— Вы не поняли. Я не собираюсь…
— Назовите вашу цену.
Санчес растерянно посмотрел на Скэрроу и пожал плечами.
— Я не думал его продавать… — Он вернулся к столу, сел на стул и потер руками лицо. — Не знаю, моя семья всегда владела…
— Что скажете о двадцати миллионах?
Старик открыл рот, глаза его расширились. Было очевидно, что в голове у него со скрипом закрутились колесики. Наконец он встал.
— Песо?
— Долларов.
2012, Флорида-Киз
Мэтт Эверхарт налил в бокал со льдом добрую порцию виски и вручил Эллу Палермо, который устроился в шезлонге на его веранде с видом на залив. С поста береговой охраны они отправились к Мэтту поговорить. Сенека была по-прежнему в оранжевом спортивном костюме, а Мэтт уже переоделся в сухие джинсы и футболку.
— А тебе, Сенека? Если не хочешь виски, у меня есть пиво и вино.
— Виски — отлично. Со льдом, если можно.
— Принесли бы ей просто бокал вина.
— Виски, — повторила Сенека и, вскинув голову, вдруг громко и обиженно выкрикнула: — Я уже взрослая и сама решаю, что я буду пить, сколько и когда! И кроме того, ты не имеешь права… — Выдохшись на полуслове, она опустилась в кресло.
За открытыми раздвижными дверями она заметила Мэтта: понятно было, что он слышал каждое слово.
Мэтт вышел на веранду и протянул ей бокал с обернутым салфеткой донышком.
— Спасибо, Мэтт. Итак, Эл, на посту береговой охраны ты сказал, что расскажешь о себе потом. Что ж, «потом» наступило, так что рассказывай.
— А не то чтобы сначала сказать: «Спасибо, папа. Спасибо, что спас мне жизнь»? Это было бы вежливо.
— Спасибо, Эл. Мы с Мэттом благодарим тебя за то, что спас нам жизнь. Теперь вежливо?
— На данный момент — пожалуй.
— Теперь слово тебе.
Эл сделал глоток из бокала и облизнулся.
— Я вышел в отставку, но у меня остались добрые друзья там, где я проработал много лет. Они помогают мне, когда нужно.
— О, ради бога! — застонала Сенека. — Это невыносимо. Почему нельзя говорить просто, не напуская туману, без ужимок? Кажется, я это заслужила.
Эл сделал еще глоток, выигрывая время.
— Ты права. — Он встал и повернулся к ней. — Я всю жизнь работал на правительство. В разведке.
— ЦРУ? — спросил Мэтт.
— Не вполне, но очень близко.
Сенека закрыла лицо руками и покачала головой.
— Невероятно. — Потом посмотрела на Эла, округлив глаза. — Что значит «не вполне»?
— Попросту говоря, я работал в организации, не афишируемой на публике.
— Секретные операции? — спросил Мэтт.
— Можно и так сказать.
— Не сочтите меня дурой, но тайная деятельность — не мой конек. Что такое секретные операции?
— Секретные операции — это глубоко засекреченная тайная деятельность, — ответил Мэтт и обратился к Элу: — Поправьте меня, если я ошибаюсь и говорю что-то не то, но обычно секретные операции окружены тайной, потому там что часто используют методы, небезупречные с точки зрения этики и закона.
Эл согласился: вздернув брови, чуть кивнул и еле заметно пожал плечами.
— Нет-нет, вы говорите все правильно. Но, в отличие от секретных операций военных, моя группа занимается сбором информации, ведением расследований и оформлением результатов так, чтобы правительство могло их использовать.
Сенека засмеялась.
— Не верю. Совершенно невозможно, чтобы у тебя с мамой возникли какие-то отношения. Она бы ни за что не стала связываться с человеком, который работает в тайной разведке. Исключено.
Эл обеими руками обхватил бокал с виски.
— В каком-то смысле ты права. Кажется, я должен объяснить подробнее.
— Мне тоже так кажется.
— Я познакомился с твоей матерью в Вудстоке. Шестидесятые — это десятилетие было в нашей стране ни на что не похожим. Это было время бурных сдвигов. Движение за гражданские права, Карибский кризис, холодная война, гонка ядерных вооружений, чикагская семерка, Чарлз Менсон, студенческое движение за демократию, убийство Джона Кеннеди, Бобби Кеннеди и Мартина Лютера Кинга младшего… Это было время чудовищных контрастов. Корпус мира, залив Свиней. Вьетнам, «Битлз». Техасский снайпер на башне, первое искусственное сердце, высадка человека на Луну.
— Я был на несколько лет старше Бренды, я уже закончил колледж. И не просто закончил, а поступил работать в ФБР. В Вудстоке я должен был делать вид, что просто хиппи, и смотреть в оба. Наблюдением там занималось несколько человек. Правительство имело причины панически бояться беспорядков. Тогда так много всего было. Так или иначе, я познакомился с Брендой, когда был на задании. Она мне сразу понравилась, так что я сам себе удивился: она ведь была крайне левая, а я — крайне правый. Может быть, правду говорят: противоположности взаимопритягиваются. Но она, конечно, не знала моей истинной роли. Я ей не сказал. Мы провели вместе три дня, потом все кончилось. Она вернулась к занятиям, я вернулся в Нью-Йорк, в штаб-квартиру.
— Через семь лет мы снова встретились, совершенно случайно. На съезде Демократической партии в семьдесят шестом году. И снова я был при исполнении, но теперь уже не в ФБР. Годом раньше я поступил в организацию, в которой и проработал вплоть до выхода в отставку. — Эл улыбнулся дочери. — В следующие несколько месяцев у нас с Брендой все было очень серьезно. Она обладала замечательно свободным духом — этакая фея реальной жизни. Невозможно было не увлечься ею. Я был настолько очарован, что забыл о наших политических разногласиях. Ты должна знать, что я любил твою мать. Всю жизнь любил. И ты — самое лучшее, что из этой любви получилось. Я хотел на ней жениться, но сначала, я понимал, следовало рассказать, где я работаю. — Он сел на стул. — Я рассказал. Ну, ты можешь себе представить, что за этим последовало. Она обвинила меня в предательстве, в том, что я ее обманывал. Она отказалась от меня совсем — отказалась даже вписать в твое свидетельство о рождении как отца. Отказывалась слушать мои мольбы о том, чтобы принять хоть какое-то участие в твоей жизни. Вот так оно с тех пор и пошло.
У Сенеки вдруг закружилась голова, она прикрыла глаза, вспоминая, как читала и хранила его письма, как клала их под подушку, засыпая, как прижимала к себе, словно бы обнимая отца, которого совсем не знала.
— Ты в порядке? — спросил Мэтт.
Она открыла глаза и кивнула, потом обратилась к Элу.
— Ты это имел в виду, говоря, что я не знаю всего?
Эл тепло улыбнулся ей.
— Теперь ты все знаешь.
2012, Флорида-Киз
Время близилось к полуночи. Сенека с веранды дома Мэтта смотрела на черную воду. Вечер выдался содержательный, мягко говоря. Наконец она немного расслабилась, нервное напряжение на время отпустило.
