— Расскажите, что вам известно на данный момент, — попросил Сэнсом.
— Вероятно, вас перебросили по воздуху: из Форт-Брэгга в Турцию, а затем — в Оман. Дальше — в Индию и уже оттуда — к северо-западной границе Пакистана.
Он кивнул. Взгляд его на миг стал каким-то отсутствующим.
— Конечная точка — Афганистан, — добавил я.
— Продолжайте.
— По-видимому, вы двигались на юго-восток, по долине Коренгал.
— Продолжайте.
— Вы случайно наткнулись на Григория Хоца, забрали винтовку и отпустили его и корректировщика на все четыре стороны. После чего пошли дальше — туда, куда вам и было приказано.
Он кивнул.
— Вот все, что мне известно на данный момент, — закончил я.
Сэнсом посмотрел мне в глаза.
— Где вы были в марте 1983-го? — спросил он.
— В Вест-Пойнте.
— Какая новость была самой горячей в те дни?
— Советская армия оказалась в капкане в долине Коренгал.
Он вновь кивнул:
— Это было безумством. С самого начала. Никому еще не удавалось победить афганцев в этой части страны. Там была настоящая мясорубка — медленная и методичная. Разумеется, нас это устраивало.
— Мы помогали, — заметил я.
— Конечно. Мы давали моджахедам все, что они хотели. Не требуя ни цента взамен.
— И?..
— Когда у людей входит в привычку получать все, что они хотят, очень трудно остановиться.
— Чего же они хотели еще?
— Признания, — ответил Сэнсом.
— И в чем заключалась ваша миссия?
— Мы должны были встретиться с их главным моджахедом. Как волхвы с личными дарами от самого Рональда Рейгана. Мы были его послами. С приказом целовать задницу при каждом удобном случае.
— Но это было четверть века назад.
— И что?
— Кому сейчас есть до этого дело? Мелкий исторический эпизод. К тому же тогда все получилось. Это был конец коммунизма.
— Но не конец моджахедов.
— Да, — согласился я. — Они стали Талибаном и Аль-Каидой. Но избиратели из Северной Каролины не помнят историю. Большинство из них не помнят даже, что они ели сегодня на завтрак.
— Как сказать.
— В смысле?
— В бизнесе есть такой термин — узнаваемость бренда.
— Какого бренда? — не понял я.
— Коренгал стал местом, где Советы встретили свой конец. Моджахеды отлично сделали свое дело. Следовательно, их местный лидер для всех стал персоной номер один. Он был восходящей звездой. Именно с ним нам и надлежало встретиться. И мы выполнили приказ.
— Кто он?
— Довольно яркая личность, поначалу. Молодой, рослый, приятной наружности, образованный, умный, целеустремленный. Родом из семьи саудовского миллиардера. Но сын стал революционером. Пожертвовал праздной жизнью ради святого дела.
— Как его звали?
— Усама бен Ладен.
В номере стало тихо. Спрингфилд сел на кровать.
— Узнаваемость бренда, — повторил я.
— Черт бы ее побрал, — добавил Сэнсом.
— Но все мы читали военные рапорты.
— И?..
— Они бесстрастные и сухие. Возможно, ваше имя там даже не упомянуто. Или его. Возможно, там сплошь условные сокращения, зарытые в трех сотнях страниц географических ссылок.
Сэнсом ничего не ответил. Спрингфилд отвел глаза.
— Какой он был? — спросил я.
— Видите? — сказал Сэнсом. — Как раз то, о чем я и говорил. Моя жизнь больше не играет никакой роли. Теперь я всего лишь «тот самый парень, кто целовал задницу Усаме бен Ладену». Он был подонком. Психопатом. Фанатиком, поклявшимся истреблять русских без всякой пощады, что поначалу нас более чем устраивало, но уже скоро мы поняли, что он будет убивать всех, кто хоть в чем-то отличается от него самого. Для нас это был не самый лучший уик-энд.
— Вы что, провели там все выходные?
— В качестве почетных гостей. Хотя и не совсем так. Этот самонадеянный щенок все время разыгрывал из себя Господа Бога. Хвастался, как бы он выиграл войну во Вьетнаме. Нам же приходилось кивать и делать вид, что нас это впечатляет. Меня едва не стошнило. И не только из-за еды.
— Вы и ели вместе с ним?
— Мы жили в его палатке.
— Которая в рапорте наверняка названа «штабом». Три сотни утомительных и нудных страниц. Читатель умрет от скуки раньше, чем доберется до середины. Почему вы так беспокоитесь?
— Политика — ужасная вещь. Все можно повернуть так, будто бен Ладен не тратил свое наследство, а это мы субсидировали его. Почти платили ему зарплату.
— Это всего лишь слова на листе бумаги.
— Это очень большой файл, — сказал Сэнсом.
— Чем больше, тем лучше. Чем объемнее файл, тем глубже в нем спрятано все дурное.
— Вы когда-нибудь пользовались компьютером?
— Одним даже сегодня.
— Какие файлы, как правило, самые объемные?
— Длинные документы?
— Ответ неверный. Самые объемные файлы — с большим количеством пикселей.
— Я понял, — сказал я. — Это не рапорт. Это фотография.
— Рейгану нужна была эта фотография, — продолжал Сэнсом. — Отчасти из-за того, что старик был слишком сентиментален, плюс он хотел быть уверен, что мы выполнили приказ. Насколько я помню, я стою рядом с Усамой бен Ладеном, скалясь, как последний кретин.
— А по другую руку — я, — добавил Спрингфилд.
— Бен Ладен сровнял с землей Башни-Близнецы, — сказал Сэнсом. — Он атаковал Пентагон. Он террорист номер один в мире. Эта фотография уничтожит меня как политика. Конец всему.
— Поэтому Хоцы и хотят ее заполучить? — спросил я.
Он кивнул:
— Чтобы Аль-Каида смогла унизить меня, а заодно и все Соединенные Штаты. Или наоборот.
— Отсюда и фотография в вашей книге. И на стене у вас в кабинете. Дональд Рамсфелд и Саддам Хусейн, в Багдаде.
— Да, — ответил Сэнсом.
— Козырная карта. Чтоб показать, что вы не один такой.
— Это не козырь. Скорее, чертова четверка треф. Поскольку бен Ладен намного хуже Саддама. К тому же Рамсфелду не требовалось никуда баллотироваться. Его всегда назначали — его друзья. Ни один здравомыслящий избиратель не отдал бы за него голос.
— Вы получите это фото.
— Когда?
— Как у нас дела со снятием обвинений?
— Медленно.
— Но верно?
— Не совсем. Две новости: хорошая и плохая.
— Начните с плохой.
— ФБР вряд ли пойдет навстречу. Что же до Министерства обороны, то тут однозначно «нет».
— Те три клоуна?
— Они вне игры. Один со сломанным носом, у второго черепно-мозговая. Но их уже заменили.
— А хорошая новость?
— Мы думаем, Полицейское управление готово уступить.
— Отлично, — сказал я.
Сэнсом промолчал.
— А как насчет Терезы Ли и Джейкоба Марка? И Догерти?
— Они уже на работе. С благодарностью в личном деле за помощь Министерству национальной безопасности в расследовании, чреватом серьезными политическими последствиями.
— Как вы собираетесь поступить с флешкой, когда она будет у вас? — спросил я.
— Первым делом я удостоверюсь, что это она, а затем раздавлю ее, сожгу осколки, а пепел спущу в восьми разных унитазах.
— А если я попрошу вас не делать этого?
— Почему?
— Объясню позже.
Был уже конец дня — или начало вечера, в зависимости от того, с какой стороны смотреть. Но я недавно проснулся, и для меня было время завтрака. Я позвонил в обслуживание номеров и заказал огромный поднос. Баксов на пятьдесят. Сэнсом никак не отреагировал.
Принесли мой завтрак. Сэнсом ответил на звонок по сотовому и подтвердил, что для полиции Нью-Йорка моя персона более не интересна. Но затем конгрессмен сделал второй звонок и сообщил, что с ФБР дело куда серьезнее. Третий звонок развеял все сомнения насчет Министерства обороны: оно не отступится.
— Конец истории, — сказал он.
— Ничего, — ответил я. — По крайней мере теперь я знаю, как выглядит поле боя.
— Это не ваш бой, Ричер.
— Джейкобу Марку станет легче, когда я подведу черту.
— Так вы делаете это для Джейкоба Марка? Или для меня?
— Для себя. Они прислали диск мне.
— Обыкновенный тактический прием. Вы реагируете, они побеждают.
— Нет. Если я среагирую, они проиграют.
— Вы хотя бы имеете представление, где они могут быть?
— Есть у меня пара мыслишек.
— А канал связи? Он у вас еще есть?
— Думаю, она скоро позвонит.
— Один промах — и вы у нее в плену. И тогда вы расскажете все, что она хочет знать.
— Сколько раз вы летали коммерческими рейсами после одиннадцатого сентября? — спросил я.
— Сотни, — ответил он.
— Готов поспорить, что во время каждого полета где-то в крошечном уголке сознания вы надеялись, что на борту окажутся угонщики-террористы. Чтобы вы могли встать с кресла и вышибить из них дух. Или погибнуть в схватке.
Губы Сэнсома сложились в едва уловимую улыбку.
