Ознакомительная версия.
Наконец, он смог выпрямиться на трясущихся ногах, и, помогая второй рукой, снял с кисти петли ремня. Даже в темноте опухшая без притока крови кисть казалась огромной и почерневшей. Худо дело, как бы «антонов огонь» не словить! Леха не знал, что провисел под вагоном какие-то пять минут. Для него прошла целая вечность.
Он попытался пошевелить пальцами. Откликнулся, да и то робко, еле-еле, только безымянный. Леха принялся растирать пострадавшую конечность. Помогало слабо. Но все же в пальцах затеплилась жизнь. Сначала чуть-чуть стало покалывать подушечки, потом уколы стали разрастаться и слились в яростный огонь, от которого Никифоров чуть не заорал. Но боль – это жизнь.
А вот трясти начинало все сильнее и сильнее. В опустевшей голове вяло шевелились разрозненные мысли. Он замерзал. Летом! Но не стихающий холодный ветер выстудил его до дна. И организм работал на инстинктах, которые говорили, что надо спасаться.
Леха полез наверх. Сначала зацепился за скобу здоровой левой рукой. Потом во вторую скобу просунул всю кисть правой, потому что пальцы еще не слушались. Он скреб ступнями по металлической стене, извивался червем, но настырно полз вверх.
Он был так измучен и опустошен, что даже не помнил, зачем и почему он полез под вагон, что он там оказался не по недоразумению, а ПРЯТАЛСЯ!
Мысль о «загонщике» не то чтобы вовсе испарилась из его мозга, но она теплилась где-то на самых задворках сознания, по соседству с имеющимися, но не востребованными знаниями о том, что в мире есть три закона Ньютона, арабо-израильский конфликт и проблема фертильности современных женщин.
Все мировосприятие сузилось до одного конкретного действия, от которого зависела жизнь. ВЫБРАТЬСЯ НА КРЫШУ ВАГОНА.
Железо вагонной обшивки уже не холодило остывшее тело. Он ободрал грудь и ребра о неплотный стык железа, но не почувствовал этого. Ноздрей коснулся нестерпимо знакомый запах. ТЕПЛЫЙ запах. Это из трубы потянуло угольным дымом. Еще несколько усилий – и он выбрался на крышу.
И тут ему с жестокой ясностью стало понятно – это только начало испытаний. До того момента, когда станет тепло и можно будет расслабиться и отдохнуть, еще очень долго.
Вагон метался под ногами, как взбесившийся, пытаясь сбросить его со своей спины. Леха сцепил трясущиеся уже крупной неостановимой дрожью зубы, поднялся и, пригибаясь, двинулся в сторону хвоста поезда. Он не мог сейчас ответить логично даже себе – зачем он идет именно туда.
Но инстинкт двигал его в верном направлении.
– Мы не собираемся вас останавливать, – заверил террориста Трофимов.
– Ты меня не понял, генерал, – усмехнулся голос из-под потолка. – Это не просто мое условие. Поезд действительно нельзя останавливать. Бомба… ты помнишь про бомбу? Так вот – бомба «завязана» на GPS-приемник, настроенный так, чтобы фиксировать скорость. Ты ведь знаешь, как он работает? Его нельзя обмануть. Он берет информацию со спутников. Как только поезд замедлится больше, чем мы выставим на приемнике – бомба взорвется. Ты понял меня, генерал?
– Я понимаю тебя, Руслан, – бесстрастно отозвался Трофимов, хотя в груди его все заледенело.
– Грамотный пошел террорист, – негромко прокомментировал майор Жердев.
– А вы думали, что воюете с папуасами? – тут же со смешком отозвался Руслан.
Геннадий Михайлович с такой яростью зыркнул на неосторожного технаря, что тот побледнел, и на цыпочках отошел подальше, зажимая рот рукой.
– Короче, вы сейчас расчищаете нам путь. Чтоб ни одна собака не стояла у нас на дороге! Попробуете штурмовать – пеняйте на себя. У меня зенитчики на крышах. И возле бомбы сидит шахид. Ему даже не нужно нажимать кнопку. Он ее уже нажал. Теперь ему достаточно ее отпустить. И бомба взорвется. Понял?
– Да.
Руслан наслаждался своим бенефисом. Он чувствовал настоящий восторг, как артист на сцене.
– Расчищайте станции и разъезды. Мы идем без остановок. И примите мой жест доброй воли – после каждой станции, которую мы пройдем без помех, я буду отцеплять от состава один вагон с людьми.
– Это хорошее решение, – одобрил Трофимов и, отключив свой микрофон, распорядился, – Начальника железной дороги сюда. Быстро! Хоть в нижнем белье его везите. Я включаю его в состав оперативного штаба. Всю известную информацию дайте ему по дороге, чтобы он уже начал думать и решать до приезда. Через 15 минут он должен быть здесь!
Белов с «низкого старта» сорвался отдавать команды. В дверях он столкнулся с двумя генералами – командующим военным округом и начальником УВД, которые так же входили в оперативный штаб и по сигналу прибыли на место. Оставалось дождаться начальника главного территориального управления МЧС, главного областного связиста из ФСО и заместителя губернатора. Тогда оперативный штаб был бы в полном списочном составе.
Милицейский генерал выглядел осунувшимся и помятым, а бравый вояка, боевой генерал, прошедший не одну войну, судя по внешнему виду, был готов хоть на парад, хоть в баню, хоть в атаку. Трофимов жестом пригласил их занять свои места, а сам вернулся к переговорам.
– Запомните, – вещал из динамиков главарь террористов. – Аппаратура настроена так, что бомба рванет, если скорость поезда окажется меньше, чем шестьдесят километров в час. Так что делайте выводы. До ближайшей станции еще час, так что у вас есть время навести там порядок.
– Хорошо, я… – начал было Трофимов, но в динамике послышались какие-то неразборчивые звуки, и Руслан недовольно произнес:
– Погоди, генерал, я перезвоню через несколько минут. Тут мне кое-что сказать хотят…
Витя Соколов с нарастающим ужасом, как и все пассажиры, слушал переговоры главного террориста с властями. То, что в их поезде находится готовая к взрыву атомная бомба, его как-то совершенно не тронуло. Все эти бомбы были для него понятием отвлеченным. О них говорят по телевизору, пишут в газетах, но они так далеко от обычного человека, что не воспринимаются как что-то реально опасное. Эдакое абстрактное вселенское зло, вроде летящего к Земле астероида или богини смерти Кали.
Направленные в их сторону автоматные стволы, злая усмешка Дикаева, сочащаяся из раны старлея Бори кровь, поскуливание впавшей в прострацию женщины – вот это было действительно страшно. Потому что близко и до дрожи реально.
Но по мере разговора весь ужас безнадежности положения начал доходить до него. Пока в совершенно конкретных понятиях – террористы ставят невыполнимые условия, и заложники, скорее всего, погибнут. Погибнут страшно, испепеленные в атомном огне. Одно утешение – наверное, это будет не так болезненно, как умирать в грязном окопе с пулей в животе или с оторванной миной ногой.
Но когда Дикаев начал диктовать условия следования состава, Витя не выдержал! Решиться было страшно. В первое мгновение голос отказал, и он лишь сипло выдавил:
– Подождите! Нельзя это!
Дикаев посмотрел на него исподлобья, а один из боевиков уже рванулся, занося кулак. Но от Вити теперь зависела жизнь всех – и заложников, и самих боевиков, будь они трижды неладны. Он вскочил на ноги и успел крикнуть неестественным фальцетом:
– Нельзя делать то, что вы говорите! Это невозможно! Мы все погибнем!
Дикаев по волчьи оскалил зубы, и, жестом остановив своего бойца, отключил телефон.
– Ну, что ты хочешь сказать, щенок? Береги тебя бог, если это не слишком серьезно!
– Это серьезно! – заторопился Витя. – Нельзя ставить ограничение на шестьдесят километров в час! Это невозможно!
– Почему? – прищурился Руслан. – Это небольшая скорость.
– На перегоне – может быть, – поднял руку Соколов. – Да и то не везде. Сейчас мы на равнине, но и тут есть места, где из-за рек, дорог и других препятствий есть большая кривизна пути. И тут надо снижать скорость. А потом будет Урал. Там на подъемах скорость вообще низкая. А станции?!
– А что станции? Это не наша проблема! Освободят пути, никуда не денутся.
– Пути освободят, а толку? – Витя осмелел. – Стрелки-то куда денутся? По станциям скорость не выше двадцати километров в час!
– Двадцать километров? Да ты сдурел! – засмеялся Руслан. – Хорошо, убедил, черт языкастый. Снижаю требования до сорока километров в час.
– Но мы же слетим с какой-нибудь старой стрелки! – в отчаянии закричал Соколов. – Вам что нужно? До Москвы добраться или взорваться на хрен к чертям собачьим?
Руслан посмотрел ему в глаза немигающим взглядом, и Витя с ужасом заметил, что его холодные серые глаза лучатся смехом. Безумец!
– А мне все равно, – подмигнул Руслан. – Заодно проверим, как вы дороги строите.
– Ну, хотя бы тридцать! – взмолился «полупроводник».
– Ты что, торговаться со мной будешь? – удивился Дикаев. – Я решений не меняю. Сорок километров в час. И гордись тем, что я тебя послушал.
Ознакомительная версия.
