Ознакомительная версия.
Он подозвал одного из бойцов, и шепнул ему на ухо:
– Скажи Мурату, пусть ставит на тридцать километров.
Боевик кивнул, и побежал исполнять приказание с облегчением. Что бы там ни говорили, а умирать просто так, из-за нелепой случайности, никому не хочется.
– Ты все сказал? – снова обернулся он к Соколову. – Еще какие-то претензии, просьбы, пожелания?
Витя насупился.
– Много чего еще. Мне кажется, в вашей команде нет человека, который разбирается в железной дороге. Вы слишком многое не учитываете.
– Например? – заинтересовался Руслан, крутя в руке телефон.
«Полупроводник» пожал плечами.
– Ну, например… вы действительно собрались доехать до Москвы на этом локомотиве? А топить его дровами будете?
Руслан внимательно осмотрел неожиданного советчика с ног до головы. Прищурился, принимая решение.
– Отведите его ко мне в вагон, – наконец распорядился он. – И глаз не спускайте.
Витя шел по проходу с низко опущенной головой, и спину его прожигали взгляды заложников, наполненные презрением и ненавистью.
В кабине пожилого тепловоза 2ТЭ-116 мог находиться только привычный человек. Кондиционеров в этих «старичках» не предусматривалось, и даже холодный воздух из открытых боковых окон и вентиляционного лючка помогал слабо. А за тонкой железной перегородкой бешеным слоном ревел и метался огромный дизель.
От его грохота, одуряющей жары, запахов машинного отделения, от непрестанной крупной вибрации двигателя голова быстро начинала болеть. А к концу перегона, который составлял как минимум пятьсот километров, а чаще больше, машинист и его помощник выматывались сильнее любого грузчика, и их мозги просто отказывались работать.
Вдобавок ко всему, рессоры локомотива – это совсем не то, что рессоры пассажирского вагона. Колосс весом сто тридцать восемь тон скакал, как мотоцикл. Его мотыляло из стороны в сторону и иногда казалось, что на рельсах есть ухабы, как на разбитом проселке.
Машинист поезда Николай Дмитриевич был человеком привычным, и гонял составы по Сибири уже лет тридцать. И «тэшка», иначе «динозавр» или «громила» – был его любимым локомотивом. Он его любил, несмотря на ужасные условия работы в кабине, за простоту, мощь и неприхотливость. Обычно машиниста звали, сокращая имя-отчество, Никодимычем, и часто задействовали как опытного инструктора.
Вот и в этом рейсе с ним напарником был не положенный по штату помощник машиниста, а молодой машинист-стажер, которого направили к нему в пару «закататься» на участке. Если Игорь справится, то уже в скором времени ему могут доверить самостоятельную работу.
Игорь, парень лет двадцати пяти, поначалу с пренебрежением смотрел на древнего железного монстра, которого по непонятной ему причине выставили «на пассажира», да еще не «спаркой», а одной «головой». Никодимыч только снисходительно посмеивался.
– «Тэшка», Гоша, это настоящий дальнобой! Прет не быстро, зато тащит много. По самым медвежьим углам, где электричество еще не провели, ему самый дом родной. Это тебе не «мотаня» какая-нибудь, что по одному маршруту да с остановками под каждым кустом катается.
Игорь скептически качал головой. Затрапезный интерьер обшарпанной кабины навевал на него тоску. Не так он себе представлял свой экзаменационный рейс. И свое разочарование он скрывал под нарочитой серьезностью и педантичным исполнением всех необходимых условностей. Никодимыч пытался развеселить молодого байками, но тот отмалчивался. Да и не потреплешься особо, когда в кабине такой шум.
– Внимание, впереди переезд! – проинформировал Игорь.
– Вижу, переезд, – подтвердил машинист.
– Переезд свободен.
– Вижу, свободен.
Никодимыч достал из пачки сигарету, и прикурил.
– Как тебе рейс, Гоша? – в очередной раз попытался он разговорить напарника.
Тот только пожал плечами, мол, рейс как рейс.
– А мне что-то не по нутру. Да еще собаку в прошлый раз сбил.
– Собаку? – заинтересовался Игорь. – Ну и что?
– Да примета есть, – вздохнул машинист. – Сбил собаку – следующим человек будет. Я ведь, парень, уже пять душ на тот свет отправил.
– Не может быть!
– Вот так вот. Ты у мужиков в депо поспрошай – у каждого пара случаев таких есть. Издержки профессии, мать ее. Пьяные, глухие… А хуже всего – прыгуны. Такие сволочи, убил бы! Прям вот оживил бы – и убил заново. Они ж, эпическая сила, ни хрена тупыми бошками своими не понимают, что поезд – он сам не едет! В кабине человек сидит! А каково ему потом жить с мыслью, что он убил кого-то? А каково мужикам в депо мясо с «фартука» отскребать? Ну, хочешь ты сдохнуть – так повесься что ли, или утопись об пенек. Зачем же другим жизнь-то ломать? Только в нашем депо три человека спилось после такого, не выдержали.
– Да уж, – невесело протянул Игорь. – У знакомого тоже история была. Поссорился он с бабой своей. А та в расстройстве прыг в машину, и уехала с дачи. Решила жизнь покончить самоубийством. И на полном ходу лоб в лоб с другой машиной вышла. Ага. Нос разбила, да ногу сломала. А во встречной семья ехала. Муж с женой и две дочки. Все четверо насмерть.
– Тьфу, – в сердцах ругнулся Никодимыч. – Напридумывали себе любвей всяких, вот и бесятся с дуру. Я так думаю, кто влюбится – тех в принудительном порядке к психиатру надо отправлять, под надзор. Чтоб не натворили чего, пока не вылечатся.
Стажер внимательно вглядывался в лобовое стекло. Прожектор скальпелем вспарывал темноту, из которой под колеса сыпался штакетник шпал.
– Бестолку всматриваться, – заметил Никодимыч. – Ночью даже начинать тормозить не стоит. Слишком поздно увидишь. А вот в вагонах, если на такой скорости экстренное применить, много народу покалечится. Так что если увидишь прыгуна – просто давишь и сообщаешь диспетчеру.
Игоря передернуло от такого цинизма.
– А вон и «летучий голландец», – ткнул рукой в стекло наставник.
– Кто? – не понял стажер.
– Хрен в пальто, – сплюнул машинист. – Ужас, летящий на крыльях ночи!
Стажер облокотился руками о трясущуюся, словно в горячке, облезлую железную панель, вглядываясь в ночь. Сначала он ничего не увидел – освещение кабины бликовало на стекле, звезды на чистом небе повторяли движение поезда. Но, наконец, он понял. Чуть ниже холодных иголок звезд, на фоне черного леса, двигались два теплых желтых пятна света.
– Машина, что ли? – неуверенно спросил он.
– Ага, – загоготал Никодимыч. – Прямо навстречь нам, по рельсам хреначит! Я ж тебе говорю – Голландец это летучий! Встречняк с перегоревшей «люстрой».
– Не может быть! – снова не поверил Игорь. – А разве так можно?
– А что ты сделаешь, если у тебя на ходу лампа в прожекторе сгорит? Остановишь поезд и полезешь менять? Изнутри только у некоторых локомотивов можно подобраться.
– Ну, хоть на тусклый свет переключиться! – не сдавался парень. – Его же не видно ни дыры!
– А ламп тусклого света у нас на половине локомотивов нет, – потешался старик. – Да и зачем этот прожектор? Все равно остановиться он не успеет, если что. А самого его и по фарам видно.
Игорь не нашел, что ответить. Да, фары у локомотива нужны не для освещения дороги, а для того, чтобы его было видно. И прожектор мало помогает на современных скоростях. Но такая безалаберность и пренебрежение правилами потрясали его до глубины души.
– Никодимыч, надо ему по рации сообщить, – нахмурился он. – По регламенту положено.
– Доложи, – осклабился машинист. – А то вдруг он не знает. И диспетчеру тоже по регламенту положено доложить.
Стажер недовольно прищурился. В речах наставника ему послышалась издевка и недовольство. Вроде как, кляузу на коллегу он готовит.
– Никодимыч, но так же положено!
– Положено – делай! – отрезал машинист. – Все равно дежурный по станции прибытия это отметит. Так что с тебя взятки гладки. А что еще ты должен сделать, когда встречняк проходит?
– Осмотреть его на предмет неполадок, и доложить результат осмотра, – отрапортовал Игорь.
– Верно. Делай, – кивнул Никодимыч. – И не обращай внимания, что я тут гутарю. Тебе дальше работать, а мне скоро в отстойник. Может, хоть ваша братия порядок тут наведет.
Желтые огни фар перестали двигаться вдоль горизонта, и начали быстро приближаться – поезда сходились на окончании дуги изгиба путей. Составы неслись друг на друга. На миг Игорю почудилось, что они летят по одной «нитке», и неминуемо расшибутся друг о друга. Но паника длилась только мгновение. Вот уже виден свет в кабине встречного тепловоза, натужно тянущего товарняк.
Игорь приоткрыл окно, чтобы лучше осмотреть состав – любая выходящая за габарит деталь на железной дороге могла стать причиной трагедии. А, поскольку их собственный поезд выходил «на кривую», можно было и свой состав осмотреть, как предписывается регламентом.
Ознакомительная версия.
