— Они могли ошибиться. Или Джордж улетел под другим именем.
— Нет, — с горечью сказала Вилли. — Он сбежал. Я уверена. От меня, от своей матери и от борьбы, которую мы с ней ведем из-за него. О, мы, разумеется, порядочные женщины, до драк у нас не доходит, но все равно это ужасно. Наверное, у него наступил предел, а поскольку принять решения он не мог ни в ее, ни в мою пользу, то сбежал от нас обеих.
— Это был бы поступок труса, а Джордж — по тому, что я о нем слышал, — храбрый человек.
— Может, это я превратила его в труса, сама того не замечая. Но, по крайней мере, ей он тоже не сказал! Если бы вы знали, как я рада! Надо было не звонить ей, а поехать прямо домой, чтобы посмотреть, какое у старой ведьмы будет выражение лица, когда она узнает, что ее дорогой Джордж уехал вовсе не на Гавайи.
— Вы ей звонили?
— Да.
— Зачем?
— Мне хотелось, мне ужасно хотелось, чтобы ей было так же плохо, как и мне, чтобы она тоже сидела и мучилась: вернется Джордж или нет, — хрипло сказала Вилли.
— По-моему, вы драматизируете события. С чего бы ему не вернуться?
Она беспомощно развела руками.
— Вы знаете больше, чем говорите, Вилли?
— Не слишком много. В последнее время его грызло что-то, о чем он предпочитал молчать.
— То есть с тех пор, как я приехал в Чикото?
— Нет, еще раньше, но когда появились вы со своими вопросами, он стал просто невыносим.
— Возможно, он боялся моих вопросов, — сказал Куинн, — и из города убежал от меня, а не от вас с матерью?
Она с минуту молчала.
— Почему он должен вас бояться? Ему нечего скрывать, кроме… кроме того случая, когда я подошла к вам в кафе.
— Так это была его затея?
— Да.
— Чем он ее объяснял?
— Он сказал, — последнее слово она выговорила с невольной горечью, — он сказал, что вы, скорее всего, вымогатель, и просил задержать вас, пока он будет обыскивать номер.
— Откуда он узнал, где мой номер и что я вообще существую?
— От меня. Я слышала, как вы говорили в редакции с Рондой. Когда вы упомянули об Альберте, я подумала, что надо немедленно сообщить Джорджу, и позвонила ему. Он велел ехать за вами и узнать, кто вы и где остановились.
— Значит, ваше внимание привлек не О'Горман, а Альберта?
— Ронда не называл ее по имени, но он говорил о растратчице из банка, а кто это, если не она?
— Вы всякий раз бежите к телефону, когда кто-нибудь вспоминает Альберту?
— Нет. Но в вас было что-то подозрительное. Что-то чересчур цепкое. К тому же, если честно, это был повод поднять себе цену в глазах Джорджа. У меня нечасто бывает такая возможность, — серьезно добавила она. — Я обыкновенная женщина. Куда мне тягаться с подвигами миссис Хейвуд, по сравнению с которой все вокруг кажутся заурядными!
— Вилли, у вас из-за нее самый настоящий комплекс!
— Ничего удивительного. Она — причина всех моих бед. Иногда мне кажется, что я и в Джорджа-то влюбилась потому, что она меня ненавидела. Страшно говорить такое, Джо, но она не человек, она монстр!
Я с каждым годом все лучше понимаю, почему Альберта пошла на преступление. Это был ее бунт против матери! Она знала, что в один прекрасный день попадется. Возможно, она специально все затеяла, чтобы уничтожить старуху, и для миссис Хейвуд это не секрет, она не так глупа — большего комплимента ей от меня не дождаться. Вот почему она отказалась от Альберты и потребовала от Джорджа того же.
Куинн с сомнением смотрел на Вилли.
— Но Альберта могла найти множество других способов наказать мать. К чему ей было садиться в тюрьму? К чему позорить Джорджа?
Вилли методично выдергивала из земли травинки, будто молоденькая девушка, гадающая на ромашке: любит — не любит.
— Как вы думаете, Джо, куда он уехал?
— Не знаю. И почему — тоже не знаю.
— Он уехал от матери и от меня.
— Но он это и раньше мог сделать.
Совпадение во времени — вот что интересовало Куинна. Марта О'Горман показывает Джорджу письмо и, хотя тот убеждает ее, что оно — всего лишь грубая шутка, Марта видит, что он чем-то взволнован. Вскоре он сообщает знакомым и малознакомым, что едет лечиться на Гавайи. Он даже делает так, чтобы об этом было упомянуто в местной газете.
— Скажите, Джордж обычно делится с окружающими своими планами?
— Нет. Он удивил меня в последний раз.
— Почему он изменил своему правилу, как вы думаете?
— Понятия не имею.
— А мне кажется, я знаю, в чем дело, но вам, Вилли, это не понравится.
— Вы считаете, что может быть хуже, чем сейчас?
— Гораздо хуже, — сказал Куинн. — Боюсь, что Гавайи это алиби на случай, если здесь, в Чикото, произойдет из ряда вон выходящее событие.
Она упрямо продолжала дергать травинки.
— Пока ничего не случилось.
Куинн видел, что ей страшно.
— Да, но я хочу, чтобы вы были осторожны, Вилли.
— Почему я?
— Он вам доверял. Возможно, он считает, что вы знаете лишнее.
— Джордж никому ничего не доверял, — с болью сказала Вилли. — Он всегда был сам по себе, как Альберта. Это две устрицы. Захлопнут створки — и все.
— Но иногда их створки приоткрываются. Друг для друга. Или вы все еще не верите, что Джордж видится с сестрой?
— Верю.
— Вспомните, Вилли, вы когда-нибудь заставали Джорджа врасплох? Скажем, когда он был очень взволнован, или выпивал лишнее, или принимал транквилизаторы?
— Джордж не обсуждал со мной своих проблем, и он редко пьет. Иногда, во время приступов астмы, ему приходится пить много лекарств, но…
— Вы когда-нибудь видели его в таком состоянии?
— Иногда. Но он мало чем отличался от себя обычного. — Вилли задумалась и оставила в покое траву, как бы сосредоточив все усилия на том, чтобы вспомнить. — Три года назад ему удалили аппендикс, и отвозила его в больницу я, потому что миссис Хейвуд отказалась. Она сидела дома и вопила, что если бы Джордж ел овес и коренья, аппендикс был бы в полном порядке. Так вот, я была с ним в палате, когда он приходил в себя после наркоза, и слышала, как он орал. И что. Позднее он отказывался верить, что мог такое сказать. Сестры были в шоке, потому что он требовал, чтобы они немедленно оделись, неприлично, мол, работать голыми.
— Он понимал, что вы рядом?
— Не совсем.
— То есть?
— Он считал, что рядом Альберта, — сказала Вилли. — Джордж называл меня ее именем и говорил, что я — впавшая в идиотизм старая дева, которой надо бы понимать…
— Что именно понимать?
— Не сказал. Но злился страшно.
— Почему?
— Она отдала какую-то его старую одежду нищему, который проходил мимо их дома. Он называл ее доверчивой, слезливой кретинкой, и правды в этом было не больше, чем в голых медсестрах. Если Альберта действительно отдала вещи Джорджа какому-то нищему, у нее были на то причины. Хейвуды — не добрые самаритяне. Они могут жертвовать в благотворительные фонды, но не подают тем, кто к ним стучится. Я думаю, что добрая Альберта и устроившие стриптиз сестры — из одной компании.
— Вы потом спрашивали Джорджа об этом?
— Я процитировала кое-какие его высказывания.
— И что он?
— Смеялся, хотя и смущенно. Он ужасно мнительный и больше всего на свете боится выставить себя дураком. Но чувство юмора у него есть, так что голые медсестры пришлись ему по вкусу.
— А как он реагировал на упоминания об Альберте? Тоже смеялся?
— Что вы! Ему было стыдно, что он так о ней говорил, даже и в бреду.
Окончательно потеряв интерес к игре в «любит не любит», Вилли перенесла внимание на дырку, проверченную в тапке большим пальцем, и принялась выдергивать из нее нитки, словно птица, собирающая подстилку для гнезда. Олеандры заглушали городской шум.
— Как у Джорджа с деньгами, Вилли?
Она недоуменно посмотрела на Куинна.
— Конечно, он не миллионер, и ему приходится много работать, но дела идут неплохо. Хуже, чем лет пять назад, но неплохо. На себя он почти не тратит, а вот на мать… Когда ей в прошлый раз делали подтяжку, Джордж выложил тысячу долларов. Ну и, ясное дело, ей пришлось полностью обновить гардероб, чтобы он соответствовал юному личику.
— Джордж тоже игрок, как Альберта?
— Нет.
— Вы уверены?
— Как я теперь могу быть в чем-то уверена? — беспомощно спросила Вилли. — Могу только сказать, что он никогда об этом не говорил и по натуре человек не азартный. Джордж планирует, а не доверяет случаю. Как он разозлился, когда я поставила на одну лошадь в прошлом году во время дерби! Но, с другой стороны, я проиграла, так что он, наверное, был прав.
«Джордж и Альберта, — думал Куинн. — Две улитки, планирующие каждый шаг, никогда полностью не закрывавшие створки друг для друга. Нет ли у них какого-нибудь общего плана? Странно, что Джордж исчез незадолго до того, как дело Альберты будет слушаться вновь. Если, конечно, это не часть плана».