Выйдя наружу, она снова принялась напевать, замолкая только, чтобы поздороваться с проходившими мимо Братьями и Сестрами.
— Доброе утро, Брат Сердце… Мир тебе, Брат Свет. Как новая козочка?
— Резвится вовсю и нежная, как сливки.
— Ах она красавица! Новый день, новая козочка, новый человек в общине. «Славный день Господь послал нам, новый, славный день».
— Доброе утро, Брат Голос. Как ты себя чувствуешь?
Брат Голос улыбнулся и кивнул.
— А как твой попугай?
Еще улыбка, еще кивок. Сестра Благодать знала, что он может говорить, если захочет, но не понукала его, пусть молчит. «Славный день…»
В кухне она растопила плиту дровами, которые брат Голос принес из сарая, а затем помогла Сестре Смирение пожарить яичницу с ветчиной, тайно надеясь, что Учитель появится к завтраку и приведет с собой новенького. Пока его никто не видел, кроме Учителя и Матери Пуресы: он находился в Башне, разговаривая с Учителем и наблюдая через окна за жизнью общины. Сестра Благодать знала, какое это трудное время для них обоих. Вступить в общину было нелегко, и ей хотелось, чтобы Учитель не проявлял к новичку обычной строгости, не отпугнул бы его. Общине нужна была новая кровь, новые силы. Братья и Сестры часто болели в последнее время — они чересчур много работали. Как кстати пришлась бы пара сильных рук, чтобы доить коз, пропалывать овощи, колоть дрова, пара сильных ног, чтобы ходить за скотом…
— Ты опять задумалась, Сестра, — осуждающе произнес Брат Венец. — Я три раза попросил у тебя хлеба. Моя лодыжка на пустой желудок не заживет.
— Она уже почти зажила.
— Вовсе нет! Ты так говоришь, потому что затаила на меня злобу. Хотя знаешь, что я должен был все рассказать Учителю.
— Глупости, мне некогда злиться. Покажи-ка свою лодыжку. Видишь? Опухоль спала.
Брат Голос ревниво слушал их разговор. Ему было обидно, что Сестра Благодать заботится не о нем. Приложив руку к груди, он громко кашлянул, но Сестра, догадавшись, в чем дело, притворилась, что не слышит.
— Как новенькая! — сказала она, легко коснувшись лодыжки Брата Венец.
Новая лодыжка, новый день, новая козочка, новый Брат. «Славный день…»
Но Учитель не вышел к завтраку, и Сестра Смирение понесла в Башню поднос, а Карма с Сестрой Благодать принялись мыть посуду.
Под звяканье оловянных тарелок и кружек Сестра Благодать снова запела: «Славный день Господь послал нам, новый, славный день». Музыка была непривычной для обитателей Башни, здесь пели только старые церковные псалмы, к которым Учитель написал новые слова. Они все были одинаково грозными и унылыми.
— С чего это ты расшумелась? — спросила, вытирая со стола, Карма так неприязненно, словно Сестра Благодать была ее личным врагом.
— Радуюсь жизни.
— А я нет. Все дни похожи один на другой, и ничего не происходит. Если не считать того, что мы стареем.
— Ну-ну, перестань, не копируй свою мать. Когда человек начинает брюзжать, ему трудно остановиться.
— При такой жизни я имею полное право брюзжать.
— А если тебя услышат? — спросила Сестра Благодать со всей строгостью, на какую была способна. — Мне бы не хотелось, чтобы тебя опять наказывали.
— Я все время наказана. Я здесь живу. Мне это опротивело, и в следующий раз я убегу непременно.
— Нет, Карма, нет! Я понимаю, что трудно думать о вечности, когда ты молод, но постарайся! Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, ты ступишь на гладкую золотую почву райского сада. Помни об этом, девочка!
— Откуда я знаю, что это правда?
— Это правда! — Но голос отозвался в ее ушах фальшивым эхом: «Правда?» — Ты должна помнить о вечном блаженстве. — «Должна?»
— Не могу. Я все время думаю о мальчиках и девочках из школы, какие у них красивые свитера, как они смеются, сколько читают! Сотни книг о том, чего я никогда не видела! Трогать их, знать, что они тут — до чего это было хорошо! — Лицо Кармы побледнело, алые прыщики горели на нем, будто клоунский грим. — Почему у нас нет книг, Сестра?
— Если бы все читали, некогда было бы работать. Мы должны…
— Это не настоящая причина.
Сестра Благодать бросила на нее тревожный взгляд.
— Пожалуйста, Карма, не говори об этом. Наши правила запрещают…
— Знаю. И знаю почему. Если мы прочитаем в книгах, как живут другие люди, то не захотим остаться, и общину придется закрыть.
— Учитель лучше знает, что нам нужно, а что нет. Верь мне, он мудрый человек.
— Не знаю…
— Ох, Карма, что же нам с тобой делать?
— Отпустите меня.
— Ты пропадешь в грешном мире, он жесток!
— Я пропадаю здесь.
Исчерпав доводы, Сестра Благодать в отчаянии принялась мыть дважды вымытую тарелку. «Карме пора уходить отсюда, — думала она, — и ей надо помочь. Но как? Господи, вразуми!»
— Мистер Куинн считает, что мир не такой уж жестокий, — сказала Карма.
Сестра Благодать вздрогнула. Она вторую неделю старалась забыть это имя, запирала его на засов, но то ли засов был слабый, то ли она нестойкой.
— Не важно, что он считает. Мистер Куинн навсегда ушел из нашей жизни.
— А вот и нет!
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего!
Сестра Благодать схватила Карму за плечи мокрыми руками и тряхнула.
— Ты его видела? Говорила с ним?
— Да.
— Когда?
— Когда ты была в Уединении. Он сказал, что вернется и привезет мне мазь от угрей. Я ему верю.
— Он не вернется.
— Но он обещал!
— Он не вернется! — повторила Сестра Благодать, задвигая засов поглубже. — Ему здесь нечего делать. Он наш враг.
В глазах Кармы сверкнуло злорадство.
— Учитель говорит, что у нас нет врагов — только друзья, которые еще не увидели света. Что, если мистер Куинн вернется за светом? — торжествующе сказала она.
— Мистер Куинн вернулся к игорным столам в Рино. Там его место. Если он тебе что-то обещал, то поступил легкомысленно, а ты глупая девочка и веришь ему. Карма, я совершила большую ошибку, к которой имеет отношение мистер Куинн, и наказана за нее. Но это в прошлом. Мы его больше не увидим, и говорить о нем нельзя, ясно тебе? — Помолчав, она добавила более спокойным тоном: — У мистера Куинна не было дурных намерений, но его поступки обернулись злом.
— Потому что он искал Патрика О'Гормана?
— Где ты слышала это имя? — спросила Сестра Благодать уже не с деланной, а настоящей строгостью.
— Нигде, — испуганно отозвалась Карма. — Оно… оно само появилось у меня в голове… из воздуха.
— Неправда! Тебе его назвал мистер Куинн.
— Честное слово, нет!
Руки Сестры Благодать бессильно упали.
— Я отказываюсь тебя понимать, Карма.
— Вот и хорошо, — сказала Карма тихим, злым голосом. — Пусть и другие откажутся. Тогда я смогу уехать с мистером Куинном, когда он привезет мне мазь.
— Он не приедет! Мистер Куинн выполнил поручение, которое я дала ему в минуту слабости, и у него нет больше причины возвращаться. Обещание, данное ребенку, для людей, подобных мистеру Куинну, ничего не значит. Только такая наивная девочка, как ты, может относиться к нему серьезно.
— Вы сами относитесь к нему серьезно, — сказала Карма, — потому и боитесь.
— Боюсь? — Слово упало на середину комнаты, будто камень с неба, и Сестра Благодать сочла необходимым спрятать его под ворохом других слов: — Ты хорошая девочка, Карма, но у тебя чересчур живое воображение. И мне кажется, ты забрала в голову невесть что.
— Вот еще!
— Да, ты считаешь, что мистер Куинн — принц, который увезет тебя отсюда и превратит в красавицу с помощью чудесной мази. Какая глупая мечта!
И она повернулась к лохани с грязной посудой. Вода остыла, и на поверхности плавал жир. Тарелки теперь не намылишь. Заставив себя опустить руки в грязную воду, она попробовала вспомнить песню, которую пела, но слова не казались ей больше пророческими, они звучали грустно и вопросительно: «Будет новый день наш славен? Да иль нет, Господь?»
В полдень им велели собраться у алтаря во дворе Башни, и Учитель, выведя за собой худого, высокого человека в очках, уже бритого наголо и в таком же одеянии, как у всех, сказал:
— С радостью и умилением представляю вам Брата Ангельское Терпение, который пришел, чтобы разделить наш жребий в этом мире и нашу славу в мире ином. Аминь.
— Аминь, — сказал Брат Терпение.
— Аминь, — отозвались остальные. Затем им было велено разойтись, и они вернулись к своим делам, каждый в мыслях о новом Брате. Брат Свет отправился на скотный двор, думая по дороге о мягких, изнеженных руках новичка, с удовольствием представляя, как они покроются ссадинами и загрубеют. Сестра Смирение в ужасе побежала на кухню.
«Он не старик! Но плохо видит, и надо надеяться, не сразу заметит Карму. О Господи, почему она так грубо и быстро взрослеет?»
