– Мой отец, – проговорила она.
– Что «мой отец»?
– Когда он здесь был, когда оставил шляпу, – пояснила Синтия. – Он мог подняться сюда, увидеть компьютер и найти наш электронный адрес.
– Син, – осторожно сказал я, – мы ведь все еще не знаем, что это твой отец оставил шляпу. Мы понятия не имеем, кто ее оставил.
Я вспомнил теорию Ролли и свои собственные недолгие подозрения, что Синтия положила шляпу на стол сама. И на секунду, не больше, подумал, насколько легко послать электронное письмо себе самому.
«Немедленно прекрати», – велел я себе.
Я почувствовал, как ощетинилась Синтия на мое последнее замечание, поэтому добавил:
– Но ты права. Тот, кто здесь был, вполне мог подняться наверх, включить компьютер и найти наш электронный адрес.
– Значит, это один и тот же человек, – заключила Синтия. – Который мне звонил и которого ты назвал придурком, и тот, кто влез в дом и оставил шляпу. Шляпу моего отца.
Звучало разумно. Сложность заключалась в вопросе: кто этот человек? Это он убил Тесс? Его я видел в телескоп Грейс позавчера, когда он наблюдал за домом?
– И он продолжает говорить, что они меня прощают, – сказала Синтия. – Почему он так говорит? И что это значит – недолго осталось?
Я покачал головой, показывая строчку на экране:
– Посмотри на адрес. Просто набор цифр.
– Это не набор цифр, – возразила Синтия. – Это дата. Двенадцатое мая восемьдесят третьего года. День, когда исчезла моя семья.
– Мы не можем чувствовать себя в безопасности, – сказала Синтия вечером.
Она сидела на кровати, закрывшись до талии одеялом. Я как раз выглядывал в окно спальни на улицу. В последнюю неделю у меня завелась такая привычка.
– Не можем, – повторила она. – Я знаю, ты тоже так думаешь, только не хочешь об этом говорить. Боишься, что расстроишь меня, я сорвусь или еще что-нибудь случится.
– Я вовсе не боюсь, что ты сорвёшься, – возразил я.
– Но ты не уверяешь меня, что нам ничего не грозит, – заметила Синтия. – Мы все – ты, я, Грейс – в опасности.
Я слишком хорошо это понимал. Не было нужды напоминать. Я ни на минуту не забывал об этом.
– Мою тетю убили, – продолжила Синтия. – Человек, которого я… мы наняли разузнать, что случилось с моей семьей, исчез. Несколько дней назад вы с Грейс видели типа, следившего за нашим домом. Кто-то пробрался сюда, Терри. Этот кто-то оставил шляпу, сидел за компьютером.
– Но не твой отец, – вставил я.
– Ты так говоришь, потому что знаешь, кто это был, или думаешь, что мой отец мертв?
Мне было нечем крыть.
– Как ты считаешь, почему в департаменте транспорта нет никаких упоминаний о водительских правах моего отца? – спросила она. – Почему он не числится в социальном страховании?
– Не знаю, – устало признался я.
– Как ты думаешь, мистер Эбаньол узнал что-то про Винса? Винса Флеминга? Разве он не говорил, что хотел бы знать о нем побольше? Может, именно этим он и занимался, когда исчез? Или мистер Эбаньол в порядке, но следит за Винсом и не может позвонить жене?
– Послушай, день был таким длинным. Давай попробуем заснуть.
– Пожалуйста, скажи мне, что ничего от меня не скрываешь? – попросила Синтия. – Как насчет болезни Тесс. И всех этих денег, которые она получала.
– Я ничего от тебя не скрываю, – заверил я. – Разве я только что не показал тебе это послание по электронной почте? А ведь мог его просто стереть, ничего тебе не сказав. Но я согласен с тобой, мы должны быть осторожными. У нас на дверях новые запоры. Теперь к нам никто не залезет. И я больше не буду приставать к тебе и просить, чтобы ты не провожала Грейс в школу.
– Что, по-твоему, происходит на самом деле? – спросила Синтия. Было в этом вопросе нечто укоризненное, словно она считала, будто я все еще что-то от нее скрываю.
– Милостивый Боже! – огрызнулся я. – Не знаю! Ведь это не моя гребаная семья исчезла с лица этой долбаной земли.
Синтия замолчала. Я и сам слегка прибалдел.
– Прости, – сказал я. – Извини меня, я не хотел. Просто все это на нас уже сказывается.
– Мои проблемы сказываются на тебе, – уточнила Синтия.
– Ты неправильно поняла, – возразил я. – Слушай, помнишь я говорил, что нам стоит на время уехать? Возьмем Грейс из школы. Я могу договориться насчет нескольких дней с Ролли, он меня заменит, Пэм тоже не станет возражать, если ты…
Синтия откинула одеяло и встала:
– Пойду лягу с Грейс. Хочу убедиться, что она в порядке. Надо же хоть что-то делать.
Я молча смотрел, как она берет подушку и выходит из комнаты.
У меня разболелась голова, поэтому я направился в ванную, чтобы найти тайленол в аптечке, когда услышал, как кто-то бежит по холлу.
– Терри! Терри! – кричала Синтия.
– В чем дело? – спросил я.
– Ее нет! Грейс нет в комнате. Она исчезла!
Я побежал за ней через холл в спальню дочери, по пути зажигая всюду свет. Промчался мимо Синтии и ворвался в комнату дочери первым.
– Я уже смотрела! Ее там нет!
– Грейс! – крикнул я, открывая дверь в стенной шкаф и заглядывая под кровать. Одежда, в которой она была днем, комком лежала на стуле около письменного стола. Я кинулся в ванную, раздвинул занавески душа, но никого там не нашел. Синтия бросилась в комнату, где мы держали компьютер. Встретились мы в холле.
Никаких следов.
– Грейс! – снова крикнула Синтия.
Мы зажгли везде свет, сбежали вниз по лестнице. «Не может такого быть, – думал я. – Просто не может».
Синтия распахнула дверь в подвал, выкрикнула имя дочери в темноту. Никакого ответа.
В кухне я сразу заметил, что дверь черного хода с новой щеколдой слегка приоткрыта.
И почувствовал, как остановилось сердце.
– Звони в полицию, – велел я Синтии.
– О Господи… – простонала она.
Я включил наружный свет над дверью, распахнул ее, выбежал босиком во двор и заорал:
– Грейс!
Послышался раздраженный голос:
– Пап, выключи этот свет!
Я взглянул направо и увидел Грейс в пижаме; на лужайке стоял телескоп, направленный в ночное небо.
– В чем дело? – спросила она.
Мы оба могли и скорее всего должны были взять свободный день после ночи, которую так весело провели, но на следующее утро отправились на работу.
– Мне правда очень жаль, – сказала Грейс за завтраком, наверное, в сотый раз.
– И больше никогда не смей устраивать нам такое развлечение, – ответила Синтия.
– Я же попросила прощения.
Тем не менее в ту ночь Синтия все же легла с ней. Не хотела спускать с дочери глаз.
– Знаешь, а ты храпишь, – заявила ей Грейс.
Впервые за долгое время мне захотелось рассмеяться, но я сдержался.
Я ушел на работу как обычно. Синтия со мной не попрощалась, не проводила до двери. Она все еще не забыла нашу ссору, предшествовавшую ложной тревоге насчет Грейс. Как раз тогда, когда нам следовало держаться вместе, между нами был вбит клин. Синтия все еще подозревала, что я что-то от нее скрываю. Да и я ощущал непонятную неловкость рядом с ней.
Синтия считала, что я виню ее во всех наших неприятностях. Глупо было бы отрицать, что ее история, эта ее тяжелая ноша, преследует нас днем и ночью. И возможно, в какой-то степени я винил ее, хотя она и не была виновата в исчезновении своей семьи.
Разумеется, нас обоих беспокоило, как все это влияет на Грейс. И способ, выбранный нашей дочерью для борьбы с домашними страхами, которые так ее тревожили, что лишь мысли о разрушительном астероиде могли некоторым образом ее отвлечь, стал источником следующего взрыва.
Мои ученики вели себя на удивление прилично. Наверное, до них дошли слухи, почему меня не было несколько дней. Смерть в семье. Учащиеся средней школы, как большинство естественных хищников, обычно использовали слабость своей жертвы себе во благо. Они во всей красе проявили себя с женщиной, которой выпала злая судьба меня заменять. У нее было небольшое заикание, скорее просто задержка перед произнесением звука, но детки это быстро уловили и принялись ее передразнивать. В первый день она даже ушла домой в слезах, о чем за ленчем сообщили мне коллеги, причем без малейшего сочувствия. Ведь это настоящие джунгли, так что ты или выживаешь, или нет.
Но со мной они держались пристойно. И не только моя творческая группа, но и два других английских класса. Думаю, они вели себя так не из уважения к моим чувствам, а если это и наличествовало, то весьма незначительно. Потом они ждали, не изменится ли что-нибудь в моем поведении, может, всплакну, заору на кого-нибудь, хлопну дверью и так далее.
Но ничего подобного я не сделал. Так что на следующий день ни на какие скидки рассчитывать уже не мог.
Когда ученики уходили с моего первого, утреннего урока, Джейн Скавалло задержалась.
– Мои соболезнования насчет вашей тети, – сказала она.
