— А я и не убийца, — ответил он. — Мы разработали план. А эти двое собирались выдать нас. Они не оставили мне выбора.
Он замолчал, а мне показалось, что музыка военного оркестра звучит теперь в трубке погромче.
— Солдаты то и дело умирают за какое-нибудь куда менее важное дело, — произнес Кинкейд. — Шоу и Аккардо отдали свои жизни за наше.
Грили подошел ко мне, подергал за рукав и подвел меня к одному из телемониторов. Камера агента, находившегося в какой-то из точек прежнего поля сражения, производила панорамный обзор улицы, направляясь к нашему трейлеру. На мониторе появлялись небольшие группы людей, мужчин в разного рода военной форме, направлявшихся к полю. Это были слегка припозднившиеся участники торжеств.
— А вам не надоело все время перебегать с места на место, скрываться? — спросил я у Кинкейда.
Грили указал на горстку ветеранов, приближавшихся по тротуару к нашему трейлеру. Оператор начал показывать крупные планы их лиц, одного за другим.
— Я еще не закончил, — произнес Кинкейд. — Мне нужно передать кое-что Мартину Грили. Сможете?
— Конечно, — ответил я.
Камера показала лицо одного из солдат.
Я покачал головой.
Еще три или четыре лица. Ни одно из них Кинкейду не принадлежало.
И тут я заметил мужчину, немного отставшего от этой группы. Одетый в форму цвета хаки, он ехал по тротуару в электрическом инвалидном кресле. Сказать, какого он роста или прихрамывает ли, было невозможно. Из-под его мятого кепи спадали на плечи волнистые седые волосы, глаза были закрыты очками с толстыми стеклами. Никаким сходством с Филом Трапело этот ветеран не обладал — однако он прижимал к уху сотовый телефон.
Я схватил Грили за плечо, указал ему на инвалидное кресло. Камера тут же дала крупный план.
— Скажите агенту Грили, — говорил между тем Кинкейд, — что я никогда не относился к происходившему, как к игре. Дело было не в нем и не во мне. Все эти годы я оставался абсолютно искренним в своих убеждениях. Вы передадите ему мои слова?
— Непременно, — ответил я.
Разговаривая по телефону, ветеран разворачивал свое кресло в сторону трейлера. И теперь я мог, глядя на монитор, читать по его губам слова, которые звучали в моем телефоне. Седые волосы, толстые очки, инвалидное кресло — все это составляло очень неплохую маскировку, однако, вглядываясь в лицо ветерана, наблюдая за тем, как движутся, когда он говорит, его губы и приподнимаются брови, я понял — это Джон Кинкейд.
Я указал на него Грили, поднял большой палец. Он сорвал с головы одного из операторов головной телефон и заговорил в него.
— А что вы делаете сегодня? — спросил я, не отрывая глаз от монитора. — Как празднуете День ветеранов?
— Сегодня следует не праздновать, а скорбеть, — ответил Кинкейд. — Людям свойственно забывать. Герои, они, конечно, героями. Однако на каждого уцелевшего героя приходятся тысячи, если не миллионы забытых всеми мучеников. Людей, которые отдали жизни ради глупого, бессмысленного дела, ради исполнения капризов невежественных, думающих только о собственной выгоде политиканов. Я посвятил свою жизнь тому, чтобы…
Голос Кинкейда внезапно прервался, и я увидел на телеэкране, как его голова обвисла, руки упали на колени, а инвалидное кресло начало медленно поворачивать к краю тротуара.
Оркестр играл последние такты государственного гимна: «…и родина храбрых».
Почти мгновенно у инвалидного кресла Кинкейда появилась какая-то темноволосая женщина, покатившая его к нашему трейлеру.
Я взглянул на Грили:
— Что случилось?
— Пойдемте, — ответил он, уже направляясь к двери.
Я вышел вслед за ним из трейлера. Темноволосая женщина — надо полагать, тоже агент ФБР, — катила в нашу сторону инвалидное кресло.
Когда они приблизились к нам, я увидел под подбородком Кинкейда красное пятно.
— Вы застрелили его? — спросил я у Грили.
— Будем надеяться, что с опознанием вы не ошиблись, — ответил он.
— Так просто? Взяли и убили?
— У нас здесь сегодня шестнадцать снайперов, вооруженных винтовками с оптическим прицелом, — сказал Грили. — Как по-вашему, зачем?
К катившей кресло женщине присоединился еще один агент, мужчина. Они склонились над Кинкейдом, потом поманили к себе Грили.
Через пару секунд Грили повернулся ко мне:
— Подойдите сюда, мистер Койн. Взгляните.
Я подошел и взглянул. Под армейской курткой у Джона Кинкейда — человека, которого я знал под именем Фил Трапело, — был рыбацкий жилет. У основания его шеи расплывалось алое пятно. Карманы жилета были до отказа набиты — пластиковой взрывчаткой, порохом и картечью, понял я. На уровне талии жилет был перехвачен поясом из батареек, соединенных целым клубком проводов в изоляции патриотических цветов — красного, белого и синего. Грудь пересекали смахивающие на патронташи ленты, набитые дюймовыми гвоздями.
— Значит, он собирался проделать это сам, — сказал я.
— Он направлялся прямиком к нашему трейлеру. — Грили показал мне то, что сжимал в ладони, — пульт дистанционного управления телевизором, похожий на обнаруженные мной в стальном шкафу, который стоял в каретном сарае Херба Кройдена. — Эта штука лежала в одном из карманов. А работает она так: вы нажимаете на кнопку включения питания и удерживаете ее. А когда отпустите…
— Бум, — сказал я. — После того как он нажимает на кнопку, детонаторы срабатывают, даже если его убьют. Тумблер для покойника.
Грили кивнул.
— Если бы он взял пульт в руку, было бы уже поздно. — Он похлопал меня по плечу. — Нас спасло то, что вы опознали его и задержали разговором.
— Я не знал, что вы просто застрелите его.
— У вас есть идея получше? — улыбнулся Грили.
— Нет, — признал я.
— Спасибо вам — от имени нашей страны, — сказал Грили.
— Пожалуйста, — ответил я.
— Тридцать пять лет, — негромко произнес он. — Не знаю, кто из нас был одержимым в большей степени, он или я. Он считал себя способным положить конец всем войнам на земле, а я мог думать только о том, как поймать его.
— Кинкейд просил меня передать вам кое-что.
Грили повернулся ко мне.
— Он хотел, чтобы вы знали: для него это не было игрой, — сказал я. — Знали, что дело было вовсе не в вас. Ничего личного. Он сказал, что его убеждения всегда были искренними.
— Да, конечно, он был искренне верующим человеком, — улыбнулся Грили.
— И действительно собирался взорвать нас?
— Вместе с собой, — ответил Грили. — Тут нет никаких сомнений. За последнюю неделю нам удалось взять несколько членов его группы поддержки, и, насколько мы поняли, по первоначальному плану Кинкейда несколько террористов-смертников должны были одновременно подорвать себя в разных местах. Жертвы ПСР, подобные Шоу и Аккардо, — в Лексингтоне, на других торжествах по случаю Дня ветеранов. Шокирующая, беспощадная, символическая попытка заставить людей испытать то же, что испытывают невинные граждане других стран.
— Получается, что Гас Шоу и Педро Аккардо сорвали исполнение этого плана?
— Мы думаем, что так, — пожал плечами Грили. — Потому-то Кинкейд и убил их. Хотя, скорее всего, точно узнать, что именно произошло, мы так никогда и не сумеем. И, насколько нам известно, на свободе могли остаться другие Джоны Кинкейды — его последователи.
— Мысль не так чтобы очень успокаивающая, — сказал я.
— А успокаиваться вообще не следует, никогда, — ответил Грили.
В следующую пятницу, после ланча, когда я уже погрузился в мечты о тихом уик-энде без террористов-самоубийц, агентов ФБР и бывших подруг — только мы с Генри и, быть может, несколько футбольных матчей, — мне позвонила из приемной Джули.
— У меня на третьей линии адвокат Кенилуорт из Нью-Гэмпшира. Это по делу Эппингов.
— Ага, — ответил я и, нажав на пульте кнопку под номером три, произнес: — Чак? Как дела?
— Вы сделали отличный ход, — ответил он. — Я о пикетировании, телевидении и всем прочем. Гражданское право, статья сто один, а?
— Мои клиенты всего-навсего воспользовались закрепленными за ними правами американских граждан, — ответил я.
— Передо мной лежит ваше письмо. Мистер Делани готов выполнить изложенные в нем требования. Я могу сегодня же отправить вам почтой чек.
— Вы видели Эппингов — по телевизору? — спросил я.
Кенилуорт негромко рассмеялся:
— Еще бы.
— Дуг сказал тогда, что добивается признания своих прав, — напомнил я.
— Чек на кругленькую сумму как раз таким признанием и будет.
— У меня есть другое предложение, — сказал я. — Мистер Делани лично приглашает к себе Эппингов, лично же вручает им чек и приносит извинения за его задержку — ну и, может быть, объясняет, чем она была вызвана. Надеюсь, он все-таки не такая задница, какой кажется.
