— Ладно, в такой ситуации я мог взять деньги, а мог и не взять. Но одно я знаю наверняка. Если я их не взял, а ребенок умер, моя честность стала бы мне слабым утешением.
— Именно об этом я и говорю. Людям, которым можно дать взятку, всегда нужны деньги. В твоем случае, тебе были бы нужны деньги для спасения ребенка. Кто-то другой хотел купить новую яхту. И кто скажет, кому они нужны больше? Тому парню, что желает купить яхту или тебе?
— И как мы выйдем из этого порочного круга?
— Выйдем, как и вошли, — ответила Сара. — Закроем эту тему. А коснулась я ее потому, что ты начал меняться.
Прикатил официант с салатом. Когда он оставил нас одних, я отдал салату должное. Он понравился мне никак не меньше «мартини».
— Что значит, я меняюсь?
— Становишься активным игроком. Раньше за тобой этого не замечалось. Два месяца тому назад ты не взял бы ключи из руки убитой женщины. Не стал бы поить несчастную Глорию Пиплз в больнице. Я думаю… мне кажется, у тебя навязчивая идея.
— И на ком же я зациклился?
— На этой Конни Майзель.
— Я же практически не знаю ее. Ешь салат. Очень вкусный.
Сара попробовала салат. Кивнула.
— Ты прав, вкусный, — но есть не стала, а продолжила рассуждения по главной теме этого вечера: что не так с Декатаром Лукасом. — С этим я не спорю. Ты видел ее пару раз. Но ты ее знаешь. Ты действительно знаешь ее. Это же видно. Ты знаешь ее не хуже капитана Бонневилля, а с тем ты и вовсе не встречался. Я думаю, ты знаешь Конни Майзель лучше, чем меня.
— Я не знаю, чего она хочет.
Сара рассмеялась. Не так уж и весело.
— Я ни разу не видела этой женщины, но и из того, что ты мне рассказал, мне ясно, чего она хочет.
— Чего же?
— Отмщения.
— Какое забавное слово.
— Отчего же? Оно из той самой грязи, где и обитает вместе с алчностью, ненавистью и всем прочим. Твоими старыми друзьями. Или знакомыми.
— Интересные ты сегодня выдвигаешь гипотезы.
Она поела салата, запила его заказанным мною вином. Посмотрела на меня и мне показалось, что в глазах ее я что-то уловил. Возможно, нежность.
— Ты не остановишься, не так? Постараешься дойти до конца, каким бы горьким и кровавым он ни был.
— Совершенно верно.
— Почему?
— Наверное потому, что хочу этого.
— Ты хочешь или должен?
Я пожал плечами.
— А какая, собственно, разница.
— Эти ключи, что ты украл. Как ты намерен с ними поступить?
— Я намерен использовать их по назначению.
После этого она замолчала. И более не произнесла за вечер ни слова.
Я решил, что половина третьего утра вполне подходящее для грабителя время. Почти все в этот час уже спят. Служба безопасности тоже мышей не ловит, даже в «Уотергейте». Успех моего блестящего замысла зависел от содействия достаточно высокопоставленного сотрудника департамента сельского хозяйства, которому я когда-то оказал небольшую услугу. Не упомянул его фамилию в отчете, хотя и мог. Я не преминул сказать ему об этом, и с тех пор он не позволял себе никаких вольностей с деньгами обращающихся к нему фирм.
Жил он двумя этажами ниже экс-сенатора Эймса и его доброй подруги и постоянной сожительницы Конни Майзель. Я позвонил ему из телефонной будки на Виргиния-авеню, в квартале от «Уотергейта». Прошло пять минут, прежде чем мне ответил заспанный голос.
— Слушаю.
— Привет, Хойт. Это Дек Лукас. Извини, что побеспокоил тебя.
— Кто?
— Дек Лукас.
Какое-то время ушло на то, чтобы он соотнес меня с собственной системой координат.
— Ты знаешь, который теперь час?
— Половина третьего. Ты меня извини, но я в безвыходном положении. Был на вечеринке и потерял бумажник. Я без машины, а мне нужно пять долларов на такси, чтобы добраться домой. Ты меня выручишь?
— Ты хочешь занять у меня пять долларов?
— Именно так.
— Где ты?
— По соседству.
— Поднимайся. Я живу в пятьсот пятнадцатой.
— Спасибо тебе, Хойт.
Охранник в вестибюле зевнул и позвонил Хойту, дабы убедиться, что меня ждут. После того, как Хойт подтвердил, что я не лгу, он мотнул головой в сторону лифтов. В кабине я нажал на кнопку семь. Вышел на седьмом этаже, дождался, пока кабина двинется, нажал на кнопку «вниз», затем побежал к двери, над которой горела красная надпись «Выход». Открыл ее, убрал собачку и залепил ее скотчем, купленном в магазине на углу Семнадцатой улицы и Кей-стрит, работающем круглосуточно. Осторожно прикрыл дверь и бегом вернулся к лифтам, аккурат к прибытию кабины, которую вызвал. Спустился на пятый этаж и после недолгих поисков нашел пятьсот пятнадцатую квартиру. Позвонил. Дверь открылась незамедлительно, и мужчина в халате сунул мне пятерку.
— Я бы пригласил тебя в дом, Дек, но жене нездоровится.
— Премного тебе благодарен, Хойт. Деньги верну завтра.
— Отправь по почте, хорошо?
— Как скажешь.
Дверь закрылась, но я подождал с минуту, чтобы убедиться, что она не откроется вновь. Вернулся в холл, через дверь с надписью «Выход» попал на лестницу, поднялся на два этажа к двинулся к семьсот двенадцатой квартире.
Достал ключи, которые вынул из руки Луизы Эймс, вставил ключи в замочные скважины. Цепочка меня не беспокоила: в левом кармане брюк лежали ножницы для резки металла.
Повернув ключи, я толкнул дверь. Она приоткрылась.
Цепочки, похоже, не было, так что я распахнул ее пошире и вошел в прихожую. На маленьком столике горел ночник. Я бесшумно закрыл дверь.
На мне были туфли с толстой каучуковой подошвой, но я пересек прихожую на цыпочках. На пороге гостиной остановился, прислушался, дыша через рот. Так дышат все профессиональные квартирные воры. Где-то я об этом прочитал. Или услышал по ти-ви. Глядя на телеэкран, можно научиться многим способам нечестного добывания денег.
Я вслушивался в тишину больше минуты, но ничего не услышал. Достал из кармана маленький фонарь, купленный одновременно со скотчем. Ножницы для резки металла я занял у моего соседа, того самого, что знал, как звучит выстрел из обреза. Я здраво рассудил, что у человека, который это знает, должны быть ножницы для резки металла. Логика меня не подвела.
Освещая путь фонариком, дабы не наткнуться на мебель, я добрался до двери в дальнем конце гостиной, около рояля. Открыл ее, обвел лучом комнату. Я не ошибся и с дверью: она привела меня, как я и рассчитывал, в библиотеку или кабинет.
Я переступил порог, оставив дверь в гостиную открытой.
Я знал, что искать. Знал, потому что Конни Майзель была очень искусной лгуньей. И, как все искусные лгуны, она разбавляла ложь изрядной долей правды. В этом случае и заведомо ложная информация казалось абсолютно правдивой. В одном ей не повезло: в моем лице она столкнулась с человеком, обладающим уникальной памятью. Если б она не упомянула Лос-Анджелесского телефона, я бы не побывал в баре Стэйси. Если бы не сказала, что мать прислала Библию, я бы не явился за ней в квартиру сенатора.
А пришел я именно за ней. Библией. Я предполагал, что ее и нашел Джонас Джонс. Но полной уверенности у меня не было. Двигало мною наитие, наитие историка. Я обвел комнату лучом фонаря. Большой письменный стол, большой глобус, кресла, стеллажи с книгами. Где еще прятать Библию, как не на книжных стеллажах? Я попытался поставить себя на место Конни Майзель. Попытался бы я спрятать Библию? С одной стороны да, попытался бы, с другой — нет. Я решил, что не смогу представить себя на ее месте. Да и вряд ли кто смог бы.
Я навел фонарик на стеллажи. Книги стояли, как новенькие, похоже, никто их и не раскрывал. На самой верхней полке, среди двух романов, которые я давно собирался прочесть, стояла нужная мне книга. Библия. В десять или одиннадцать дюймов высотой, в два с половиной или три дюйма шириной. В черном кожаном переплете с выбитой золотыми буквами по торцу надписью: «Святая Библия». Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы достать ее. Я все еще не знал, что я найду в Библии. Может, истинную историю семьи Конни Майзель. Я снял Библию с полки и направился к столу.
Положил Библию на стол и, держа фонарик в правой руке, раскрыл. Увидел, что Библия пустая, не Библия, а, по существу, шкатулка в форме Библии, в которой лежали револьвер и газетная вырезка. Я уже начал читать вырезку, когда услышал звук. Звук закрывающейся двери. Я понял, входной двери квартиры. Потом до меня донесся женский голос. Приглушенный, но я его узнал. Так могла говорить только Конни Майзель. Она не только говорила, но и смеялась.
Послышался и мужской голос, скорее, шепот.
— Неужели ты не можешь подождать? — спросила она.
Вновь рассмеялась, едва слышно. Все стихло, затем кто-то вздохнул, опять заговорила она:
— Сюда, дорогой. К дивану.
Ответных слов мужчины я не разобрал. Послышалось шуршание одежды, вздохи и мужчина внятно произнес: