На машине Айзек не ездил. Почему же он вошел в дом со стоянки?
Возможно, потому, что тут она его сажала в машину, когда они куда-нибудь ехали. Он оправился от удивления и сказал:
— Привет!
Держался он прямо, расправив плечи. Улыбался ей с… какой-то бравадой?
— Привет, — ответила она.
— Я надеялся вас застать, — сказал он. — Вчера вы работали допоздна.
Вчера? Они же договорились о встрече. Она совсем забыла.
— Прошу прощения. Возникли некоторые обстоятельства.
— Что-то, связанное с «Парадизо»?
— Да, — солгала она.
Он ждал разъяснения. Когда его не последовало, провел кейсом по своей ноге. Маленький мальчик. Разочарованный. Куда подевалась его бравада?
— И сейчас мне надо уехать, — сказала она.
— Ну конечно, — сказал он. — А когда же у вас найдется для меня время?
Приличнее всего было бы вернуться с ним наверх. Но она слишком устала.
— У меня есть одна знакомая, библиотекарь в университете, она проверяет исторические ссылки.
— Что это за ссылки?
— Старые криминальные истории — из книг, бумаг. Все, что имеет отношение к 28 июня.
— Вы думаете, кто-то изучает историю и воплощает в жизнь возмездие???
— Это все, к чему я пришел, — сказал он. Уверенности в его голосе она не почувствовала.
Петра обдумала его слова. Айзек, должно быть, воспринял ее молчание как скептицизм, потому что покраснел.
— Я не сказал ей, зачем мне это нужно, просто попросил обратить внимание на эту дату. У нее есть доступ к отделу редких изданий, поэтому, если что-то не попало в Интернет, она это обнаружит.
— А я думала, что Сеть метет все подряд, — удивилась Петра.
— Именно этим Сеть и занимается — метет. Она — огромный виртуальный пылесос, засасывающий все, что попадается на пути, без разбору. Но в углах кое-что остается. Ни один вебсайт не принимает неясные ссылки. Вот и со мной была такая история, я тогда оканчивал курс антропологии, мы изучали племенные свадебные ритуалы. Казалось бы, первичные и вторичные источники не упустили ничего, но…
Он осекся. Стукнул одной ногой другую.
— Я еще сделал несколько микрофиш главных лос-анджелесских бумаг, но все, что я успел, было за последние пятьдесят лет. Если бы у меня было время, сделал бы больше. Конечно, если источник не местный, возникнет проблема.
— Я благодарю вас за то, что вы тратите на это столько времени.
— Возможно, все окажется напрасно.
— Ну, теперь вы заговорили совсем, как я, — сказала Петра.
Он слабо улыбнулся.
— В любом случае желаю вам приятного вечера. Он пошел наверх.
— Будете работать? — спросила она.
— Посмотрю. Если найдется свободный стол, то что-нибудь сделаю.
Он прикусил губу.
— Конечно, если вы свободны, то, может, поужинаем вместе или…
— Мне бы очень этого хотелось, Айзек. К сожалению, я должна бежать. Увидимся завтра?
— Возможно, — сказал он, голос прозвучал напряженно. — Не уверен, смогу ли прийти. Завтра у меня две встречи, а потом я планировал вернуться и снова заняться микрофишами.
— Не перетрудитесь, — сказала она почти по-матерински.
— Я не устал, — ответил он чуть заносчиво, как мальчишка.
Она улыбнулась ему вслед, но он отвернулся. Не говоря ни слова, Петра открыла дверь и поспешила на стоянку.
Вечер был теплым и влажным. К дальнему концу стоянки шли два детектива. Петра их не узнала. Они смеялись и разговаривали. Один повернулся, взглянул на нее и снова обратился к товарищу.
Петра заторопилась к своему автомобилю, выбросила из головы образ смущенного Айзека.
«Пора заняться собой, собой, собой. Монгольский ресторан, они всегда меня привечают. И я этого заслуживаю».
Возможно, она возьмет журнал и почитает его за едой. Что-нибудь легкое.
Притворится, что у нее все хорошо.
Затем поедет за Эриком.
«Глупец!»
Айзек сгорбился за столом, повернувшись лицом к грязной стене. Лицо от смущения пылало, глаза точно песком запорошило. В комнате детективов он был один, если не считать старика Барни Флейшера, который, казалось, всегда здесь находился, но неизвестно чем занимался.
У Флейшера тихонько работало радио, слышалась легкая инструментальная музыка. Он даже не поднял глаз, когда в комнату вошел Айзек. Никто из детективов не обращал внимания на его приходы и уходы. Казалось, он стал для всех чем-то вроде механизма.
И для Петры — тоже.
Как мог он пригласить ее на обед, когда она неслась на место очередного преступления! О чем он думал?
В отличие от Флейшера, Петра работала. Работа значила для нее очень многое. Несмотря на усталость, она шла по следам, которые никак не желали материализоваться.
Такая женщина, как она, дорожила своим временем. Ей даже пообедать некогда.
С ним.
Для нее он был бесплатным приложением, и ничем больше.
И все же она уделяла ему время. Брала с собой, рассказывала о подробностях дела.
Эта кожа, эти глаза. И черные волосы, так красиво и естественно всегда лежащие.
«Прекрати, дурачок».
Он снова задумался об убийствах 28 июня. Не была ли его гипотеза пустым увлечением?
Он был так уверен. Радость открытия, когда он заметил повторяемость событий, чуть не сбросила его со стула.
Эврика!
Тогда он умерил свой пыл, постарался не делать скоропалительных выводов — считал и пересчитывал, проверял свою гипотезу множеством способов. Дата не вызывала сомнений. Он нащупал нечто.
Но что, если он убедил себя в значении этой математической случайности, что, если его ослепила собственная чепуховая гипотеза?
Все дело в том, что он хотел что-то предъявить Петре.
Неужели все, что он делает, не отличается от потешного брачного ритуала распушившей хвост глупой птицы? Он надеялся, что это не так.
Нет, в его гипотезе что-то есть. Петра — настоящий эксперт, и она в нее поверила.
Может, потому что он ее достал?
Всю жизнь — его академическую жизнь — ему говорили, что его ждет успех. Что хорошие мозги в сочетании с настойчивостью не могут дать осечки.
Но настойчивость может быть чрезмерной, разве не так?
Он знал за собой эти грехи — необоримость влечений, иррациональное упорство.
Барни Флейшер оглянулся через плечо и сказал:
— Привет.
— Привет, Флейшер.
— Что, жжешь полуночное масло?
— До полночи еще несколько часов.
— Она ушла. Несколько минут назад.
— Знаю, — сказал Айзек.
Флейшер внимательно смотрел на него, и Айзек заметил в глазах старика холодное, жесткое одобрение. Когда-то он был детективом…
— Может, нужна моя помощь, сынок?
— Нет, спасибо. Подумаю над диссертацией.
— Ладно, — сказал Флейшер.
Сделал музыку погромче и продолжил заниматься своими делами.
Айзек вынул ноутбук, включил его, вызвал на экран страницу с цифрами, притворился, что задумался. Вместо этого снова окунулся в мучительные сомнения.
«Прекрати, будь объективным».
Шесть жертв, между которыми нет ничего общего, кроме даты. Его расчеты показывали, что это должно иметь значение, но может ли он доверять своей интуиции?
Нет, нет, как бы смешно ни выглядели его доводы, в них был смысл. Он столько раз проверил данные, что сомневаться в реальности этого смысла не приходится.
28 июня. Сегодня 18 июня.
Если он прав, то кто-то — какой-то случайный, ни о чем не подозревающий, невинный человек — выйдет в ночь полный надежд и испытает страшную боль от раздробленных осколков черепа, впившихся в ткань мозга.
Затем — пустота.
Неожиданно ему захотелось, чтобы он ошибся. Такого с ним до сих пор не бывало.
Среда, 19 июня, 1:20. Четвертый терминал. Международный аэропорт Лос-Анджелеса
Прибытие самолета было отложено на 2 часа, и в багажном отделении повисла атмосфера омерзительной неопределенности.
Усталые родственники и друзья сидели, расхаживали, вглядывались в табло, качали головами, иногда ругались.
Петра сидела и перечитывала журнал «Пипл».
Ванна, принятая ею три часа назад, подняла тонус, но Петра была слишком взвинчена, чтобы насладиться ею в полной мере.
Она выскочила, обтерлась полотенцем, долго занималась макияжем и одеждой. Выбрала черный топ в обтяжку и серые хлопчатобумажные слаксы. Гладкий черный лифчик придал груди пышность, которой ее не наградила природа.
Быстро добралась до аэропорта, после двух кругов нашла место на парковке и все же приехала рано.
Стала ждать.
Когда наконец объявили о времени прибытия — произошло это через час, — Петра покинула терминал и пошла по темной полупустой галерее нижнего этажа аэропорта.
Женщина, идущая одна. Пистолет лежал в сумочке. Возле багажного отделения— ни одного детектора на металл. Этому проколу службы безопасности она сегодня была рада.
Когда вернулась, помещение заполнили пассажиры рейса из Мехико. Но вот они разошлись, и на табло замигала надпись: «Приземлился». Это был самолет Эрика. Петра встала возле вращающихся дверей, смотрела на прибывших через стекло.
