вернуться домой, наверное…
С замиранием сердца жду вердикта бабы Вали.
– Деточка, исключено! – отмахивается она. – Останешься у нас. Вместе всё легче. К тому же мне нужна твоя помощь кое в чем. Дело важное, знаешь ли.
– Какое дело?
Баба Валя ерзает на лавке, глядит умиротворённо на свой дом и с уставшей улыбкой, полной надежд, обращается в мою сторону.
– Не сейчас, детка. Всему своё время, – изрекает загадочно она и обнимает меня в ответ.
– Мне правда можно остаться? – спрашиваю я, испытывая разом и искреннюю радость, и безграничную неловкость.
Честно говоря, этот вопрос меня волнует куда больше, чем то, о чем ведет речь баба Валя. С этим можно и вправду разобраться позже, а вот с моим будущим нужно определяться немедленно. Я должна знать, к чему готовиться.
– А чего нет? Ты мне уже давно как родная и Августу ты вон понравилась, так что… Добро пожаловать в семью, детка!
* * *
В доме нет ни освещения, ни воды. Но это не проблема.
Свет нам дают керосиновые лампы, холодильником служит погреб, а воду для еды мы берем на реке и кипятим в костре. Купаемся в душевой на улице – наливаем в бак воды и нагреваем под солнцем, хотя… лично я предпочитаю купаться под холодной – это же так бодрит! И жизнь, я слышала, продлевает. Зимой топим печи (их здесь целых три), в них же греем воду и моемся. Ничего сложного.
Без всех этих привычных удобств я почувствовала себя еще ближе к своему началу, природе и вскоре это дало свои плоды. Во мне зародилась гармония, всё медленно, но верно встало на свои места.
И как я раньше жила столь пустой? Меня ведь ничто не наполняло, я вела скучный образ жизни, жила одним лишь отцом да Абуром, занималась хозяйством, помогая матери и больше ничего не видела. А мир такой большой… В нем столько всего неизведанного, волнующего… Я точно спала все это время, а здесь проснулась. Или превратилась, наконец, из гусеницы в бабочку. Обрела крылья и теперь могу летать.
Спасибо Бабе Вале. Это она открыла мне глаза.
И место здесь особенное, чудесное. Оно наполняет меня вдохновением, радостью, вселяет веру в светлое будущее.
Баба Валя жила за углом в конце коридора в одной из тех комнат, закрытых в тот день, когда я впервые осматривала дом. Вторую, ту, что рядом с библиотекой, она так никогда и не открывала. Хранила там заготовки для отваров, сушила травы, зерна и строго наказывала никогда и ни за что эту комнату не открывать – нельзя впускать в неё свет и воздух. Даже если бы мне взбрело в голову пойти ей наперекор и открыть ту дверь, у меня бы ничего не вышло – ключи от всех дверей баба Валя всегда держала при себе.
Август обитал на первом этаже в небольшой комнатке – той самой, что располагалась в самой дальней части дома. Он в ней почти не появлялся, поэтому помимо кровати там больше ничего не стояло. Остальные пожитки он хранил в мастерской, хотя всё нужное и без того всегда держал под рукой. Молоток, отвертка, нож с десятками разных лезвий, мотки проволоки, рыболовные крючки… Инструменты он водружал на свой широкий ремень с множеством специальных держателей, а мелочевку распихивал по многочисленным карманам штанов.
Баба Валя с гордостью рассказывала мне, какой он хозяйственный и рукастый. Многое из того, что располагалось во дворе (сарай, загон, теплица, душевая) Август, оказывается, построил сам. Душевая тут стояла и до него, конечно, но время её сильно попортило – бак прохудился, кабина осела… Но Август быстро привел её в порядок и всё получилась даже лучше, чем прежде.
С нескрываемым восхищением баба Валя перечисляла мне все его достоинства – «работящий», «смелый», «сильный», расписывала, как он умело управляется с абсолютно любым делом и без страха берется за каждое новое испытание.
Она подкрепляла слова примерами и реальными историями, но в этом не было необходимости, потому что я нисколько не сомневалась ни в одном её слове. Зачем же ей мне лгать?
В сарае Август оборудовал себе что-то вроде мастерской с рабочим столиком, тисками и кучей самых разных инструментов, доставшихся ему от деда. Приноровился работать с ними, найдя в этом занятии смысл и интерес.
Первое время он не проявлял ко мне никакого внимания, а может просто стеснялся, держал эмоции в себе, а я всё больше проникалась к нему чувствами и ничего не могла с этим поделать. Уже спустя неделю после знакомства, я поняла, что слишком много о нем думаю и даже если хочу, не могу перестать это делать.
Первое время Август сторонился меня, опасаясь и выжидая чего-то, может присматривался, изучал или просто смущался. Не подпускал близко, держался на расстоянии даже когда дело касалось повседневных хлопот, а я делала все, чтобы не отпугнуть его: была с ним мягкой, доброй, ласковой, пыталась не надоедать и вести себя учтиво, уважая его любовь к уединению, но в то же время всячески давала понять, что меня к нему бесконечно тянет: глядела с теплом и интересом, всячески показывала, что не могу обойтись без его помощи, рассказывала все, что происходило у меня внутри. Вскоре он убедился в том, что мне можно доверять и оттаял.
Он видел, что я настоящая, искренняя, знал, как хорошо ко мне относится баба Валя и чувствовал, как трепещу я от любви к ней. Для него это стало еще одной причиной доверять мне и поводом подпустить ближе.
Мы с ним сдружились, стали много времени проводить вместе – ходили на реку ловить рыбу, собирали ягоды в лесу, работали в огороде, следили за скотиной. В большом доме хлопот не оберешься…
Мне нравилась его компания. Он был молчалив, но взглядом мог выражать многое и со временем я научилась понимать его даже без жестов – улавливала все по мимике или простому движению глаз.
С ним я могла быть собой и ничего не боялась, не смущалась.
А он смотрел на меня как на женщину – зрелую, особенную. За его крепким мужским плечом и широкой спиной я чувствовала себя самой защищённой на свете и живой чем когда-либо прежде. Мне нравилась эта незыблемая, неосязаемая нить, связывавшая нас и с каждым днем лишь крепчавшая. Она стала нашей силой.
Помню, как мы впервые взялись за руки, оказавшись физически так близко, как никогда прежде.
Это произошло случайно на подъеме в гору за домом – баба Валя попросила
