— Приезжай, пожалуйста, забери меня.
— А ты не можешь там вызвать такси? Я заплачу…
— Нет, Анс, извини. Они меня не отпускают. У меня нет денег. Я боюсь!
— Ты пьяна.
— Это господин здесь говорит, что позовет полицию.
Я начала всхлипывать. Нос тут же заложило. Я не притворялась. Мой ребенок болел, а я чувствовала себя в тысяче миль от него. Это было физически больно. Как будто мое сердце вырывали из груди.
— Дай мне этого господина.
Я протянула телефон Гарри и попыталась взять себя в руки. Вольф не болел. Она все придумала.
Гарри держался высокомерно:
— У вашей сестры недостаточно средств, она не может оплатить счет… Нет, я не могу вызвать такси, и мы не предоставляем услуги в кредит. Наш опыт убедил нас в том, что подобные счета и расходы очень редко возмещаются. Послушайте, пожалуйста, это ваша проблема, если вы не приедете за ней и не оплатите ее счет в течение часа, я буду вынужден привлечь полицию… Нет… Прекрасно. До скорой встречи. Всего доброго.
С видом триумфатора он захлопнул телефон.
Я поежилась, несмотря на душную волну тепла, висевшую в баре.
— Смотри, — сказал Гарри. — Вон она.
Закутавшись в куртку, Анс бежала к машине. Через пару минут она унеслась прочь, вниз по дюне мимо окна, за которым мы сидели. Была половина девятого. В нашем распоряжении был почти час до тех пор, когда она вернется совершенно взбешенной.
Наклейка «Эта квартира охраняется системной сигнализацией „АТРОН“» была налеплена на дверь исключительно с целью отпугивания воров. Внутри никакой сигнализации не обнаружилось. Офис Мартина был обставлен как старомодный рабочий кабинет. Темные деревянные панели, классические зеленые обои, картины на стенах.
Посредине комнаты стоял большой антикварный письменный стол с обтянутой зеленой кожей столешницей, на нем плоский монитор, беспроводная клавиатура модной формы и пачка нераспечатанных конвертов. Черная кожаная визитница была раскрыта. У широкой стены стоял шкаф такого же цвета, как и панели, полный папок и файлов. Верхняя полка была занята книгами.
Гарри сел за стол и включил компьютер, который тут же стал жужжать и попискивать и скоро запросил пароль. Гарри набрал имя предполагаемой подружки Мартина: Аннабелль. В ответ прозвучал сердитый зуммер: «Выбранный пароль неверен».
— Ничего страшного, ничего страшного, — пробормотал Гарри скорее сам себе, а не мне, и убрал мою руку со своего плеча. — Не обидишься? Можно я сам? Все получится.
Он снова и снова перебирал клавиши, но каждый раз жужжал зуммер. Я перебирала почту. Журнал о гольфе, большие конверты из банков и страховых компаний, письма из налоговой службы, годовые отчеты крупных компаний, проспекты и брошюры, чертежи будущих проектов, информация, которая никак не могла мне помочь. Я открыла синий конверт налоговой службы и прочла, что Мартин аккуратно выплачивал свои налоги через автоматическую систему. Выписки со счетов тоже показывали положительное сальдо.
В расчетах по его ценным бумагам я ничего не поняла и отложила их для Гарри. Единственное, что я смогла там увидеть, было то, что на его счету лежало почти полмиллиона и до понедельника, 30 октября он активно занимался покупками акций.
— Йес! — крикнул Гарри, а из компьютера полилась синтезаторная какофония. — Я вошел! «Белль», это было просто «Белль», а не Аннабелль. Ха!
Я посмотрела на часы. Мы были здесь уже пятнадцать минут.
Деньги, которые Гарри 23 октября перевел на счет Мартина, были получены им 25 октября и тут же перекинуты на другой вклад. Все выписки об этом были аккуратно подшиты в папку. Я могла бы переворошить еще много папок, но подозревала, что это вряд ли мне поможет. Ведь грязные делишки Мартин не показывал в бухгалтерии. Мне стало казаться, что мы ищем не в том месте.
Я обыскала все ящики его стола, но не обнаружила ничего, кроме скобок для скоросшивателя, коробки шариковых ручек, скрепок, фотографий яхты и группы парней за игрой в гольф, шесть упаковок печенья «Султана», в нижнем ящике правого шкафа бутылку шотландского виски «Bushmill’s» шестнадцатилетней выдержки и коньяк «Augier Freres». Там же были два коньячных бокала и два стакана для виски. Потом я нашла еще один альбом с фотографиями Мартина на гольфе и узнала на одной из них Гарри в красной бейсболке и кошмарной рубашке-поло в красно-желтую полоску.
Яростное щелкание мышью тоже не принесло Гарри большого успеха. Все сделки, которые Мартин совершал по интернету, выглядели кристально чистыми. Никаких заграничных счетов, никаких огромных расходов, никаких тайных мэйлов или разговоров в «чате». Гарри выругался.
— Все пусто. Он вложил мои деньги в акции и облигации американских IT-фондов, и они резко подскочили в цене. Он заработал мне кучу денег. Только вот без него мне к ним не подобраться, черт возьми.
— А вы не подписывали об этом никакого контракта?
Я стала листать ежедневник Мартина.
— Он должен был этим заниматься. В тот понедельник, тридцатого, мы договорились привести все в порядок, но он не появился.
В компьютерной корзине Мартина Гарри нашел тридцать семь удаленных файлов. На часах было пять минут десятого. Нам оставалось десять минут.
За обложку ежедневника были засунуты десятки визиток. Я быстро просмотрела их, но ни одно из имен не показалось мне знакомым. Нотариусы, адвокаты, владельцы ресторанов и одна карточка гостиницы во Франции. Ее я отложила в сторону вместе с двумя кредитками и карточкой автомобильной страховки. Странно, что он не взял их с собой.
— Может, у него есть другие, — предположил Гарри. — Там в почте нет выписки из его кредитной компании?
Он пододвинул к себе папку и стал быстро перебирать конверты, выбрав два из них.
Между двумя последними страницами ежедневника Мартина лежала прозрачная пластиковая папка с талончиком и карточкой медицинского центра в Алкмааре. В прошлом году у него было пять посещений гинеколога в поликлинике. Я вытащила папку из ежедневника и показала Гарри.
— Зачем мужчине ходить к гинекологу?
Гарри разглядывал выписку с карты «Америкен Экспресс».
— Это выписка с кредитки, которая сейчас, должно быть, у него в кармане. Он расплачивался ей только один раз, заправлялся на «Шелл» 27 октября. И с 28 октября не снимал больше денег. У него что, с собой мешок наличных? Иначе я не понимаю, на что он живет. А вот смотри, телефонный счет за ноябрь. Он больше не пользовался мобильным.
Я посмотрела на часы. Надо было уезжать. Гарри сунул выписки в карман, а я запихнула папку с медицинской карточкой в сумку.
— У меня какое-то гадкое чувство, — прошептал Гарри. — Он как сквозь землю провалился. Что-то не так.
Он быстро выключил лампу и кивнул, чтобы я поторапливалась. Потом направился к двери, и я хотела пойти за ним, но резкая вспышка боли в лодыжке подкосила мою ногу. Я упала, попыталась встать, но при этом опрокинула мусорную корзину, набитую смятой бумагой и разорванными конвертами. Мой взгляд упал на кусок разорванного листка, на котором была всего одна строчка: http://www.mttu.com/abort-gallery/index.html стр 3 из 3.
Я где-то это видела. Это была строчка над фотографиями мертвых младенцев, которые мне прислали. Я сунула бумажку в карман и поспешила к двери. Но прежде чем я поняла, что Гарри почему-то лежит на земле на улице, на мой затылок обрушился удар, в глазах брызнули звезды, и я упала.
Вдалеке лаяла собака. Я хотела открыть глаза, но не получалось. Как будто их склеили клеем «момент». Ужасно хотелось пить. Яркий свет брызнул в глаза, но я не могла даже повернуть голову. Мои руки и ноги были привязаны к краям кровати. Меня заперли в моем обездвиженном теле. Я не могла ни видеть, ни чувствовать, ни шевелиться, а только сползать в беспокойный сон. Иногда по комнате проскальзывала тихая, зловеще молчаливая тень. Мое лицо грубо мазали какой-то жгучей мазью, шею перебинтовали так туго, что я едва могла дышать. Кто-то разрезал повязку ножницами, наголо обрил меня и сунул под меня судно. Потом я несколько часов, дрожа, лежала на нем голышом, спина, казалось, разламывалась от боли. Из меня вышло все, но я не знала, было ли это на самом деле.
После этого кто-то вколол мне в руку иголку, отчего я упала с высоты многоэтажного дома в морскую пучину, пролетела по воздуху и рухнула в извилистое ущелье. Еще у меня на глазах пытали моих детей, вешали и заталкивали под воду, а я в это время боролась, чтобы освободиться, открыть глаза, хотела кричать, но не могла выдавить из себя ни звука, и все мое тело как будто окаменело и было заковано в кандалы.
В другой раз он давал мне таблетки, от которых меня тошнило так, что я почти задыхалась. Однажды он ударил меня, потому что я пыталась вытолкнуть их изо рта своим воспаленным языком. Он снова запихнул в меня таблетки, протолкнул их мне в глотку, и я от этого потеряла сознание. Иногда я думала, что умерла и нахожусь в аду. Или лежу в изоляторе в сумасшедшем доме.
