знаете каких, это займет всего несколько секунд, несколько слов задержатся у вас в голове, а все остальное будет забыто. Вы подожжете его и бросите в урну. Выйдете на улицу.
Все можно будет забыть. О том, что будет дальше, знать абсолютно нечего, таковы были слова Льюи.
Вы пересечете привокзальную площадь. Пойдете по центральной улице, которая через пятьсот метров выведет вас к территории, застроенной одинаковыми домами. Здесь, как и в том районе, из которого вы ушли, чтобы никогда не вернуться обратно, окна будут выбиты, двери выломаны, крыши будут казаться черными. Здесь тоже будут что-то обсуждать, будут самоорганизовываться мужчины и женщины. Вы увидите, как они идут мимо, неся в руках новехонькие оконные стекла, лестницы, груды черепицы, и тогда вы поймете, что Льюи была права, говоря, что они попытаются все восстановить, вернуть все как было, эта упрямая толпа муравьев, с нежностью говорила Льюи, и тогда вы поймете также, что они скоро найдут Елену, и с внезапным волнением представите себе, как она учит других детей срезать ветки ивы, она притянет их к земле и будет показывать это другим детям совершенно вашими движениями, теми осторожными движениями, которым вы учили ее день за днем во время прогулок в парке, она будет объяснять детям, как это делать, вы увидите этих детей, стоящих кружком, в листве обрамляющих поляну деревьев, и вы поймете, что их, этих детей, отыщут слишком поздно, они уже одичают, они уже станут чувствительными, словно тонкая фотопленка с серебряным слоем на июньском солнце, которое светит сквозь листву нашего леса, в них будет что-то от красоты того пространства, которое их окружает, окутывает, так же, как оно окружало, окутывало нас все эти годы в клубе, это пространство, наша поляна, и тогда вы поймете, подойдя к небольшому, выкрашенному в розовый цвет домику на краю участка, вы поймете, что, возможно, все провалилось, что все встанет на свои места, что круговорот событий не был разорван, да, возможно, те силы, что поддерживают этот мир, заставляя все в нем повторяться, вновь проявили себя, в конце концов, откуда мне знать, откуда нам знать – таковы были слова Льюи, – и все то, что я вам говорю, должно быть таким же, как и все остальное, непостоянным, нужно лишь сохранять нетронутым желание, говорила Льюи, желание что-то делать вместе, с другими, где-то еще, не зная, сколько их, и мириться с тем, что вы не узнаете, действительно ли битва проиграна заранее, и вы поймете, стоя перед выкрашенным розовой краской домиком, что Льюи была права, вы поймете, что силы, необходимые, чтобы тождественно прекратить проживать наши тождественные жизни, неизмеримы, так что вы будете толкать перед собой вес целого мира, звоня в дверь этого дома в этом маленьком городке, где вас никто не знает, вы позвоните в эту дверь так же, как Хуан Габриэль стучится в дверь номера 111 в гостинице «Бель Вьяджо», потому что его вызвали починить водопровод, как Джонно или Пепе с ящиком инструментов в руках, в черном комбинезоне с красной эмблемой «Бель Вьяджо», легко заменяемые люди, готовящиеся к повторению событий, осознающие, что все здесь, в этом новом городе, станет лишь повторением одного и того же, что не существует лучшей жизни для несчастных, покорно пытающихся выжить и тут, и там, ожидающих, опустив голову, что вы распрямитесь, и вы будете свободны – так говорила Льюи, – больше не будет протоколов, нам больше нечего будет вам передать, – так говорила Льюи, – договор заканчивается на этом, вы сама решите, звонить ли вам в дверь этого маленького, выкрашенного в розовый цвет домика, сама решите, здороваться ли с мужчиной, который вам откроет, здравствуйте, я пришла из-за событий, которые затронули вашу семью, похищение, скажет он, и вам покажется, что в глазах этого мужчины отразится вселенская усталость, да, похищение, скажете вы с искренним состраданием, я здесь, чтобы вам помочь, он посмотрит на вас, и в его взгляде вы увидите отупение, которое покажется вам бесконечным, бездонным, я психолог, я занимаюсь психологической поддержкой пострадавших семей, и он впустит вас в дом и проведет в гостиную, где будет сидеть его жена, и вы увидите эту новую обстановку, похожую на великое множество других, – голые стены будут создавать ощущение безысходности, – эту обстановку, при виде которой вам нужно будет смягчиться, ведь в ней живут люди, в ней живем мы, в этой обстановке, которая нас успокаивает, укрывает нас от мира, как мы сами считаем, говорила Льюи, победительница Льюи, они предложат вам выпить, и да, согласитесь, если вам хочется продолжить, извините за беспорядок, а вы осторожно обойдете траншею, которая будет пересекать их гостиную, подобно лазу, ведущему в глубь земли, и вот, стоя перед этими легко заменяемыми мужчиной и женщиной, вы услышите бормотание новостей, у вас за спиной диктор скажет, что ситуация постепенно нормализуется, нам удалось потушить первые пожары, скажет капитан в форме, которого вы увидите на экране телевизора, работающего в углу гостиной, благодаря одновременной мобилизации наших пожарных-волонтеров, так скажет в микрофон этот капитан в форме, указывая на пожарных, которые пройдут у него за спиной с брандспойтами, но прямо сейчас, уточнит капитан, мы все еще испытываем серьезные трудности на участках вроде этого, поскольку мы столкнулись с целой серией технических неполадок, оказавших значительное влияние на эффективность наших действий, и вы увидите, как за спиной этого капитана в форме пройдет мужчина, держа в руке брандспойт, и вы узнаете взгляд этого мужчины на заднем плане, его появление словно разорвет информационный поток, картинка словно вдруг застынет, и при виде этого лица, размытого лица на заднем плане, у вас не останется никаких сомнений, – круговороту нормализующихся событий окажется противопоставлен круговорот разлаживающихся событий, об этом вам скажет лицо Родриго на заднем плане, его взгляд будет гореть так же ярко, как щиток его шлема, в котором отразится июньское солнце, жар июньского солнца на месте еще дымящихся развалин, среди этого дыма, что поднимется в воздух, открывая вашему взгляду пейзаж, сравнимый с работами Странда, да, сравнимый с работами Странда, в нем будет полно черных, серых и синих оттенков, дым станет завесой, на которой смешаются черный, серый и синий.
Близким и друзьям за их поддержку и критические замечания, которые помогли мне написать этот протокол.
Кристине Барриос.
Лиз Аббади и Лорану Корвизье.
Эрванну Де Карею, Лизе Диас,
