— Похоже, что всю жизнь. Это место прирастает к тебе. Я здесь уже восемь лет… в следующем месяце будет, точнее. И не знаю, гордиться этим, или нет.
Мэтью был благодарен хотя бы за то, что Парментер вел себя, как человек цивилизованный. Он мог представить, как на подобные вопросы отвечал бы Боудри.
— А за восемь лет вашей работы кто-нибудь сбегал отсюда?
— Двое, насколько я помню. И одного из них поймали час спустя. Двое — это не так много по сравнению с тем, как много человек провело здесь свой срок до конца, так что… эй, черт тебя побери, погоди-ка минутку! — он отвесил Мэтью неслабый удар по затылку. — У тебя нет никакого права расспрашивать меня о таком!
— Приношу извинения. Я забыл свое место, — ответил Мэтью. Они прошли по лестнице вниз. — Но еще одно, пожалуйста: хотя бы один из этих двоих сбежал из подземелья?
— Прикуси язык, Корбетт, — последовал жесткий ответ. — Больше я отвечать не буду.
— Как скажете. Но это печально, потому что я собирался предложить вам кое-какую информацию взамен. Я собирался задать вопрос, и, получив ответ, рассказать вам, что я видел, взглянув в лицо Альбиона. Об этом я никому не говорил.
Впереди посреди коридора на спине лежало тело. Парментер остановился, чтобы посветить на исхудавшего узника. Он отвесил человеку быстрый пинок в ребра, и тот застонал, перевернувшись на бок.
— Поднимайся, Эддингс! — скомандовал Парментер. — Если я вернусь и застану тебя тут, тебе всыплют плетей! — он переступил через тело узника и продолжил путь. Мэтью пришлось сделать то же. Парментер возобновил диалог. — У Альбиона нет лица. Он носит маску. Так или иначе, начальник тюрьмы сказал нам, что мы не должны это обсуждать.
— Жаль, — у Мэтью было чувство, что раковина Парментера была не такой уж крепкой и могла треснуть в одном из своих слабых углов и суставов. — А меня так тянуло поделиться этим с кем-то. Уверен, «Булавка» нашла бы эту информацию крайне интригующей.
— У тебя ничего нет. И я не знаю, что означает это причудливое слово, которое ты только что сказал.
— Оно означает, что, скорее всего, Лорд Паффери неплохо заплатил бы за мою информацию. Не меньше гинеи, я бы сказал.
Парментер не ответил.
Они приблизились к арке Каира. По подсчетам Мэтью оставалось еще пару раз повернуть по коридору, прежде чем они достигнут камеры. Вода капала с треснувшего потолка и сбегала вниз по каменным стенам, образуя грязные лужи под ногами.
Внезапно перед глазами Мэтью возникла рука и ухватила его за ворот тюремной рубашки. Парментер был сильнее, чем казался — или Мэтью просто настолько ослабел от нехватки еды — потому что молодой человек вынужденно замер и не смог двинуться. Парментер оттолкнул Мэтью к правой стене коридора.
— Слушай сюда, — страж поднял свой фонарь так, чтобы полностью осветить лицо узника. — Мне не нравится твой способ заговаривать мне зубы.
Плечо Мэтью отдалось тупой болью в том месте, где он столкнулся со стеной, но это было лучше, чем удар дубинкой, которая оставалась на месте — привязанной к поясу охранника на кожаном шнуре.
— Простите, — сказал Мэтью. — Давайте забудем эту дискуссию. Этот… разговор, — он решил подобрать слово попроще. — Хорошо?
Парментер проигнорировал вопрос.
— У меня тоже есть, что у тебя спросить, — он понизил голос почти до шепота, хотя они были в коридоре одни. — Что за дела у тебя с Альбионом? Он никогда раньше своими призрачными ботинками сюда не захаживал. Что ты натворил там, снаружи, чтобы привести его сюда?
— Ничего такого, о чем бы я мог подумать.
— Ты убил кого-то? Ему нет дела до убийц.
— А что с его предыдущими шестью жертвами? Они не были убийцами?
— Не-е. Ну… двое убили. Что до остальных четверых… двое из них были хулиганами, один взломщиком, и еще один похитителем собак.
Мэтью кивнул. Парментер описывал двух убийц, двух обыкновенных головорезов по найму, взломщика и вора, похищающего собак, а после разделывающего их на шкуры для скорняков. Что ж, молодой человек решил попытать удачу и понадеялся, что колесо Фортуны выкинет ему счастливое число.
— Один из тех, кто пытался сбежать из Ньюгейта, все-таки содержался в подземелье?
Парментер посмотрел налево, затем направо, словно боясь, что их кто-то подслушивает. Затем снова перевел взгляд на лицо Мэтью.
— Сначала расскажешь ты. Что у тебя есть такого, что можно продать «Булавке»?
Мэтью постарался состряпать что-то на скорую руку.
— Следует отметить вот, что: его глаза сверкнули за этой маской. Они были похожи на два окна в Ад. Я был потрясен до глубины души, когда взглянул в них, и все же не мог не сделать этого. И еще… я слышал, как он говорил. Но слышал не ушами, спешу заметить, но вот здесь, — он постучал по своей макушке. — Я слышал, что в его списке еще три жертвы. И имя одной из них начинается на «А». Я слышал, как Альбион говорил, что уже наточил свой меч и скоро ударит снова. Возможно, завтра ночью, если все пойдет гладко. Но он будет снаружи, будет выслеживать свою жертву. Вот, что я от него услышал.
— Продолжай! — рот Парментера искривился. — Разве мог ты слышать от него что-то подобное?
— Мог. И слышал. Вы знаете, почему Альбион приходил сюда поговорить со мной? Потому что… я и он связаны убийством. Да, все верно. Человек, которого я убил, был в его смертельном списке. Он сказал мне и это, и приходил он сюда поблагодарить меня.
— Давай дальше! — на этот раз охранник говорил шепотом. Его глаза-бусинки расширились настолько, насколько могли, Парментер убрал свою руку с воротника Мэтью. — Кого ты убил? Кто это был?
— Пруссак по имени Дальгрен. Почему он был в списке Альбиона, мне не известно, но теперь вы знаете. И попробуйте сказать, что «Булавка» не купит информацию, пришедшую из моих первых уст!
— Христовы кровавые гвозди! — воскликнул Парментер. — Если бы я увидел такое в «Булавке», я бы просто проглотил эту историю!
— Информация ваша. Только не раздавайте ее бесплатно никому… особенно Боудри.
— О, я терпеть не могу этого напыщенного дристуна, — прошипел Парментер. — Он, похоже, убил павиана и украл его лицо! И, похоже, иногда он перебирает с «Белым Бархатом». Исчезает на несколько дней, а потом возвращается и не помнит ничего о том, что делал и где был.
- «Белый Бархат»? А что это?
— Дешевый джин, который оставляет человека без чувств. Лучше держаться подальше от этого пойла, мой тебе совет… если ты, конечно, когда-нибудь выйдешь отсюда, я имею в виду.
— Ладно, хорошо. Итак… теперь насчет камер в подземелье и беглецов.
— Если я скажу тебе… ты же не доставишь мне неприятностей, не так ли?
— Буду вести себя так, будто вы ничего мне не говорили. Это просто удовлетворит мое любопытство, — Мэтью решил надавить, потому что Парментер явно колебался. — Ну же, проявите немного милосердия ко мне. Мне нужно что-то, над чем можно подумать!
И снова взгляд налево, затем направо, а потом Парментер сдался.
— Да, один из них выскользнул из камеры в подземелье. Это случилось через год или около того после моего прихода сюда.
— Из какой камеры?
— О-о-о-о-о, нет! Не загоняй коней так далеко! Этого тебе вполне хватит, — Парментер подал знак фонарем.
Мэтью возобновил путь. Без цепей двигаться было намного легче, но Мэтью заметил, что все еще сгибается и шагает той же сгорбленной, хромой походкой, что и раньше. Похоже, ноги привыкли к оковам. Он видел, как быстро человек привыкает к темноте и отчаянию этого места и оставляет надежду когда-либо снова выйти на солнце. Впрочем, эту безнадегу сейчас, пожалуй, разделяет каждый лондонец из-за непрекращающегося ливня.
Молодой человек почувствовал, что Парментер по пути уже подсчитывает, за сколько шиллингов сумеет продать информацию «Булавке». Пожалуй, сведения, полученные из первых уст об Альбионе, заставят Лорда Паффери визжать, как маленькая девочка. И будь прокляты факты! — Паффери раздувает любые фантазии, чтобы накормить свою голодную аудиторию. Можно было поклясться, Лорд Паффери будет благодарен за то, что ему вовремя подадут убийцу Альбиона — как раз к очередному приему пищи.
А Мэтью, в свою очередь, был готов поблагодарить Альбиона. Он понял, как только прошел входную арку в Каир, что появление Альбиона в Ньюгейте и его загадочное поведение — будь то обещанием защиты или смерти — спасло мозг молодого решателя проблем от превращения в чашу пудинга. В таком месте, как Ньюгейт, ничего не стоило потерять всякий смысл жизни, всякий интерес, кроме извлечения вшей из бороды, всякое любопытство, всякие вопросы (к примеру, о том, сколько осталось жить Уайлеру), всякое достоинство, сострадание… да вообще всё.
Но теперь для поддержки своего мозга в рабочем состоянии у Мэтью был Альбион и клетка подземелья, откуда однажды одна птичка улетела из Ньюгейтской клетки. У него впереди — не приведи Господь — было еще шесть месяцев, чтобы сгнить здесь, но, по крайней мере, теперь у него появилась проблема, которую надо решить, и в сложившихся обстоятельствах для него эта история была настоящим даром жизни.
