– младшего, страшился, что займет он его место на троне…»
– Это кто ж такой? – почесал бороду Егор Кузьмич, но взгляд его был хитрый. – Он переглянулся с Марией Бестужевой, находившейся в недоумении, и с Крымовым. – Что-то я в истории государства Российского упустил, кажись… Или же Карамзин, Соловьев и Ключевский недоглядели?.. А дальше, Гуленька?..
Девушка кивнула – она не скрывала радости, что в чем-то просвещала своих куда более старших коллег с Волги.
– «И тогда Давид-царь Северный разбил вначале войско Айрыза, вставшего на его пути, и обезглавил Барсанида, а затем разбил и войско Гамрыза, и тоже обезглавил пораженного. А потом изловил и казнил всех остальных потомков владыки Барсана мужеского пола. И провозгласил тогда победитель, витязь Давид-царь Северный, себя князем земель Барсанидов. А чтобы Аллах не разгневался на него и люди полюбили нового владыку, взял он себе в жены красавицу-дочь Айрыза – Айкуль и красавицу-дочь Гамрыза – Гайкуль. А также взял в жены и наложницы всех других женщин из дома Барсанидов, а также их многочисленных служанок и рабынь…»
– Какие аппетиты знакомые, – перебив Гулю, почесал бороду Егор Кузьмич. – Имя одно и то же, военный почерк и мужеская сила…
– Точно, – согласился с ним Крымов.
– «А чтобы не разгневался на него персидский шах, – продолжала девушка, – Давид-царь сам лично привез ему дары великие и бесценные. И возрадовался шах этим дарам и сказал Давиду-царю Северному: «Будешь вассалом моим любимым, и дети твои – детям моим!..»
– Мудро поступил, – заметил Крымов. – Я бы тоже так сделал. А когда про Махалая будет?
– Терпение, – попросила его Гуля. – А вот и про Махалая. Читаю: «И родился вскоре у Давида-царя Северного первенец от княжны Айкуль – Махалай, а через неделю и от княжны Гайкуль – Гаврыз…»
– Стоп-стоп-стоп, – зачарованно проговорил Добродумов и посмотрел на Крымова. – Ты чуешь, Андрей Петрович? Махалай и Гаврыз?
Тот восторженно кивнул:
– Чую, Егор Кузьмич! Ох, чую! Как там твой Пашутко-то писал, напомни?
– Поймал одного мальчугана: «Как звать?» – «Михайло!» Поймал второго: «А тебя?» – «Гаврила!» – Добродумов покачал головой. – А папаша – бай-паша. Евдокия – девка, про нее не напишут. И какое имечко этот бай-паша себе смастерил, а? «Давид-царь Северный»! Царь на греческом – василевс. Вот и выходит: Давыд Васильевич Северный! И к царю родством близок, разве что младшим братом назвался – для пущей важности.
Обе женщины смотрели на мужчин подозрительно – уж больно они оживились, были взволнованны, да и заговорили странно.
– Выходит, не убили твоего предка, Сорвиголову, на Кавказе, – сказал Крымов, – прошел он Каспий и утек в Персию.
– Выходит, что так, – чувствуя важность момента, согласился Добродумов.
– И шаха сполна одарил, а тот, думаю, бедным не был, и удивить его было трудно, – кивнул детектив. – Бабки-то, видать, большие были у Давыда Васильевича? Ограбил он тех ногайцев, и не только их, а потом и улизнул от гнева царя, так сказать, «старшего брата». С бригадой ушел! Единомышленников. Да-а!
– Во мужик был, а? Крымов? – растрогался Егор Кузьмич. – Слеза аж наворачивается.
– Да о чем вы? – спросила у них Мария Бестужева. – Просветите, может быть?
– Чуть позже, Машенька, – сказал Крымов.
– Чуть позже, Мария Федоровна, – поддержал его Егор Кузьмич. – Давайте теперь про Махалая послушаем.
– Только и меня не забудьте просветить, – требовательно сказала Гуля. – Мне ведь тоже интересно. Я всю свою жизнь этим историческим персонажам посвятила.
– Слово даем – еще как интересно будет, милая наша Гюльчитай! – рассмеялся Крымов. Он торопливо приложил правую руку к сердцу. – А теперь дальше, пожалуйста, дальше!
– «И тогда сказал Давид-царь Северный, – проведя пальчиком по строчкам, прочитала Гуля, – “Махалай будет править княжеством моим, а Гаврыз станет верным и надежным другом ему и верным клинком его. А если кто обманет и предаст брата, того пусть покарает Аллах!” У Давида-царя помимо любимых жен Айкуль и Гайкуль было еще семьдесят жен и триста наложниц, и все понесли от него…»
– Ого! – не сдержался Крымов. – Во дает!
– Персонаж, – улыбаясь, покачала головой Мария.
– Кобель, настоящий кобель, – подытожил Добродумов и многозначительно взглянул на Крымова. – Все подтверждает нашу теорию о Давыде Васильевиче. Только на Руси то грехом считалось, распутством богопротивным, а тут почиталось за респектабельность. А ему, Давыду Васильевичу, этого было и надо. Скольких же он наплодил и тут и там? – Добродумов аж в бороду пятерней вцепился. – Уму непостижимо!
– Так вы что, знали об этом человеке? – спросила Мария.
В глазах Гули был тот же вопрос.
– Угу, – кивнул Егор Кузьмич. – Еще как знали.
– Но давайте поначалу закончим с историей княжества Халай-Махалай, – попросил Крымов. – Не терпится узнать все.
– А там и о кончине его есть? – неожиданно спросил Добродумов.
– О кончине князя Махалая? – задала наводящий вопрос Гуля.
– Нет, – замотал головой Егор Кузьмич, – хотя это тоже интересно. О том, как умер Давид-царь Северный.
– Конечно, есть, – кивнула Гуля. – Мы уже почти дошли до этого. «Укрепив свое княжество, – продолжала она, – Давид-царь решил посвятить себя любви и любил своих жен и наложниц, каждый год преумножая число их, пока не скончался в возрасте шестидесяти пяти лет от чувственного перенасыщения и счастья…»
Она подняла глаза на Добродумова:
– Вот так и умер Северный витязь.
В глазах царевского краеведа уже блестели слезы, губы дрогнули:
– Вот как, оказывается, прадедушка Давыд Василич почил, – тихонько всхлипнул он. – «От чувственного перенасыщения и счастья»!
– Счастливчик, – глядя на товарища, скромно заметил Крымов.
Раньше он Егора Кузьмича таким не видел. Гуля увлеклась книгой и пропустила реплику пожилого гостя. Но не Мария Бестужева.
– А почему прадедушка? – спросила она.
– Егор Кузьмич Добродумов ведет свою родословную от князя Давыда Васильевича Сорвиголовы, – объяснил Крымов. – То бишь от Давида-царя Северного. Но это чисто гипотетически.
– Правда? – снисходительно изумилась Мария.
– Не слушайте его, Машенька, – запротестовал Егор Кузьмич. – Не гипотетически, а так оно и есть. Я за свои слова отвечаю.
Но Мария тотчас вспомнила о печальном вздохе Крымова:
– Ах, Андрей Петрович, неужто и вам хотелось бы такой судьбы? – лукаво глядя на детектива, спросила Мария Бестужева. – Я про «чувственное перенасыщение»?
Крымов вздохнул:
– Так, хотя бы помечтать.
– Да-а, – только и протянул Егор Кузьмич, стряхнув с левого глаза слезу. – Был бы я помоложе, диссертацию бы на эту тему сочинил. Историко-эротического характера.
– Слушать дальше будете? – беззаботно спросила Гуля. – Какие-то вы странные. Особенно вы, – сказала она Добродумову. – Точно он родственник ваш.
– Девочка прослушала, кем вам приходится Давид-царь, – тихонько сказала Бестужева, пока Гуля перелистывала страницы.
– Может, это и к лучшему, – также тихо откликнулся Крымов. – Не всем же за сердце хвататься.
– Так я читаю? – подняла глаза Гуля.
– Читай, дочка, читай, – махнул рукой
