— Вэл, а у тебя остался кто-то из семьи в Чайна-Лейк?
— Все, тут пелена лжи спадает! — Она как-то по-птичьи нахохлилась и снова поникла. — Забудь, что я там говорила на встрече выпускников. Кто старое помянет, и все такое… Чушь все это. Я с родной матерью не разговаривала целый год. И в Чайна-Лейк-то ехала, чтобы помириться с ней, да все равно тихонько слиняла. Так и не повидались. — Ее бледные щеки окрасил румянец.
Я молча вела машину, и Валери, выждав несколько секунд, спросила:
— Ну? Что-нибудь скажешь на это?
— Нет. — Я глянула в зеркальце заднего вида. — Не возражаешь, если мы поговорим о твоей болезни?
— Я не сплю уже пятьдесят шесть ночей.
Я чертыхнулась.
— Я теперь как паршивая ночная зверушка. — Она смотрела в лобовое стекло перед собой. — Но вижу сны, даже когда бодрствую. Это какое-то странное видение… — Она дотронулась до виска. — Вроде красного восхода, ослепляющего меня. Сначала появляется он, потом галлюцинации. — Валери вздохнула. — Но это не так уж и плохо. Иногда я чувствую себя прямо-таки кинозвездой.
— Ну, об этом ты всегда мечтала.
— А знаешь, я работала с микрофоном. Должна была орать, чтобы расчистили проход. — Она усмехнулась. — А потом выпрыгивали рекламные мальчики. Так что я у них в супермаркете была настоящей дивой, и моя мечта стать кинозвездой, считай, сбылась. Другое дело — эта жуткая паранойя и мерзкие побочные явления. С ними мне совсем не до смеха.
Я взглянула на нее, и она показала на свой парик:
— Ты думаешь, я облысела после химиотерапии?
Я пожала плечами.
— Ничего подобного. Это из-за трихотилломании. Знаешь, что это такое? Волосы себе выдергивала. Прядь за прядью. Я же превратилась в бильярдный шар! — Она на мгновение умолкла, чтобы успокоиться. — А еще я не чувствую боли. Мои мозги искрошились в полное дерьмо, сама я разваливаюсь на части, и при этом мне не больно. Ни в одном месте! Вот ударь меня кирпичом, я и глазом не моргну.
Она засунула руки еще глубже в карманы.
— Почему, думаешь, я ношу длинные рукава? Не только потому, что мне все время холодно. У меня руки сплошь покрыты царапинами и синяками. И ожогами. Я все делаю неосторожно, потому что ничего не чувствую. — Голос ее шелестел как сухие листья. — Поэтому и не выношу, когда до меня дотрагиваются. Ведь, прикоснувшись, меня могут поранить, а я даже не замечу.
— Извини, я не знала.
— Мне делали магниторезонансное сканирование. Оно выявило крахмалистые бляшки и губчатую энцефалопатию. Врачи перепугались не на шутку. Это ж коровье бешенство, и они боятся заразиться. Даже совещались, как им обработать оборудование, при помощи которого меня обследовали. Они делали мне пункцию спинного мозга и теперь трясутся, потому что обычная стерилизация не уничтожает эту заразу. — Она посмотрела на меня: — Я, наверное, напугала тебя до смерти?
— Нет. Неделю назад я бы испугалась, а сейчас нет. — Я собралась с силами, прежде чем сказать: — Дана Уэст умерла от такой же болезни.
У Валери отвисла челюсть.
— И Шэннон Грубер тоже. И Линда Гарсиа, и Фиби Чэдуик. Я думаю, и Шэрлин Джексон тоже.
Она растерянно моргала. Грудь ее вздымалась и опускалась, как у перепуганного воробышка.
— Расскажи мне! Расскажи мне все! — Она устремила на меня молящий взгляд, потом вдруг обратила внимание на дорогу. — Постой, ты куда это? Аэропорт же в другой стороне!
— Да. Только мне надо заскочить домой и взять кое-какие вещи. — Я прибавила газу. — Я лечу с тобой, Вэл.
По дороге я рассказала ей обо всех болезнях, несчастных случаях и пожаре, убившем Дану Уэст.
Лицо Валери было бледнее полотна. Я всю жизнь считала, что правда всегда к лучшему, но, кажется, на этот раз она оказалась слишком уж суровой.
— Ты в порядке? — спросила я.
— По-моему, я сейчас обмочу штаны. Мне бы в туалет.
Я свернула на ближайшую бензозаправку, где имелся магазинчик и туалет. Валери открыла дверцу, почти уже встала на ноги и вдруг снова села.
Голос у нее был совсем слабенький.
— Может, подсобишь?
— Давай провожу тебя.
— Давай. Ты уж извини.
Я распахнула дверцу, и вдруг какое-то смутное чувство опасности накатило на меня. На душе словно кошки заскребли. Я огляделась по сторонам. На бензозаправке жизнь кипела полным ходом. Вроде бы ничего подозрительного, но внутренний голос сказал мне: «Будь начеку!»
Бурча что-то себе под нос, Валери схватилась за дверцу и встала на ноги. Я достала из «бардачка» пистолет. Увидев его, Валери в ужасе воскликнула:
— Боже! Это еще что такое?!
— Не знаю, как ты, а я точно слышу в голове голоса.
Голоса принадлежали мне и Джесси. Они приказывали не останавливаться по пути, а в случае чего рулить прямиком в полицию. Я сунула пистолет в сумочку, вышла из машины и подошла к Валери.
— И эта штука заряжена? — спросила она.
— Полностью.
Она стояла, цепляясь за дверцу машины, рука ее дрожала.
— Ну пошли, поищем женский туалет.
Но она не двигалась, устремив взгляд вдаль. Рука продолжала дрожать.
— Вэл!
По шоссе с шумом проносились машины. Глаза ее бегали по сторонам. Рука тряслась уже целиком, до самого плеча, изо рта потекла слюна. Я по-настоящему испугалась.
— Валери!
Поначалу я приняла это за приступ, но потом поняла, что это как раз те самые галлюцинации. Она погрузилась в нечто вроде сна, хотя бодрствовала и стояла на ногах. Я принялась звать ее по имени и трясти за руку. Наконец она заморгала и попятилась, ударившись о дверцу.
Валери огляделась по сторонам и, тяжело дыша, спросила:
— Я что, вырубилась?
— Похоже на то.
Она пощупала свою голову, выругалась, потом посмотрела на меня и мою сумочку.
— А этот гребаный пистолет мне приснился?
— Нет.
Выставив для равновесия руки, она мелкими неуверенными шагами пошла к магазину. Я взяла ее под локоть.
— Только не трогай меня!
Голос был злой и испуганный. Я открыла дверь, пропустила ее вперед и пошла за ней в туалетную комнату. Голоса в моей голове продолжали зудеть, поэтому я вошла в туалет вместе с ней, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Не хотела напугать тебя, — сказала я. — Но ситуация очень серьезная.
— Просто ненавижу оружие. Полиция ходит с оружием. — Она кивнула на пол под раковину: — Положи свою сумку туда.
— Нет, нельзя. Послушай меня! Этот Койот — настоящий хамелеон. Изменяет внешность, чтобы подстроиться под ситуацию. Поэтому мы должны быть очень осторожны.
— Не нужно мне никакого пистолета! Не хочу, чтобы рядом со мной было оружие! — Она сверлила меня сердитым подозрительным взглядом. — Может, я вообще не хочу, чтобы ты ехала со мной в Чайна-Лейк! Я еду туда, потому что там безопасно, и не желаю, чтобы кто-то таскался за мною по пятам с пистолетом!
Я вздохнула.
— Ты заблуждаешься! В Чайна-Лейк не безопаснее, чем в Канога-парке или Санта-Барбаре. Если хочешь знать, некоторые как раз уезжают оттуда.
Мои слова немного умерили ее пыл.
— Врешь ты все! И кто же это так напугался?
— Ну, Эбби, например. Она собирается увезти оттуда детей.
— Хочешь сказать, я не должна туда ехать?
— Нет, просто говорю, что другие люди уезжают из этого города.
— И как далеко они уезжают?
— Очень далеко.
— Это куда же?
— Какая разница?! Речь-то идет о том…
— Неужели где-то может быть безопаснее? Может, мне вызвать маму туда?
— Да ладно тебе, забудь! Я просто пытаюсь прояснить для тебя ситуацию.
— Но если в Чайна-Лейк так опасно, зачем ты сама туда едешь? — спросила она.
«Потому что я в своем уме, здорова и имею при себе оружие», — мысленно ответила я.
— Выходит, ты знаешь более безопасное место? Эбби знает такое место и назвала тебе его?
Успокаивать параноика — все равно что тушить огонь, бросая в него спички. Любая фраза, любое замечание только добавляют масла в бушующее пламя страхов. Я уж даже, признаться, начала думать, что мое милосердие «доброй самаритянки» было дурацкой идеей.
— Нет, но почему же вы не хотите поделиться со мной?! — возмутилась она.
Потому что я, во-первых, обещала Эбби, а во-вторых, не могла поручиться за длинный язык Валери. И она все-таки была в своем уме, чтобы понимать это. Вид у нее был обиженный.
Она вдруг картинно закатила глаза:
— Ну ясно. Ты бы, может, и сказала мне, но тогда тебе пришлось бы меня убить.
Я в очередной раз была потрясена. Эти ее подлые штучки не знали границ и превратились в привычку.
— Ну, что-то вроде того, — ответила я.
— Но ты же не возьмешь пистолет с собой в самолет?
— Нет, Вэл. Конечно, не возьму.
Она кивнула и направилась к кабинке.
— Тогда ладно.
Конечно, я не сказала ей, что собираюсь держаться поближе к Томми. Уж у него-то точно будет пистолет. И не один.
