— Эван, пожалуйста, не надо!
Я подошла к столу и захлопнула крышку ноутбука.
— Не надо что? Говорить, что я люблю человека, за которого собираюсь выйти замуж? Почему ты не хочешь сказать, что на самом деле думаешь обо всем этом?
— Ты сейчас делаешь поспешные выводы. Просто… просто ты застала меня врасплох, вот и все.
— Нет, давай уж разберемся. Что тебя раздражает? Джесси честный, храбрый, на него можно положиться, он… любит детей и зверушек. — Я убрала ноутбук в специальную сумку. — И любит меня. Все вышеперечисленное не составляет проблемы. Тогда в чем она?
— Да перестань ты, не горячись!
Лицо мое пылало, сердце колотилось. Сплошной вред для здоровья, но я ничего не могла с собой поделать.
— Перестать что? Говорить о сути вещей?
В ванной мистер Мартинес включил музыку. Отец понизил голос.
— Для любого отца разговор о любви дочери является болезненным. — Он совсем смял шляпу. — Даже мучительным, я бы сказал.
— А ты все-таки скажи, папа! Скажи, почему не хочешь, чтобы я за него выходила!
Нет, все же иногда я проявляю чудеса тупости! Как адвокат, прекрасно знаю, что нельзя задавать свидетелю со стороны оппонента вопросы, начинающиеся с «почему». Ни в коем случае нельзя. Ведь такие вопросы только разжигают пламя страстей, открывают ящик Пандоры.
Отец держался спокойно.
— Потому что, по-моему, ты просто не представляешь, во что превратится твоя жизнь.
— Я уже имею эту жизнь. И один только ты не знаешь, что она собой представляет.
— Жить в браке, Эван, — это не то, что просто встречаться. Это совсем другое.
— Боже мой, какое потрясающее открытие!
— Сейчас тебе все кажется восхитительным и все решения правильными, даже если они приняты импульсивно. Тебе тридцать три — очень непростой возраст, возраст нервов и стрессов, — и парень для тебя сейчас многое значит. Но подумай, что будет лет через десять или двадцать.
Мне сделалось нехорошо — не физически, а просто на душе кошки заскребли.
— О Боже! А ты считаешь, мне пора остепениться?
Он сверлил меня своими темными глазами, и я поняла, что попала в точку.
На экране телевизора за спиной у ведущей новостей появился заголовок «Убийца школьных выпускников». Я схватила пульт и увеличила звук.
— …властями разыскивается для дачи показаний бывший солдат военно-морской базы в Чайна-Лейк. По описаниям это белый мужчина щуплого телосложения примерно лет сорока, который может представляться именем Кай Торренс. Любого, кто располагает информацией об этом человеке, просим связаться с полицейским управлением Лос-Анджелеса или с ФБР, — сообщила ведущая. — Сотрудник вневедомственной охраны, подвергнувшийся нападению в деловом центре в Уэствуде, пока находится в тяжелом состоянии под наблюдением врачей городского медицинского центра.
Я пялилась на экран, чтобы не встречаться взглядом с отцом.
— Надеюсь, это как-то поможет.
— Хорошо бы.
С колотящимся сердцем я собрала свои вещи. Отец надел шляпу.
— Я отвезу тебя в аэропорт, — сказал он.
По дороге мы говорили мало, в основном о пустяках. На стоянке он помог нам с Валери вытащить из машины вещи и покатил ее чемодан на колесиках к стойке регистрации.
— Ты точно не поедешь с нами? — спросила я.
— У меня здесь кое-какие дела.
Я обняла его на прощание и повернулась, чтобы идти, но недавняя размолвка и оставшийся после нее осадок не давали покоя. Я догнала отца на выходе из терминала.
— Я не хочу ссориться.
Он взял меня за плечи.
— А мы и не ссоримся.
— Нет?
— Я никогда не ввязываюсь в баталии, если точно знаю, что не смогу победить.
Я вздохнула, а он снова обнял меня.
— Давай там гляди в оба и не совершай опрометчивых поступков.
— Таких, как замужество?
Он поцеловал меня и пошел к машине.
Часом позже, когда мы выруливали на взлетную полосу в убогом самолетике, Валери откинулась на спинку кресла и повернулась ко мне:
— А у тебя с отцом, похоже, близкие отношения.
За окном мелькали зеленые просторы.
— Да.
Она немного помолчала.
— В школе-то я ведь тебя почти не знала.
— Да, но это не помешало тебе стащить мой дневник и прочесть его от корки до корки.
— Да, не помешало.
Я промычала что-то неопределенное. Двадцать лет я ждала этого признания, а услышала его безо всякого восторга.
— Забавная и милая была писанина. Ты и впрямь любила своих родителей и брата.
— Хочешь сказать, что сочла меня тогда удачливой?
— Да какой там удачливой! Ты была абсолютно бестолковая дебилка. — На лице ее изобразилось что-то вроде улыбки. — Правда, я тогда была, конечно, дура. — Она помолчала и тихо прибавила: — Спасибо тебе за все, что ты делаешь сегодня.
И закрыла глаза.
Самолет оторвался от полосы и пошел на взлет. Я смотрела в иллюминатор. Внизу мелькала земля. В конце взлетной полосы, у ограды, я увидела отца, прислонившегося к капоту взятой напрокат машины. Он поднял руку и помахал. Я тоже помахала ему в окошко и, прижавшись лицом к стеклу, смотрела во все глаза, пока это было возможно.
Только когда он скрылся из виду, меня осенило. Это какие еще дела могут у него быть в Санта-Барбаре?
Сойдя с трапа, я вытащила из ушей затычки. Самолет сверкал на солнце, как серебряное зеркало. Я подождала, пока Валери спустится по ступенькам, и мы медленно побрели к терминалу. Бетон под ногами чуть ли не плавился от жары. Бескрайнее небо сияло синевой.
Томми ждал в тенечке, в традиционной шляпе и просторной рубахе, как всегда, мусолил во рту жвачку и был явно напряжен.
— У тебя изможденный вид, — сказала я.
— У тебя тоже.
— Ну ладно, хоть не куришь, и то спасибо.
Он расстегнул ворот рубахи. Пластыри, как пиявки, облепляли его грудь. При виде моего изумления Томми улыбнулся, и я заметила у него во рту шматок жевательной резинки размером с мячик для гольфа.
— «Никоретте». — Он взял у Валери чемодан, а мне протянул свежий номер «Чайна-Лейк ньюс»: — Первая страница.
Пока мы шли к его неприметной казенной машине, я развернула газету.
УШЛИ, НО НЕ ЗАБЫТЫ
Автор Эван Делани.
Специальный выпуск новостей.
Заголовочек, конечно, паршивенький, но комментариев у меня не нашлось.
В субботу вечером Сиси Лизэк, стоя перед памятной доской на встрече выпускников школы «Бассет-Хай», сказала мне: «Нам не нужны пополнения в этом списке».
Это были последние слова, которые я от нее слышала. Через двенадцать часов ее уже не было в живых.
— А в Интернете это есть? — спросила я.
— Да.
— Хорошо. Ведь я старалась поместить в свой текст как можно больше приманок. Вдруг Койот шарит по Интернету в поисках новостей о себе?
Ветер гонял над дорогой клубы песчаной пыли. Томми тронул машину с места.
— Судебные медики обнаружили весьма странные вещи, — произнес он.
Я оторвалась от газеты.
— Оба раза на месте преступления было слишком уж чисто — ни тебе отпечатков пальцев, ни волос, ни кожи под ногтями жертв, вообще никаких человеческих выделений.
— Хочешь сказать, что наша кошечка на редкость чистоплотна? Так это мы и так знали.
— У нас есть часть отпечатка ботинка с места убийства Колфэкс. Десятый размер, но наши спецы по глубине отпечатка определили, что убийца мог нарочно носить более тяжелую обувь, чтобы казаться выше и крупнее. Нам удалось обнаружить и еще одну любопытную вещь — волос от парика.
— Парика? Кому он принадлежал? Койоту?
— Волос светлый, два дюйма длиной. Так что, как сама понимаешь, парик мог быть и мужским.
— Когда я видела его в Лос-Анджелесе, у него были светлые волосы. Ну а еще какая информация о Кае Торренсе?
— Ждем сведений из военных архивов. Этот процесс всегда долгий, хотя они обязаны оказывать нам содействие. — Томми многозначительно посмотрел на меня. — А в нашем случае так и вовсе складывается впечатление, что чиновники из военного архива вечно пребывают на обеде. Похоже, никто не хочет извлекать это дело на поверхность.
Мы неслись по шоссе под палящим солнцем. По одну сторону дороги тянулись нескончаемым строем деревья, качающиеся на ветру, по другую — кружева колючей проволоки с часто мелькающими табличками «ХОДА НЕТ». За этим унылым ограждением миль на пятьдесят простиралась территория военной базы, занимавшая все пространство от придорожных песков до синюшных гор, поглощавших горизонт.
— В общем, можно считать, что пока нам повезло только с одним предметом. На улице неподалеку от офиса Уолли Хэнкинса был найден зубоврачебный инструмент, называемый кюреткой. Мы отправили его в Бэйкерсфилд на экспертизу в окружную лабораторию.
— И что они надеются на нем обнаружить? ДНК? — спросила я.
