Но Туманов почему-то воровать не захотел. И, что еще хуже, не предусмотрел, что такие капризы в его обстоятельствах легко с рук не сходят. В самом деле: все вокруг воруют, а Туманов святее Папы римского. Кто такое стерпит? Его наглость вызвала справедливое возмущение начальников. И только одно оставалось для Мышкина непонятным: почему в итоге Туманов оказался в больнице, а не на кладбище? Или в Неве с гирей, привязанной к ногам.
Как только подошел Туманову пенсионный возраст, Сердюков немедленно, прямо в день рождения, отправил директора на вечный отдых. И пенсию персональную назначил – три недели на нее жить было можно. Четвертую нет. Получилось хорошо: не нужно и киллера нанимать. И никаких подозрений. Сам помер. От излишеств.
Еще через два дня Туманова с обширным инфарктом миокарда частная скорая помощь (государственная была, как обычно, занята) за полторы тысячи рублей отвезла в Петропавловскую больницу. Там он пробыл сначала десять дней, потом двадцать, потом четыре месяца, потом десять… Никто его из больницы не выгонял и денег не требовал. Наоборот, назначено было тщательное и комплексное обследование пациента, очень дорогое. И каждую неделю врачи у него обнаруживали новые болезни, одна другой страшнее.
Ему назначили сложный комплекс лечения, дорогого – для миллионеров. И опять чудеса – не потребовали и копейки. Туманов купался в океане внимания и заботы, чувствуя себя безмерно счастливым. Передружился со всем персоналом больницы: каждый месяц его переводили с отделения на отделение, чтобы лечить очередную болезнь.
Очень скоро персонал Петропавловской стал Туманову родной семьей. Серьезно изменились у него и взгляды на современную платную медицину и заодно – на демократию в России. За счастье, какое он нашел в Петропавловской, конечно, стоило побороться и в 91-м, и в 93-м годах. Конечно, цена счастья оказалась в целом высоковата – расчленение тысячелетнего государства и уничтожение голодом и унижением 20 миллионов сограждан. Но что поделать. Хорошее всегда дорого стоит.
Счастливчик Туманов не знал одного обстоятельства. И ему, по требованию жены, врачи об этом обстоятельстве не говорили. Его пребывание в клинике тихо, беспрекословно оплачивала жена, шестидесятилетняя дама с подкрашенной в сиреневый цвет сединой.
Сначала она продала их «министерскую» квартиру из трех комнат в сталинском доме на Московском проспекте. Сама переехала в двухкомнатную, впрочем, тоже в сталинском. Тем временем лечение мужа приняло множественный и интенсивный характер. На его многочисленные болезни медицина пошла в атаку широким фронтом.
Через полгода робко старушка поинтересовалась, улучшится когда-нибудь здоровье мужа. Врачи скрывать не стали: никогда не улучшится. Но есть шанс. Последняя надежда – чудо-лекарство последнего поколения, заграничное и, разумеется, не очень дешевое. Курс – всего пятьдесят тысяч долларов. Скромно по нынешним меркам. Нужно не меньше трех курсов.
Из сталинской двушки жена переехала в однокомнатную хрущевку. Муж прочно застрял в неврологическом отделении. Еще недавно, на других этажах, в него заталкивали, словно орехи в рождественскую индейку, чуть ли не весь справочник Машковского [42] , а в неврологии неожиданно все отменили и оставили только заграничное чудо.
Скоро пациент Туманов и его жена убедились: действительно, чудо. У него исчезли все симптомы прежних болезней. Он стал чувствовать себя замечательно, бодро и всегда был переполнен оптимизмом. Разве что в глазах появился странный стеклянный блеск и постоянно пересыхал язык – стал жестким и шершавым, как наждачная бумага. Он непрерывно пил воду. Жидкость отходила плохо. Туманов отяжелел, оплыл и обрюзг, под глазами выросли отечные мешки. Не всегда понимал, где находится, – в больнице, на своем заводе или на даче в Комарове. Жену он иногда принимал за свою секретаршу.
Потом его стала мучить и ночная жажда. Язык по-прежнему оставался вечно распухшим и невыносимо сухим, едва ворочался во рту. Пропал аппетит, есть не хотелось по нескольку дней, а то и неделями. Если, не приведи Бог, медсестры задерживались с лекарством, он поначалу вежливо беспокоился, потом стал откровенно свирепеть. На это ему и жене врачи доверительно разъясняли: чудо-препарат может иногда вызывать побочные симптомы, но ради общей победы здоровья стоит потерпеть. Тем более что результаты налицо. Врачам удалось не только избавить господина Туманова от гипертензии и остановить цирроз печени. Что там цирроз! Остановили развитие злокачественной опухоли поджелудочной железы, а потом она вообще рассосалась. Без следа. Однако принимать чудо-лекарство ему придется постоянно, до самой смерти. Зато и о смерти теперь можно не думать долгие-долгие годы, а потом вообще забыть про такую неприятность. А вот кто из больных пожадничал и отказался от чудо-препарата, тот давно на кладбище.
К исходу восьмого месяца жена Туманова переехала в коммуналку в деревянном бараке в поселке Саперный. Заболела сама, не внесла в срок очередную плату за лечение, и мужа немедленно лишили чудо-препарата. У него за несколько часов развился острый психоз, который закончился обширным геморрагическим инфарктом головного мозга.
– Значит, все-таки не очень долго мучился, бедняга, – удовлетворенно сказал Мышкин. – И все же, почему он здесь, у нас, я так и не понял.
– Вы все время не даете мне сказать! – обиделась Клементьева. – Ничего бы и не произошло, если бы…
– Подожди! – остановил ее Мышкин, взял трубку и набрал горздрав, секретаря начальника.
– Мирра Герцевна? Вас Мышкин беспокоит из Успенской. Низко кланяюсь.
– Здравствуйте, Димочка. Что могу хорошего для вас сделать? – ласково спросила секретарша.
– Знаете, Мирра Герцевна, я совсем от жизни отстал, закоснел в своем морге… Скажите, пожалуйста, у вас есть такие сотрудники м-м-м… Каменев и Зиновьев?
– Есть. Новые люди.
– А Троцкий?
– Троцкого нет, – невозмутимо ответила Мирра Герцевна. – Но ждем.
– Понимаете, тут они мне какую-то странную бумагу прислали.
– Я видела. Мне она тоже показалась странной.
– Тогда я отправлю ее обратно. Пусть сами выполняют.
– Не советую, Димочка, – мягко возразила Мирра Герцевна.
– Но это же полный бред, что они сочинили! Что, горздрав теперь филиал прокуратуры? А они – прокуроры?
– Серьезней, чем прокуроры, Димочка. Они люди Беленького.
– Вот оно… – протянул Мышкин. – Очень интересно… А кто они по основной специальности?
– Никто. Вернее, как и начальник, тоже продавцы бананов. Оба.
– Да какое они имеют право?.. – вскипел Мышкин.
– Никакого, – согласилась Мирра Герцевна. – Абсолютно никакого.
– Тогда я им… Нет! Этого я так не оставлю! – возмутился Мышкин. – Скоро придется им паковать свои шмотки и – на выход с главным арбузятником!
– Димочка, милый вы мой, – сказала мягко Мирра Герцевна. – Вы давно меня знаете?
– Сколько живу на свете. И столько же времени влюблен в вас!
– В самом деле? – вздохнула Мирра. – А я-то, скромница, полагала, что всего лишь с тех времен, когда вы у меня подрабатывали прозектором… Тем более, выслушайте мой совет. И не только выслушайте. Сделайте так, как я прошу. Моя личная просьба. Не откажете даме?
– А это опасно для жизни? – дурашливо поинтересовался Мышкин.
– Если не прислушаетесь, может быть.
– И что же вы советуете мне делать?
– Ничего, – сказала Мирра Герцевна. – Ничего не делать! Это и есть мой совет. И тем более не вступать в дискуссии и не учить начальников, как им начальствовать. Эту публику я давно ее поняла. Они признают только одно – деньги. Самая страшная сила. Она не знает логики, здравого смысла, не знает и знать не желает морали. То, что для нас с вами свято, для них – всего повод для смеха и издевательств. А вы, мой дорогой, слишком много хороших книг прочли в детстве… такой уж у вас недостаток. Димочка, я вас очень люблю и прошу, хотя бы ради меня: не становитесь у них на пути. Они вас просто переедут. Паровозом. Даже не пробуйте. Обещаете?
– Постараюсь. Спасибо, Мирра Герцевна, – уныло сказал Мышкин и положил трубку.
– Троцкого нет, – неохотно сообщил он Большой Берте. – Но остальные имеются… Едем дальше!
– И тут у Туманова вдруг объявился родственник. Племянник. Из-за границы…
– Как же: за дядиной квартирой прискакал… А квартирка-то – ку-ку! – злорадно бросил Мышкин.
– Ку-ку! – подтвердила Большая Берта. – Вся квартира ушла в Петропавловскую больницу…
– На лечение несуществующих болезней, – с удовлетворением констатировал Дмитрий Евграфович. – Продолжай.
– Племянник побежал в горздрав. Там ему кто-то шепнул, что единственное ПАО в городе, где не берут взяток, – наше.
– Так редко приходится слышать о себе правду! – растрогался Мышкин. – Но случается. Конечно, – скромно добавил он, – есть в городе еще парочка честных патологоанатомов. Все? Сюжет закончен? Тогда разбежались! Я еще могу успеть к своей негритяночке. А то она в Африку укатит без меня.
