Через минуту над дверью открылось маленькое окошечко.
— Кто там? — спросил голос.
— Волк! — отвечал Соммервиль.
— Пароль?
— Из лесу!
— Хорошо. Погодите…
Послышался звук отворяющихся засовов.
Арчибальд и Лионель с пистолетами в руках проникли в логовище старого Блазиаса, который, держа фонарь в руках, совершенно доверчиво смотрел на них.
— Я вас не знаю, — сказал он.
— Поэтому мы и пришли познакомиться, — сказал весело Арчибальд.
Он тут же выхватил пистолет точно так же, как и Лионель. Бегство было исключено. Но Блазиас и не пытался бежать.
— Вы храбро нападаете на старика, — насмешливо сказал он.
— Старика!… Ну, мне кажется, ваш голос еще довольно силен и звучен… Столько ли вам лет, сколько кажется?
— Что вы хотите сказать?
— Очень простую вещь. Ваше имя — не Блазиас… а Биско. Вы — предводитель Парижских Волков!
Наступило минутное молчание.
— Вы сознаетесь? — спросил Лионель.
Биско опустил голову и, как бы повинуясь чувству страха, прошептал:
— Я все понял… Мне изменили… Я в вашей власти.
— Вы что-то быстро сникли, — сказал Арчибальд. — Предупреждаю вас, что ваша покорность Мне очень подозрительна… Очевидно, вы решили выждать время, чтобы найти способ бежать от нас… Не трудитесь, всякая попытка будет бесполезна.
— При малейшем движении я размозжу вам голову, — прибавил Лионель, любивший сильные выражения. Бискар, казалось, задумался на мгновение.
— Выслушайте меня, — сказал он. — Я настолько знаю жизнь, что не стану бороться, видя, что моя партия проиграна. Но если вы знаете, кто я, то и вы также мне знакомы!
— Что? Вы нас знаете?
— Кто не знает маркиза Арчибальда Соммервиля, первого спортсмена в Париже… у которого некогда была любовная история, вследствие которой он пробовал отравиться, чем и объясняется его, страшная бледность.
— Все это занимало общество некоторое время, и нет ничего мудреного, что и вы знаете об этом!
— Точно так же, как и поступок, ставший причиной вашей раны, сэр Лионель Сторригэн… когда, обманутый той, которую зовут герцогиней де Торрес, вы хотели раздробить себе череп!
— Я вижу, что вы отлично знакомы с хроникой парижской жизни, — сказал сэр Лионель, — во всяком случае, будьте уверены, что если тогда рука изменила мне, то теперь этого не будет!
Казалось, к Бискару вернулась вся его самоуверенность.
— Зная, кто ко мне пришел, — продолжал он, — я не боюсь быть убитым и догадываюсь, что вы пришли предложить мне определенные условия. Проиграв, я готов заплатить, как я уже вам сказал… Я хочу знать ваши условия… и, почти наверное, заранее принимаю их…
— Вы боитесь?
— Я один и без оружия. При малейшей попытке к сопротивлению вы пустите мне пулю в лоб. Я даже не считаю это трусостью… Скажу более, зная, что я разбойник, вы не можете ждать от меня героизма честных людей. Вы видите, что я чистосердечен… Теперь я вас слушаю…
Голос Бискара звучал по-прежнему твердо, и недоверчивый Арчибальд спрашивал себя, какую ловушку могла скрывать эта внешняя покорность…
— Вы — наш пленник, — сказал он.
— Что вы собираетесь делать?
— Очень простую вещь! Если бы мы остановили вас на улице, вы сделали бы все, чтобы бежать. Здесь же бегство исключено, и вы последуете за нами.
— Куда вы меня поведете?
— О! Не в тюрьму… успокойтесь… Вы будете отвечать на вопросы суда.
Бискар прикусил губу.
— Почему вы не допрашиваете меня здесь?
— Потому что это не наше дело.
— А чье же?
— Вы это узнаете со временем. Теперь отвечайте… Готовы ли вы следовать за нами и избавить нас от необходимости прибегнуть к силе?
— Я пойду за вами.
— Хорошо.
— По крайней мере, поклянитесь сохранить мне жизнь.
— Мы не берем на себя такого обязательства.
— В самом деле? Скажите, в таком случае, намерены ли вы выдать меня правосудию?
— Это будет зависеть от вас.
Сэр Лионель вынул из кармана тонкие и крепкие ремешки.
— Ваши руки! — сказал он Бискару.
Тот протянул руки, которые сэр Лионель связал с удивительной ловкостью.
— Теперь надо заткнуть рот, — сказал Арчибальд.
— Как! Вы хотите… — воскликнул Бискар.
— Простая предосторожность. Кто знает, может быть, ваши друзья бродят неподалеку, и вы попытаетесь подать им сигнал!
— Вы так недоверчивы…
— Мы только отдаем должное вашей ловкости, — рассмеялся сэр Лионель.
— Моей ловкости!… Увы!… Я вам даю очень слабое доказательство ее, так как позволил поймать себя, как дурак!
— Даже великие полководцы делают ошибки.
Без дальнейших возражений Бискар открыл рот, и Арчибальд заткнул его так, что крикнуть было невозможно.
— Теперь, — сказал Лионель, — мы возьмем вас за руки и поведем к экипажу. Это в нескольких шагах отсюда.
Бискар склонил голову в знак согласия. Сэр Лионель хотел открыть дверь, но замок ее оказался защелкнутым.
— Ключ! — сказал он.
Если бы они видели, как сверкнули в это мгновение опущенные глаза Бискара, то поняли бы, что не все еще кончено…
— Ключ! — повторил Арчибальд.
Бискар полуобернулся и кивнул головой на карман. Арчибальд сунул туда руку и вынул тяжелый ключ, который передал Лионелю, но так как у двери было темно, то Лионель обернулся к нему и попросил посветить.
Зажигая свечу, Арчибальд отошел от Бискара, который сделал шаг назад. В то же мгновение Арчибальд и Лионель почувствовали, что пол опустился под их ногами. Оба исчезли в образовавшемся отверстии. Тогда Бискар, быстрым движением освободив руки, будто они были перевязаны нитками, кинулся к люку, закрывшемуся с глухим стуком.
— Дураки! — закричал он, освободив рот. — Прежде, чем нападать на меня, надо было получше узнать, с кем имеете дело!
Затем, вынув из кармана другой ключ, он открыл дверь и громко, протяжно свистнул. Из темноты возникли две тени. Они несли что-то вроде свертка, имевшего форму человека.
— Войдите, — сказал Бискар.
— Тяжелая работа, — сказал Малуан, — черт возьми, что за погода! Куда положить однорукого?
— Положите на пол, а сами сторожите снаружи и при малейшей опасности дайте знать!
— Опять на улицу! Но мы промокли…
— Высохнете завтра! Ступайте!
Трюар и Малуан хотели было протестовать, но Бискар без церемоний вытолкал их за дверь, которую тщательно запер, и подошел к телу, без движения лежавшему на полу.
Это был один из братьев Мартен, Левый. Как очутился он тут и что произошло?…
Узнав от Дьюлуфе об исчезновении Мюфлие и Кониглю, Бискар понял, что настала решительная минута. По его мнению, похищение двух разбойников было следствием какой-то допущенной ими неосторожности. Может быть, они даже изменили. Мюфлие был давно уже подозрителен, а сцена в «Зеленом Медведе» еще более подтвердила справедливость его подозрений. Во всяком случае, необходимо было узнать, насколько велика опасность. Он решил прежде всего захватить братьев Мартен. Переодевшись крестьянином, в сопровождении Дьюлуфе и еще двоих Волков, Бискар отправился вечером к балагану братьев. Шло последнее представление. Правый вышел вперед и предложил:
— Не желает ли кто-нибудь испытать свою силу?
— Я хочу! — сказал Бискар.
Когда Бискар поднялся на подмостки, то при виде его среднего роста и неловких, грубых манер, в толпе поднялся насмешливый ропот.
Обычные гири лежали на полу, а особенно тяжелые были сложены на столе, но даже братья, отличавшиеся редкой силой, избегали часто поднимать эти тяжести, требовавшие слишком больших усилий. Бискар подошел к столу.
— Вы хотите начать с этих? — насмешливо спросил Левый.
— Нечего смеяться надо мной, — с глупой улыбкой сказал мнимый крестьянин. — Если бы я захотел, я поднял бы весь стол со всем, что на нем есть!
Громкий смех зрителей встретил эти слова. Близнецы также не смогли остаться серьезными.
Слыша этот смех, Бискар вынул из-за пазухи довольно большой кошелек и бросил его на стол. Зазвенели деньги.
— Это что такое? — спросил Правый.
— Это?… Это цена двух быков, проданных мной сегодня!
— Что же вы с этим хотите делать.
— Держать пари на все его потроха, что подниму стол со всем, что есть на нем!
Кошелек был довольно полон. Ситуация становилась интересной. В балагане точно по волшебству воцарилось молчание…
— Мы не держим пари на деньги, — сказал Левый.
— Скажите лучше, что боитесь проиграть!
— Да, да, они трусят! — закричали некоторые зрители.
Братья поняли, что даже допустив, что незнакомец шутит, в чем они почти не сомневались, им необходимо было сохранить свою репутацию
— Я уже вам сказал, что мы не держим пари на деньги, — сказал Левый, — но можно держать на что-нибудь другое.
