Старая дама выглядела усталой, она была в мрачном настроении, когда Мари попыталась припереть ее к стенке. Франсуаза Рейно неоднократно приезжала в поместье — теперь это было очевидно. Луиза не только не отрицала это, но и прибавила, что знала также и маленького Квентина, который был не кем иным, как Лукасом.
— Почему вы мне солгали? — в лоб спросила ее Мари.
Луиза печально покачала головой, явно задетая обвинением:
— Я не лгала. Когда я в первый раз услышала голос Элен, то засомневалась. Ведь для меня Франсуаза умерла вместе с мужем и сыном в 1967 году. Невозможно, чтобы она была матерью Лукаса, мужчины, собиравшегося жениться на тебе.
Осознавая, чего это стоит ее бабушке, Мари тем не менее заставила ее рассказать все, что та знала о семье Рейно.
— Давно это было… — неуверенно начала Луиза. — В 1942 году, когда мои родители погибли во время бомбардировки. Их близкие друзья Жозеф и Мадлен Рейно вместе с детьми уехали подальше от войны на Киллмор… На острове Химер у них был дом. Мадлен была моей крестной… Они взяли меня с собой…
Она непроизвольно вздохнула, когда упомянула об Эндрю Салливане, которого тогда встретила. Потом она вышла за него и поселилась в его замке. Сын супругов Рейно, Жак, моложе ее на десять лет, часто заходил к ним. Став врачом, он однажды привел свою жену, Франсуазу. Она только что потеряла их первого ребенка, девочку, и уже впадала в депрессию.
— Через год она родила Квентина. Вместе с Жаком они продолжали время от времени навещать Клеманс, которая приняла постриг.
Старушка замолчала, роясь в своей памяти.
— В последний раз Жак, Франсуаза и Квентин вернулись сюда в 1967 году, чтобы отпраздновать Рождество. Жак сказал мне, что с его женой не все в порядке, но я не придала этому значения… Вплоть до кануна Рождества, когда у нее случился нервный припадок… Она хотела убить мужа и улететь с сыном на гидроплане, которым даже не умела управлять. Жак успел вскарабкаться в аппарат в момент, когда ей удалось кое-как оторваться от воды… Никто не знает, что произошло на борту, но немного спустя гидроплан взорвался… над морем. — Воспоминания утомили Луизу. Она протянула руку к внучке. — Мари, пойми меня… когда мне показалось, что я узнала голос Франсуазы, твердой уверенности у меня все же не было, и я ни в коем случае не могла сказать тебе, что ты, возможно, возьмешь в мужья сына буйной сумасшедшей, женщины, которая пыталась убить собственного мужа! А так как никто, казалось, не знал о прошлом, я решила, что обманулась. Сама Элен потеряла память — чего ради вытаскивать на свет такое тяжелое прошлое? Да и было ли у меня право нарушать ваше счастье?
Мари молчала, взволнованная.
— Теперь тебе решать, внученька, — вытаскивать его или нет…
Сразу вспомнились слова Лукаса: «Я предпочел бы ничего не знать». Она еще раз столкнулась с вопросом: до какого предела вскрывать истину? На память пришли ее упорное расследование на Лендсене и страшная цена за это — жизнь ее родственников… А сегодня — отрыв от тех, кто отдал ей всю свою любовь, от приемных родителей, Жанны и Милика. Как же теперь поступить?
Раздумья не покидали Мари, пока она шла к небольшому кладбищу Салливанов. Обойдя свежий холмик на могиле Алисы, она остановилась у могилы матери. Положила на нее несколько сорванных на ходу цветков, а также медальон, который достала из кармана. Она бросила взгляд вокруг, словно надеясь, что и на этот раз неожиданно появится Райан. Но кладбищенское спокойствие ничем не нарушилось.
Ужин проходил в угрюмой атмосфере. Приглашенных в этот раз было только четверо: Марк и Элен, Лукас и Мари, которая исподтишка поглядывала на своего супруга. Тот жевал нехотя, но не от недостатка аппетита — он все еще был под впечатлением неудачно проходившего допроса Эдварда.
Под взглядами ирландских жандармов, наблюдавших за действом через стекло без амальгамы, Лукас кружил вокруг подозреваемого, засыпая его вопросами.
Эдвард, впав в мнимую прострацию и обхватив голову руками, меньше всего был озабочен наскоками полицейского — его больше беспокоило состояние маски, местами уже начавшей отклеиваться от лица. Бывший активный участник Ирландской республиканской армии, бывший заключенный… Опыт Райана позволял его персонажу Салливану выдерживать натиск Лукаса Ферсена. На вызывающие вопросы он отвечал со спокойствием и учтивостью, выводящими полицейского из себя.
Дошло до того, что Лукас, не сдержавшись, схватил его за воротник и с силой толкнул в стену. Райан почувствовал, как отрывается маска под его седоватым париком, и у него не было другого выбора для сохранения личины, кроме единственного радикального решения: ударом прямой справа он послал полицейского в нокаут.
Прежде чем Лукас очухался, Ангус и Броди ворвались в комнату для допросов и водворили Эдварда в камеру. Как раз вовремя — тот смог кое-как ликвидировать наиболее видимые повреждения своей маски.
Унижение еще больше привело Лукаса в крайне скверное настроение.
Озабоченность не покидала Мари во время затянувшегося ужина, на котором не было Луизы — из-за усталости она не смогла спуститься, — Жилль, у которой прогрессировала анорексия, и ПМ, так и не появившегося. Никто, впрочем, не был этим обеспокоен, поскольку, по его словам, он занимался детальным изучением Киллмора.
Гнетущая тишина нарушалась лишь терпеливыми подбадриваниями Марка, уговаривавшего Элен хоть немного поесть.
Мари задумчиво наблюдала за свекровью, крошившей кусочки хлеба вокруг своей тарелки. Крайне раздраженный Лукас, не выдержав, схватил руку матери, чтобы та остановилась. Элен другой рукой вцепилась в руку сына, поднесла к глазам и, поглаживая, нежно смотрела на нее.
И вдруг черты ее исказились, она подняла глаза на Лукаса и с испугом посмотрела на него, будто увидела чужое лицо.
— Где Лукас? — испуганно воскликнула она. — Что ты с ним сделал? Где мой сын?
Это уже было свыше его сил. Он грубо выдернул руку и, побледнев, с выражением разочарования на лице быстро встал из-за стола.
Мари попыталась его удержать, но он грубо оттолкнул ее.
— Отстань! — бросил он с таким раздражением, что она застыла на месте, пока он широким шагом шел к двери.
— Я заказал билеты на завтра, на первый паром, — подавленно пробормотал Марк.
Мари со слезами на глазах молча кивнула.
Она вдруг осознала, сколь велико ее одиночество. Больше, чем когда-либо, она нуждалась сейчас в друге, в совете, но Райан не подавал признаков жизни.
В сумерках она опять пришла к могиле матери, взглядом поискала медальон и с беспокойством и разочарованием констатировала, что лежал он там, куда она его положила.
Она долго ходила по цветущим лугам поместья. Июньские запахи, пение птиц, окружавшие ее, грациозная красота резвящихся вокруг нее лошадей не умиротворяли, а лишь усугубляли ее отчаяние. Вот уже несколько дней, как она вышла замуж за любимого мужчину, ей бы наслаждаться этими счастливыми мгновениями в жизни, но каждый час, не принося радости, наносил роковые удары. Несмотря на терпение и понимание Мари, Лукас не допускал ее к своим страданиям, ей казалось, что он становился все более чужим, хотя они и поклялись делить и радость, и горе. Что-то в этом мужчине ускользало от ее понимания, сея лишь сомнения. Она невольно должна была согласиться, что плохо знала того, с кем только что связала жизнь.
Мари подняла глаза к окну их комнаты. Света там не было. Она нехотя вошла и после душа, нисколько не смывшего с нее тоску, скользнула в большую пустую кровать.
Она провалилась в тяжелый и беспокойный сон, а в это время хрупкая фигурка, облаченная во все черное, продвигалась в ночной темноте по дороге, ведущей к морю, таща за собой чемодан на колесиках.
Элен приостановилась, посмотрела в сторону пришвартованного гидроплана, затем, не спуская с него глаз, направилась к аппарату.
Она остановилась на краю понтона и долго пребывала в неподвижности, уставившись куда-то отсутствующим взглядом. Целиком погруженная в загадочные мысли, она не услышала за своей спиной шагов, — кто-то тихо ступал по деревянному настилу.
Человек остановился как раз за ней и без слов, с бесстрастным лицом положил руки на ее плечи.
Мари барахталась в своих сновидениях. Лукас, только что прилегший рядом, повернулся к ней и долго смотрел на нее.
— Спи, моя красавица, спи… — прошептал он.
Он взглянул на пустой стакан и графин, стоящие на прикроватном столике. Затем снова посмотрел на молодую женщину, осторожно положил ладонь на ее горло и пальцами стал сжимать его. Она застонала, ловя воздух, вытянула руки, которые, встретив тело Лукаса, притянули его к ней. Он немного ослабил нажим, закрыл глаза, какое-то время борясь с собой, потом сдался и приник к теплому и мягкому телу Мари, вжался в него, по-детски уткнув лицо в шею.
