Эрик Ластбадер - Глаза Ангела

— Ладно, черт с ними!

Свет стал удаляться, комнату заполнила темнота. Ариель зашевелился, но Тори схватила его за руку и многозначительно прижала палец к губам. Они двинулись вперед только после того, как окончательно стихли шаги японцев.

Через пару дней после приключения в подземелье старинного особняка Ариель собрался в Сан-Франциско, где у него был собственный великолепным дом на Рашн-Хил, и пригласил с собой Тори. Она с удовольствием приняла приглашение, без сожаления расставшись с Буэнос-Айресом и своим одиночеством. Почему нет? Ариель ей нравился и, кроме того, сильно ее заинтересовал: Тори хотелось понять, как мог заурядный торговец мясом, за которого выдавал себя Ариель, не только прекрасно ориентироваться в подземном лабиринте, но и, похоже, заранее знать, что туда придут головорезы из якудзы?

Просторная гостиная была заполнена разнообразными предметами, принадлежавшими когда-то древним народам Южной Америки: ярко раскрашенной керамикой, каменными скульптурами женщин и животных, деревянным оружием с железными наконечниками для яда.

Ариель налил Тори шампанского и спросил:

— Ты хорошо знаешь город?

— Не очень. — Тори отхлебнула из стакана. — Как коренная жительница Лос-Анджелеса я не люблю Сан-Франциско.

— По сравнению с другими американскими городами он — ничего. Париж, конечно, лучше, но в Сан-Франциско у меня есть работа.

— А что, французы говядину не едят?

— Едят, но в меньших количествах, чем американцы. Кроме того, импортное мясо французские закупщики берут с неохотой. С ними лучше не связываться, даже с японцами — и то лучше.

Тори никогда особенно не нравился Сан-Франциско, но от дома Ариеля она была без ума. По душе ей пришлось и место, где располагалось жилье — дом стоял на горе, из окна был прекрасный вид, кроме того, здесь у нее появилось чувство некоторой отстраненности от всего и покоя.

Девушка посмотрела на Ариеля: он повернулся лицом к окну, в его кофейного цвета глазах отражался пурпурный закат. Они стояли, молча глядя друг на друга. Вид у Ариеля был домашний, расслабленный, несколько рассеянный.

— Я с удовольствием затащил бы тебя в постель, — вдруг проговорил он, — но мне не следует этого делать.

— Ну-ну, это что-то новенькое.

— Нет, ты не понимаешь, Тори. Ариелю было явно не по себе, и Тори, заметив это, хотела прекратить разговор, но потом передумала.

— С самых первых минут нашего знакомства я увидела, что очень тебе нравлюсь. Скажу правду: я тоже в тебя влюбилась, и не делай вид, будто ты этого не знаешь. А раз это так, то я не понимаю, почему тебе «не следует» со мной спать. Чего-то боишься?

— Ты мне все равно не поверишь. Давай забудем об этом, я ничего не говорил, ладно?

Но Тори потянулась к Ариелю и жадно прижалась к его губам своими жаркими губами. Они слились в таком долгом и сладком поцелуе, что девушке с большим трудом удалось заставить себя оторваться от своего нового друга.

— Ты зачем это сделала? — спросил Ариель.

— Не приближайся ко мне, — ответила Тори. Сейчас ей хотелось успокоиться, не потерять контроля над собой. Так, значит, он ей лгал! Совершенно ясно теперь, что завел он ее в подземные тоннели с определенной целью, но вот с какой?

«Спокойно, спокойно, — убеждала сама себя Тори, — сконцентрируйся на деле».

— Послушай, — спросила она, — почему ты живешь в Сан-Франциско, а не в Виргинии? Разве Слейд перестал проводить беседы с глазу на глаз?

Ариель ничего не ответил. Он включил музыку, и через минуту в комнате зазвучал голос Мелиссы Эзеридж.

— Откуда тебе известно, что я работаю в Центре? — после паузы спросил он.

— Вспомни японских преступников, которых мы встретили в подземелье. Ты сказал тогда, что, «они убьют нас, если догонят». Почему ты был так в этом уверен? Разве ты знаешь японский язык? Это во-первых. Во-вторых, пять минут назад ты заявил, что предпочел бы работать с японцами, а не с французами. Почему? А в-третьих — это был твой самый сильный промах — ты нисколько не удивился, когда я нашла подходящее место, чтобы укрыться от погони, и заставила тебя остаться на месте и не шуметь, потому что наши преследователи, я знала это, находились, рядом. — Тори повернулась к Ариелю. — Тебе не кажется, что пора объяснить мне, в чем дело?

— Позже, любимая. У нас много времени впереди. Он подошел к Тори и поцеловал ее в губы. Когда сильные руки обхватили ее тело, она и не думала вырываться. Все закружилось и поплыло перед ее глазами. Девушка порывисто прижалась к Ариелю, сгорая от страстного желания быть любимой. Как она изголодалась по любви, добровольно осудив себя на одиночество, — изголодалась не только ее тело, но и сердце! Как захотелось вновь ощутить себя женщиной, забыться в руках умелого любовника, принять его близость спокойно и радостно!

Тори тихо стонала, пока Ариель целовал ее всю сверху донизу, ее грудь, соски, бедра, влажное лоно, жаждущее принять в себя мужчину. Когда он вошел в нее, она вскрикнула, обхватила спину Ариеля руками, плотно прижалась к нему бедрами, чувствуя его все глубже в себе. Тори было так хорошо, она наслаждалась не только сексом, но и чувством радостной свободы, раскованности, когда сердце поет и хочется жить; такое чувство бывает, когда танцуешь под дождем или с разбега бросаешься голышом в теплое море. Два тела, сплетенные в страстном объятии, чудесное единение плоти и чувства, возможное только тогда, когда два любящих сердца распахнуты навстречу друг другу... «Боже мой», — выдохнула Тори, ее ощущения были настолько сильны, что на глазах выступили слезы. Как восхитительно быть женщиной, мягкой, податливой, отдающейся! Как непохоже это на то, чему ее учили: мужская жестокость, твердость, никаких эмоций и женских слабостей. И она научилась этому, и превзошла в этом мужчин. Строгая четкость движений, речи, мыслей — такой была Тори. Такой была ее жизнь — дисциплина, тренировки, ничего лишнего, такой она стала в далекой Японии, когда делала свою работу лучше любого мужчины. Теперь она была бесконечно благодарна Ариелю за то, что в ней проснулось ее женское естество, которое она давно в себе подавила и без которого, как оказалось, жизнь ее не имела смысла.

Тори пошла в ванную, встала под душ — и вдруг раздался взрыв. Стены закачались, и она едва успела ухватиться за фаянсовую раковину, чтобы не упасть. Выскочив из ванной, она ринулась в гостиную, зная наверняка, — случилось что-то страшное. В воздухе стоял специфический запах от взрыва пластиковой бомбы, из гостиной шел дым. Ариель лежал ничком на полу. Диван, на котором они только что любили друг друга, был искорежен и обуглился, балконные двери выбило, стекло хрустело под ногами; на месте двери зияла огромная дыра, яркие драпировки развевались на ветру как флаги.

Тори опустилась на колени рядом с Ариелем. Он был весь в крови и задыхался, издавая жуткие хрипящие звуки. Оттолкнув Тори, которая пыталась его поддержать, он пытался до чего-то дотянуться, стараясь проползти несколько метров. С неимоверным трудом ему удалось добраться до маленького бюро и открыть его. Это стоило ему таких усилий, что он почти потерял сознание. Судорожно дернувшись, Ариель уткнулся окровавленным лбом в пушистый ковер на полу. Тори перевернула несчастного на спину и не удержалась от крика — на груди Ариеля зияла страшная рана. То, что он еще дышал и смог открыть бюро, было почти чудом.

Что же произошло за те несколько минут, пока она была в ванной? Разум Тори отказывался понимать случившееся, она совершенно обезумела от горя, глядя на любимого, умирающего у нее на руках. Но сам он не думал о смерти, мысли его были заняты другим — он хотел достать какую-то вещь из бюро, и в конце концов сделал это — вытащил деревянную шкатулку и дал ее Тори. Губы его шевелились, взгляд блуждал, он явно хотел что-то сказать. Тори наклонилась и прошептала: «Что, что ты хочешь?» Но в этот момент изо рта Ариеля, пузырясь, потекла кровь. Все было кончено. Тори ничем не могла ему помочь. Она просто поддерживала слабеющее тело и думала о том, что он умирает не в одиночестве, чувствует, что его любимая рядом.

Двое мужчин остановились на дорожке великолепно ухоженного типично английского сада. Один из них был довольно молодой, черноволосый, с ястребиным носом и проницательными голубыми глазами; другой — почтенного возраста, высокий, с властным лицом, окруженным ореолом выцветших светлых волос.

День шел на убыль; сквозь густую листву росших вдоль дорожки вязов и ольхи нет-нет да и проглядывало веселое солнышко, разбрасывая золотые блики то на гиацинты, то на старую лозу. Вдалеке виднелась большая усадьба в тюдоровском стиле, уютно расположенная среди шелестящих буков, стройных кипарисов и магнолий.