Алекса поморщилась, сокрушенно закачав головой, в эту секунду, кажется, забывая о собственной боли:
— Это просто чудовищно!
— Да, мало приятного. Но всё это не повод опускать руки и уж тем более накладывать их на себя, Саш. Сначала всегда невыносимо больно и обидно. Но время должно не лечить, а делать нас сильнее. К тому же у тебя есть ради кого теперь жить…
Алекса заплакала, обнимая свой живот, который невозможно было рассмотреть под бесформенной курткой, а я придвинулась ближе, приобняв ее одной рукой и придерживая так, чтобы можно было удержать в случае непредвиденных ситуаций.
— Знаешь, когда мама была беременна мной, умер дедушка. Говорят, что я очень похожа на него не только внешне, но и повадками, словно это его душа перешла ко мне. Возможно, этого малыша ждет душа твоего мужа… Ведь он не оставил бы тебя по своей воле.
Алекса разрыдалась, а я почувствовала, как какие-то мужские руки осторожно тянут нас назад, затаскивая на асфальт, усыпанный снегом.
Спустя уже полчаса мы вместе были в специальном психологическом центре, куда нас привезли полицейские.
Алексе предстояло пройти обследование, поговорить с психологами, подписать какие-то бумаги, а я не оставила ее одну, как и обещала, готовая быть рядом до тех пор, пока ей не разрешат выйти, чтобы увезти к себе домой, заранее зная, что родители примут ее как родную.
Мне и самой пришлось провести несколько часов в отдельной комнате, где меня допрашивали сначала полицейские, а затем врачи и психиатры.
Я написала папе сообщение о том, что случилось и что эту ночь я проведу не дома, засыпая в отдельной комнате, похожей на палату, рядом с той, куда определили Алексу.
И это последнее, что я помнила…
Голова по-прежнему шла кругом, и даже в этой темноте, где невозможно было понять, день сейчас или ночь, мне казалось, что всё вокруг меня кружится.
— Саш, ты в порядке? — голос осип от моих криков и попыток выяснить хоть что-нибудь. И от переживаний.
Но русская речь грела душу и словно собирала с самого дна души крохи стойкости и упрямства, чтобы не падать духом и бороться дальше.
Теперь я была не одна в этом кошмаре!
И мне было за кого биться еще сильнее!
— Я не знаю… — Я не видела Алексу, как бы отчаянно ни всматривалась в темноту, лишь по звуку ее голоса в состоянии определить, что она не так далеко от меня. И что она обессилена и очень слаба. — Ничего не понимаю… Чувствую только, что здесь очень холодно и сыро.
— Всё будет хорошо, слышишь? Я уверена, что это всё какая-то чудовищная ошибка!
— Вы о чем там, мать вашу, болтаете?! Или говорите на понятном языке, или я лично вас порешу! — заорал мужчина, который был и без того излишне нервным, а теперь, кажется, и вовсе сорвался.
Столько мата и ругательств я еще не слышала, притихнув и ожидая, когда он замолчит, потому что всё равно не услышала бы ровным счетом ничего, даже если бы попыталась поговорить с Алексой еще.
Не знаю, сколько прошло времени.
От собственного нервного истощения и жуткой слабости я даже задремала, но ненадолго.
От звука открывающейся двери весь сон прошел моментально.
Я тут же подскочила, хватаясь за решетки, потому что голова пошла кругом и затошнило так сильно, что я сипло закашлялась.
Это снова были те огромные мужчины.
— Забирайте последнего, — раздался низкий мужской голос, который я уже слышала, а потом послышался лязг открывающихся дверей и какое-то отчаянное сопротивление.
Кажется, забирали того самого мужчину, который истерично орал всё последнее время.
Как орал и сейчас о том, что он передумал и больше не хочет умирать.
Он умолял дать ему шанс и был готов сделать ради этого что угодно.
А я слушала его крики и то, как безразлично и молча волокли его эти амбалы, и у меня кровь стыла в жилах.
Мы были следующие?..
— Подождите! Эй! Кто-нибудь! — закричала я, хотя едва ли это было похоже на крик. Я настолько обессилела и осипла, что, скорее, хрипела. — У меня есть просьба! Одна чертова просьба, мать вашу!
Но дверь снова хлопнула, ослепляя лишь на долю секунды ярким неоновым светом, какой обычно бывает в ночных клубах, а затем погружая этот подвал в жуткую тишину и полный мрак.
Это место угнетало куда больше, чем даже собственные страшные мысли.
Только я не собиралась сдаваться!
— Саш, извини, но в ближайшее время будет очень неприятно и громко! — обратилась я в тишину, прекрасно понимая, что теперь нас осталось здесь только двое, и услышав в ответ тихое и обессиленное: «Хорошо…»
Алексе было совсем плохо!
И это придавало мне сил, которых, кажется, уже просто не было.
В первую очередь отсюда нужно было вытащить ее! А потом думать, как быть дальше.
Я даже не поняла, что именно смогла найти на грязном мерзком полу своей клетки.
Кажется, что-то вроде сухой палки. И принялась колотить ею о решетку.
Звук был тупой и неприятный, но главное, что он был!
Я долбила этой палкой на чистом упрямстве, даже кода рука онемела.
Даже когда уже не могла держать себя на ногах и сползла на пол.
Я знала, что буду долбить всю ночь или пока не потеряю сознание, но эти чертовы уроды придут сюда и выслушают меня!
Мне казалось, что прошла еще одна вечность, а я окоченела от холода и боли в руке настолько, что едва могла двигаться, когда дверь наконец снова хлопнула и в этот раз не закрылась, ослепляя неоновым красным светом, отчего глаза тут же заслезились.
Я смогла подняться с очень большим трудом, ощущая, что ноги просто не держат меня, но отчетливо видя темную фигуру, которая вышагивала ко мне, заставляя внутренне содрогнуться.
Ну вот. Я добилась своего.
Только было очень страшно.
Мужчина, который шел ко мне, поражал своим ростом и шириной плеч, притом что я сама никогда не была Дюймовочкой и при росте один метр семьдесят шесть сантиметров часто оказывалась вровень с некоторыми мужчинами.
Но я старалась храбриться, как бы жутко ни было внутри и снаружи, в состоянии рассмотреть даже его лицо, когда мужчина подошел настолько близко, что я отступила на шаг назад.
Он явно был около двух метров ростом!
Крепкий, мускулистый, но не перекачанный. А еще с нормальной стрижкой, в отличие от тех нордов, которых мне приходилось видеть изредка в нашем районе, что предпочитали отращивать гривы по плечи, собирая их на макушке и открывая тем самым выбритые виски.
С белокурыми волосами, правильными чертами лица, но пронзительным мрачным взглядом, который остановился на мне, придавливая к полу.
Он молча смотрел на меня так, что холод пробирал.
Слишком тяжело, даже с каким-то презрением, словно я не была достойна того, чтобы он даже просто останавливался рядом со мной.
Я бы, наверное, даже могла сказать, что он симпатичный, если бы встретила его где-нибудь в другом месте и в другое время.
— А ты упрямая, — вдруг проговорил мужчина, вот только эмоции в его взгляде совсем не поменялись.
Я бы даже сказала, что теперь в них появилась явная злость.
— Мне нужно было поговорить, — отозвалась я, не узнавая собственного голоса, который осип и хрипел, но не позволяя себе сосредоточиться на этом и начать жалеть себя. Сейчас было не время для этого. — Вы здесь главный?
Мужчина хмыкнул, чуть прищурившись.
— Ну, предположим, я. Дальше что?
Ответ мне не понравился, но спорить с ним смысла не было, когда он мог развернуться и уйти в любую секунду, снова оставив нас с Сашей один на один с тьмой и собственным безумием.
— Я хотела попросить вас кое о чем.
Бровь мужчины изогнулась и чуть дернулась.
Кажется, такой наглости себе еще никто не позволял.
— Дальше…
Он говорил холодно и резко, давая понять, что у меня нет никакого права не то что просить, а даже просто говорить в его присутствии, но я зашла уже слишком далеко, чтобы отступать, делая шаг вперед и вставая так, чтобы смотреть в его глаза, проговорив хоть и твердо, но с должным уважением, даже если он этого не заслуживал:
