— Да.
— И как вы шли? Ну кто первый, кто потом?
— Он первый, за ним секретарь, кажется. Потом — я.
— А охранники?
— Охранники позади нас.
— Ага! Охранники сзади. Вот так? — Следователь двинул по столешнице бумажку к Крахмальникову.
Леонид посмотрел. Пять кружочков, возле каждого буква.
— Да, вроде так.
— Леонид Александрович, — сказал следователь, забирая бумажку, — у меня магнитофон работает. Я вам говорил?
— Да.
— Он все записывает.
— И что?
— Можно все сказать, он все запишет. А можно его выключить.
— И тогда он записывать не будет.
— Да. Выключить?
Крахмальников внимательно посмотрел на следователя. Что-то до него стало доходить. Что-то следователь ему хотел все время сказать.
— Простите, не знаю, как вас…
— Андрей.
— По батюшке? , — Обойдусь.
— Андрей, у меня что-то не так?
— Ну безвыходных положений не бывает.
— Вот как? А у меня близко к тому?
— Я ж говорю.
— Объясните.
Следователь почесал затылок, помял лицо, посмотрел в окно. Выключил магнитофон. Потом уставился на Крахмальникова и выдвинул из-под стола три пальца.
— Три чего? — спросил Крахмальников. — Сотни? Штуки?
— Мгм.
— Рублей, долларов?
— Мгм.
— Завтра, — сказал Крахмальников. — У меня с собой нет.
— Не. Завтра — нет. Надо как-то сейчас.
— Как?
— Придумайте что-нибудь. Позвоните жене. Или на работу. Не, лучше жене. Она у вас кто?
— Журналистка.
— Не. Друзья есть?
— Есть… Но не в Москве.
— Надо что-то придумать.
Крахмальников полез в карман — у него с собой было пятьсот рублей и сто пятьдесят долларов.
— Это все.
— Не. Нужно достать.
— Я не знаю как.
— Хорошо, — сказал следователь.
Встал и вышел из кабинета.
— Подготовьте площадку к вечерним новостям, — распорядился Червинский. — И, слышишь, Мить, дай прожектор не тысячный, а двухтысячный. А фоном пустим не вечерний город, а что-нибудь такое.., кровавое…
— Может, толпу? — предположил компьютерщик Лева. — У меня есть хорошая толпа.
— Слишком пестро получится, — засомневался Игорь.
— Почему пестро? — бесцеремонно вмешалась Савкова. — Наоборот, толпа — это напряжение.
— Лен, — повернулся к ней Игорь, — я в твою работу вмешиваюсь? И ты в мою не вмешивайся. Тексты готовь.
— Ты мне не указывай, что делать, — разозлилась редактриса. — Я тебе по-хорошему советую…
— И я по-хорошему. Не мешай, пожалуйста.
— Значит, Долгова тебе не мешала, а я мешаю!
— У Ирины Васильевны был вкус, — бестактно встрял осветитель.
— А у меня, значит, нет? Хорошо, я тебе это припомню.
Оскорбленная Савкова хлопнула дверью.
— Нет, так работать невозможно, — психанул Червинский. — Каждая вошь из себя великую тварь строит. Она ж все жилы вытянет, будет теперь за каждым шагом следить, вынюхивать… И кто здесь теперь остался? — продолжал возмущаться Червинский. — Долгову уволили, Алка уходит… С кем общаться? С этой змеюкой подколодной? Представляешь, она меня сегодня Загребельной заложила. А я и выпил-то всего ничего.
И от этого воспоминания мысль косо пришла к выводу, что надо бы выпить.
Червинский отправился в буфет, но не успел покинуть студию, как его позвали к телефону. Звонила Долгова.
— Игорь, — закричала она, — как здорово, что я тебя застала! Слушай, тут мне предложили такое дело! Короче, хочешь работать на производстве рекламы? Оплата хорошая, условия тоже.
— Ирина Васильевна, только что вас вспоминал! — обрадовался Червинский. — И думал, куда податься из этого гадюшника. А что за реклама?
— Обычная реклама, ролики. Ты человек с клиповым мышлением, у тебя получится. Это фирма “КВИН” — они рекламировались у нас — хочет открыть рекламное агентство. Лицензия на производство видеопродукции есть. Аппаратуру купят. Студию оборудуют. Меня пригласили возглавить отдел. Нужна команда. Идешь?
— Ну не знаю, — засомневался Игорь.
— Он еще думает! — воскликнула Долгова. — Я уже говорила с руководством о твоем фильме, возможно, они спонсируют производство, нужно только познакомиться V, проектом…
— Ирина Васильевна, — расцвел Червинский, — даже не знаю, как мне вас…
— Потом, все потом, — прервала его Долгова. — И еще оператор нужен. Подумай, а?.. Погоди-ка… — Игорь услышал, как она переговаривается с кем-то, кто находится рядом. — Бери сейчас такси и дуй сюда. Можешь?
— Не могу, Ирина Васильевна, вечерние новости, — взвыл от досады Червинский.
— Черт, ладно, я сейчас сама приеду… Я этот “Дайвер” ополовиню!
Крахмальникову было даже интересно. Вот так, оказывается, просто. Неужели этот парнишка считает, что все ему сойдет с рук? Веселый пацан.
Вошел милиционер, порылся у следователя в столе.
— А где Андрей? — спросил.
— Вышел, — пожал плечами Крахмальников.
— Встань-ка, — попросил милиционер. — В шкаф надо…
Крахмальников отодвинулся вместе со стулом. Милиционер распахнул створки, нашел на полке увесистый справочник. Положил его на стол. Рядом положил фуражку.
Крахмальников с еле заметной ухмылкой наблюдал, как тот, слюнявя пальцы, внимательно листает справочник.
— Что-то ищете? — спросил Крахмальников.
— Че ты сказал?
— Я спросил — ищете что-то?
Милиционер без размаха, но очень сильно двинул Леонида справочником по лицу. Крахмальников упал со стула.
Сначала ему показалось, что произошла какая-то дикая случайность, несуразица.
Он все еще с ухмылкой поднял голову. Милиционер наклонился и еще раз, теперь уже с замахом, ударил Крахмальникова справочником по затылку.
— Че ты мне сказал? А? Ты думаешь, что ты тут говоришь? — строго спросил милиционер. И снова замахнулся справочником.
Крахмальников закрыл голову руками. Этого милиционеру и было надо. Он саданул ботинком в живот Леониду. Тот задохнулся, стал хватать ртом воздух.
— Ты думай, что говоришь вообще. Че ты тут? Сильно крутой, да? Оскорблять он меня будет. Милиционер присел на корточки.
— Че там у тебя? — спросил он, отнимая руки Леонида от живота. — Ну ладно, все, покажи.
Крахмальников опустил руки. Милиционер снизу коротко ткнул кулаком в солнечное сплетение.
— Тихо-тихо-тихо, — почти ласково проговорил он. — Че ты пыхтишь? Успокойся. Пыхтеть тут не надо. Это тебе не бордель. Это милиция, понял? Давай, все, вставай. И больше так не груби, понял?
Милиционер положил справочник в шкаф, надел фуражку и вышел.
У Крахмальникова задрожали губы. Подлые, слабые, позорные слезы покатились из глаз. Не от боли, конечно. Изворотливый ум его метался в догадках — кто? Кто его заказал? Не могли же эти поганые менты на собственный страх и риск… Не посмели бы. Кто? Дюков, Гуровин, может, Булгаков…
Ах да, Булгаков убит.
Ну и что?! Он мог заказать раньше.
Крахмальников сел за стол, тяжело облокотился, голова гудела.
— Заждались? — вернулся следователь. — Извините, начальство. Так на чем мы остановились?
— У меня нет с собой денег, — сказал Крахмальников.
— Какие деньги? Вы что, Леонид Александрович? Я вас про деньги разве спрашивал? — Он смотрел Леониду прямо в глаза Чистым и честным взглядом.
— Слушай, Андрей, — тихо произнес Крахмальников. — Не знаю, кто тебе меня заказал, но неужели ты серьезно думаешь, что все это так тебе сойдет с рук? Тебя же попрут из милиции.
Он вдруг сам понял смехотворность этой угрозы. Кого сейчас в милицию заманишь?
— Тебя посадят, — добавил он.
— Вот тут распишитесь. — Следователь положил перед Крахмальниковым протокол.
— Я ничего не буду подписывать.
— Тогда напишите, пожалуйста, что с протоколом не согласны.
— Я напишу, что меня избили в милиции.
— Да-да, пишите.
Крахмальников склонился над бумагой. Перед глазами все плыло. Взгляд никак не мог сфокусироваться. Текста он не видел и наклонился еще ниже.
Стол вдруг стремительно взлетел к его лицу. На протокол капнула кровь из носа.
— Ты оборзел, журналюга?! — вскочил следователь. — Ты что мне протокол измазал? Нажрался, так и скажи! Валяется хрен знает где, а потом протоколы пачкает!
Он с какой-то неимоверной проворностью вскинул ногу над столом и ударил каблуком Крахмальникова прямо в зубы.
Вскинув руки, Леонид с грохотом завалился на спину, ударился затылком и на секунду потерял сознание. Или на час..
Узнав о смерти Алика, Яков Иванович растерялся. Что он теперь скажет Тимуру? Остается ли в силе то условие — вы нам Алика, мы вам акции? А если Тимур передумает — что тогда? На пенсию?
В кабинет неслышно вошла Галина Юрьевна, села перед Гуровиным за стол.
— Яша, — устало проговорила она, — поезжай домой. Ты неважно выглядишь.
Яков Иванович подошел к висящему на стене зеркалу. Откуда-то из Зазеркалья на него глянуло постаревшее и посеревшее лицо с горькими морщинами у рта и мешками под глазами. Только глаза-маслинки оставались такими же, как много лет назад, даже белки не пожелтели от времени.
