похолодел. Лидия Аристарховна была права, когда советовала убираться куда подальше.
– Федор Ильич, вы подтвердите мое алиби? – заискивающе спросил я. – Разрешите закурить, что-то я нервничаю.
Полковник понимающе кивнул, двинул пепельницу и пачку сигарет с зажигалкой. Пока я закуривал, он что-то соображал, тут запищал селектор, он придавил клавишу, послышался голос секретарши:
– Федор Ильич! Я подготовила документы. Вам занести?
– Я занят, – отрубил полковник, на миг задумался. – Вы свободны, понадобитесь после обеда, – и он отключился, бросив на меня беспокойный взгляд.
– Нет уж, позвольте! – запротестовал я.
Прежде, чем он успел остановить, я вскочил и выбежал из кабинета. В приемной, за большой пишущей машинкой сидела она, Марина! И сережки от малахитового гарнитура были на ней: ай, да сюрприз! Мое внезапное появление ее шокировало. В милицейской форме она показалась мне краше всех женщин на земле, я почти влюбился.
– Здравствуй, моя ненаглядная! Головушка не болит?
– Здравствуйте, гражданин, – сухо отвечала она, зеленые глаза ядовито блеснули.
– Ядра чистый изумруд. Помнишь? Мое предложение в силе. Бросай мужа и выходи за меня, я слов на ветер не бросаю! Мерси, что не угробила.
Поскольку она сидела каменным изваянием, я наклонился, поцеловал ее задорный носик, и ринулся обратно в кабинет, где предстоял очередной раунд без правил. Трупы брызгами летели в разные стороны, битва чемпионов, куда деваться.
– Срочно, Иван. Немедленно, – полковник закончил разговор, положил трубку и уставился в мою сторону рассеянным взором.
– Неосторожно, Федор Ильич! Ваша карта бита, – сообщил я, усаживаясь на место, взял из пепельницы брошенную впопыхах сигарету. – Угораздило секретаршу впутать. Доверенное лицо? Это я так интересуюсь, вдруг не договоримся.
– Щенок, – процедил он, нажал клавишу. – Дежурный! Конвой в кабинет.
И воззрился на меня с нескрываемым любопытством.
– Федор Ильич, не делайте глупостей. Если я через час отсюда не выйду, то Сергей Петрович, мой брат, перейдет к активным действиям. Да и мэр будет недоволен.
Болевые точки я нащупал, и теперь аккуратно надавил. Полковник словно мышь зубами схватил, так его скривило. Улыбка на лице превратилась в сморщенный блин. Я выпустил струйку дыма, и колечки нимбами поплыли над его грешной головой. Полковник не сдавался.
– Что ты хочешь?
– Вот. Наконец! Что мы в самом деле. Конвоем друг друга пугаем! Попросите Марину, пусть кофейку приготовит.
– А чай не устроит?
– Устроит, если с лимоном.
– Так и быть, уважу напоследок, – он опять ткнул пальцем в измученный селектор. – Марина, еще не ушли? Будьте любезны, чаю нам сделайте.
– Про лимон не забудьте.
Полковник огрел меня чугунным взглядом, и как раз, коротко стукнув, в дверях возник верзила-сержант, доложиться не успел.
– Отставить конвой! – полковник взмахнул рукой. – Свободен.
Сержант медлил. Это в кабинете, чуть зевнул, и жизнь кувырком насмарку. А у сержанта? По расписанию. Точнее, по приказу. Полковник закрякал, как лебедь-шипун, и замахал руками, поднимая ветер, еще чуть-чуть, и взлетит. Сержанта смыло ураганом. Марина внесла нагруженный поднос, расставила чашки, взглянула на полковника, ожидая распоряжений.
– Спасибо, родная, – обнаглев, я хлопнул ее по тугому милицейскому заду. Она подпрыгнула и выбежала из кабинета. Своим отчаянным блефом я показывал, что на руках у меня сильная карта, и плевать я хотел на все казенные порядки.
– Давай к делу, – полковник звякнул ложечкой. – Зачем пожаловал?
Чайная церемония окончена. Какой чай? Стакан водки был бы в самый раз.
– За своими деньгами.
– И все?
– Пока все.
– Почему ты решил искать их здесь? Глупо.
– Федор Ильич, не будем кружить. Если я пришел, значит, все просчитал. Зачем тратить время. Мы не в суде, разговор тет-а-тет. Мои деньги у вас. Возвращаете целиком и полностью. Если нет, ситуация может из-под контроля, за брата не отвечаю. Несчастные мои доллары. Вы миллионами ворочаете, а тут дело принципа.
– И причем тут твой брат?
– Вопрос не по адресу. Угнали «Волгу», разве я это сделал? Наехали на мэра, ему угрожают расправой, город шумит, тревога в округах. Некий Фауст, он до всех доберется. Хозяин на измене.
– Хорошо, получишь свои деньги! Вечером.
– Почему же вечером? – я капризничал.
– Я отдам собственные деньги. 100 тысяч.
– Мне ваши деньги ни к чему, я не вымогатель. Устроите засаду? Отдайте сейчас.
– Твои деньги вещественная улика. Таксист, который милицию вызвал, сдал дипломат. Есть протокол изъятия. Какая тебе разница?
– Объяснять долго! Отдайте деньги, и дело в шляпе.
Полковник повернулся, открыл свой сейф, вытащил дипломат. Поставил на стол.
– Это дипломат негра, которого ты зарезал. В нем твои деньги.
Он озвучивает совершенно ненужные детали, значит, записывает разговор на магнитофон. Ну и что? Это его слова, не мои. Отступать нельзя, пойдем до конца.
– Пересчитывать не надо? – я поднялся с самой дружелюбной улыбкой.
Как только возьму дипломат и выйду из кабинета, меня арестуют за покушение на жизнь полковника МВД. Это терроризм, греметь костями до Магадана, и это еще мечты, убьют в камере, тут вариантов нет.
– Не надо! – злорадно сказал полковник. – Можешь проваливать, и побыстрей.
Этого следовало ожидать, только это еще не финал.
– Руки на стол, – тихо сказал я и прицелился ему в лоб. Мой стартовый пистолет 45 калибра вступил, наконец-то, в игру. Полковник округлил глаза, положил руки на стол и как-то обмяк. Еще бы, он понял, что я придурок и готов на все, лишь бы освободить мир от такого чудовища. Я зашел ему за спину и сунул ствол в полковничье ухо, он конвульсивно дернулся.
– Совсем рехнулся.
– Ты подписал мне смертный приговор, терять нечего.
– Пошел к черту, – глухо зарычал он по своей милицейской привычке, а я начал нажимать на спуск. Это движение, когда ствол упирается в перепонку, нельзя не почувствовать, он замер. Тут одно неверное движение, и мозги вылетят из черепной коробки, и залетят в открытый сейф.
– Вот теперь, Барин, начнется разговор по существу.
Глава 18
Лиза
И ты, Брут?
«Юлий Цезарь». Шекспир.
Лиза с отрешенным видом сидела на диване, курила сигарету за сигаретой, и слушала пьяные излияния Графа. Он пил всю ночь напролет, расспрашивал про мать, но Лиза, пережившая душевное потрясение, вызванная попыткой суицида, упорно молчала. Несколько рюмок водки, выпитых по настоянию Графа, сняли нервное напряжение, и она с вежливым любопытством внимала его несвязной болтовне. Шериф, тибетский дог пятнистой масти, лежал у тлеющего камина, положив лобастую голову на передние лапы, и переводил умный взгляд с Лизы на Графа, словно удивляясь, чего это хозяин так взволнован и почему уделят какой-то девчонке столько внимания.
– Ты моя дочь! И такая дуреха, – Граф сокрушенно качал лысиной. – Разве я враг? Отец не может быть врагом. Пусть я непутевый отец, всю
