как рассадить и чем угощать дорогих гостей. – Что там у вас стряслось, рассказывайте!
Я сел в кресло для посетителей с краю стола.
– У меня ничего не стряслось, – бодро сказал я.
– То есть, – он опять нахмурился.
– Так, небольшие неприятности, а вот у вас действительно стряслось.
– Это в каком смысле?
– В прямом. Я остался жив! Хотя ваши люди вели себя не очень корректно, я зла на них не держу, и готов простить, но с одним условием.
– Вас кто-то обидел?
– Если считаете, что, ограбив или убив, меня можно обидеть, то заблуждаетесь. Ограбили – да! Обидели – вовсе нет. Наоборот, я получил громадное удовольствие! Приятно сознавать, что наш советский театр перешагнул рамки казенного искусства, и двинулся в массы, в народ. По домам, квартирам, по спальням. Чудесно провести вечер с Дездемоной! Испугаться настоящего Отелло, наблюдать, как он душит свою супругу на вашей собственной кровати, какой взрыв эмоций, эффект достоверности! Ощутить себя отравленным, потом задушенным и ограбленным, а потом круглым идиотом. Какие тут могут быть обиды? Что вы. Кажется, вы мне контрамарку обещали? А лучше постоянный абонемент. Приобрету.
– Значит, вас ограбили, – полковник был само терпение.
– Пустяки, – я беззаботно махнул рукой. – Ограбили, хотели отравить, не тут-то было.
– Валерий Петрович, давайте по порядку, – он изобразил на лице рвение докопаться до истины. – Вы меня совсем запутали. Кто, когда, где?
– Ваши люди, у меня дома, вчера. Но вы забыли главное: сколько. По самым скромным подсчетам, а мог и прибавить, но я честный человек! 100 тысяч долларов.
– Вы шутите?
– Это для вас шутки, а для меня большие деньги.
– Я не про деньги, Валерий Петрович. Вы сказали: мои люди, – полковник сдвинул брови и покачал головой. – Должен разочаровать. Не все, кто носит форму и служит в милиции, мои люди. Есть пока и недостойные в наших рядах. Вы кого имеете в виду?
– Я имею в виду негра и вашу мнимую жену.
– Негра. Мнимую жену, – полковник смотрел с сожалением.
– Конечно, мнимую. Полковник не будет рисковать женой настоящей, толкать на ограбление банков и мирных граждан! Не в Америке живем, слава богу. Или у вас другое мнение?
– Другое. Вы алкоголик, Валерий Петрович?
– С чего взяли, вы не нарколог, – грубо ответил я.
– Несете какую-то несусветную ахинею. Вам необходимо лечиться, и чем раньше, тем лучше. Белая горячка до добра не доводит. Вначале галлюцинации, потом голоса услышите, лаять начнете, на людей кидаться. Со здоровьем шутить опасно.
– Значит, горячка?
– Белочка, – утешающим тоном сказал полковник.
– Но я негра своими глазами видел! В своей кровати.
– А вы себя слышите? Негр в вашей кровати. Представить страшно.
– Он задушил Дездемону, потом меня, потом сейф открыл.
– Померещилось.
– Но денег-то нет!? – воскликнул я. – Сейф пустой.
– И трупов нет, ни вашего, ни Дездемоны. Значит, и денег не было.
– Были, – я не хотел сдаваться.
– Не было, Валерий Петрович. Пить меньше надо, – полковник залихватски щелкнул себя пальцем по горлу, наркологи, они с подходцем. – Слушать страшно, что вы говорите. Полковники по ресторанам гуляют, за артистов себя выдают, жены их с неграми сейфы громят, людей на кроватях душат, это же бред сивой кобылы.
– Никакой надежды?
– Никакой.
– Значит, сумасшедший?
– Именно. Вы сами это сказали, значит, не все потеряно, – полковник смотрел изучающе. – Помните, Валерий Петрович, однажды вас по голове молотком ударили?
– Это были… вы?! – закричал я в ужасе. Он даже опешил.
– Вы и в самом деле. Сумасшедший.
Меня затрясло, окосевшие глаза сошлись на переносице, из груди вырвался странный смех, меня скрючило, как Квазимодо при виде Эсмеральды. Полковник испугался, и даже схватился за телефон, собираясь вызвать психиатричку. Но не успел. Я выложил на стол снимки, веером. И посмотрел на него этаким чертом.
– Что это, – он близоруко сощурился.
– Это? Бред сивой кобылы. Как раз, что померещилось. Негры, сейфы, полковничьи жены, пушки заряжены, сцены удушения.
Половник надел очки и стал внимательно рассматривать снимки. Минут пять любовался, если не больше, я даже скучать начал без его нападок.
– У вас нет «Мурзилки»?
– Чего, – он поднял задумчивые глаза.
– Журнал какой-нибудь, – робко попросил я, – с картинками. Люблю, знаете…
Он понимающе кивнул, открыл папку на углу стола, вынул пару фотографий, молча подал. Кажется, сегодня День фотографа? Вот черт. Настал мой черед. Мурашки забегали по спине, пятки вдруг зачесались, намекая, что пора драпать, а нос вспотел, как лысина Мефистофеля. Вспоротое брюхо с разошедшимися краями и красным маревом внутри, белки глаз размером с футбольные мячики, вот и все, что осталось от ночного обидчика. Убили негра. Кровавые каракули на обоях.
– Драма, – сказал полковник.
– Что? – я вздрогнул, чувство юмора стало мне изменять.
– Он написал на стене перед смертью «Драма». Надо полагать, кличка убийцы. Кстати, где и как вы провели минувшую ночь? Ограбление, как я понял, произошло вечером. Кстати. Алиби у вас есть?
– Ночью я был без сознания.
– Да вы что! Всю ночь напролет? Звучит неубедительно. Одним словом, алиби у вас нет. Еще. Помощь следствию зачтется. Вы не знаете, кто такой Драма?
Я жевал глазами фотографию:
– Надпись сделал убийца, кто еще! Человек с такой раной физически не способен оклеветать ближнего.
– Оклеветать не способен. А вот правду написать, чтобы отомстить, вполне.
– Но это не есть правда, – вяло заспорил я.
– Почему так решили? Вы явно что-то скрываете, Валерий Петрович.
– Вы прекрасно знаете, что Драма это я. Но Драма не убивал, его самого чуть не убили.
– Шутите, – полковник издевался. – Вы – Драма?!
– А что тут дурного. Драматург.
– Подарок судьбы! – полковник ухмыльнулся, достал из папки листок бумаги. – Сейчас зачитаю. Начальнику милиции. От гражданки Граниной И.А. заявление. Прошу оградить меня от угроз сутенера по кличке Драма, в скобочках Драматург. Он втягивает меня в авантюры, заставляет заниматься проституцией. На попытки обратиться в милицию угрожает расправой. Если со мной что-нибудь случится, знайте, это дело рук Драмы. Дата, подпись. Написано не очень грамотно, но суть понятна, – полковник поднял глаза. – Не желаете ознакомиться? Прошу! Это копия.
– Это фальшивка! С гражданкой Граниной мы не виделись больше года.
– А вы уверены, что ваша бывшая знакомая жива и здорова? А, Валерий Петрович? Этот бедняга, которому вы живот разрезали, был ее женихом. Он отнял у вас Пуму, лучшую вашу добытчицу, вы отомстили жестоко. Да вы страшный человек, Валерий Петрович! Руки ваши по локоть в крови.
Зазвонил один из телефонов на столе. Полковник взял трубку, что-то выслушал, удивленно вскинул брови и уставился на меня. Закончив разговор, он сообщил:
– Валерий Петрович. У вас на квартире произошло двойное убийство. Да вы маньяк.
Я
