– Это прямо здесь. Пожалуйста, я очень хочу показать.
– Мне слишком стыдно.
– Нет. Здесь нечего стыдиться. – Он придвинулся к ней. – Любовь – это лицо Бога. То, что ты сделала, все это… – Он положил руку себе на грудь. – Это освященная земля. Коснись меня, Фрэнки. Освяти мою плоть. Даруй мне благодать.
Фрэнки, поднявшись, отступил в другой конец комнаты. Терри последовал за ней. Фрэнки опять ускользнул, Терри рассердился и велел не двигаться. Он громко говорил о своей любви.
А потом пришла кошка.
Она появилась в дверях, с жалобным мяуканьем подбежала к Фрэнки и начала тереться о ноги. Фрэнки несказанно обрадовался. А Терри просто смотрел.
– Как она могла здесь появиться?
– Должно быть, я оставил окно открытым. – Фрэнки наклонился и взял кошку на руки.
– Я не люблю кошек, – заявил Терри.
– Но она славная, – взглядом не давая Терри приблизиться, он держал кошку в одной руке, а другой почесывал ей за ухом. – Мы друзья.
– Ей здесь нечего делать.
– Она, наверное, голодная. Может, нальешь ей в блюдце молока?
– Я разговариваю с тобой, Фрэнки. И мне не нравится, когда меня перебивают.
– Слышишь, как она мурлычет? Кошки любят, чтобы им чесали вот здесь.
– Я ведь сказал: не люблю кошек.
– Подойди. – Он поманил пальцем. – Она не укусит.
Терри подошел и, вместо того чтобы погладить, грубо схватил кошку и сбросил на пол. Фрэнки от неожиданности не успел помешать, а когда очнулся, кошка уже убегала. Он бросился к окну – кошка быстро спускалась по пожарной лестнице. Фрэнки вернулся в гостиную, содрогаясь от бешенства.
– Зачем ты это сделал?
– Животным здесь не место.
– Не место? Тогда, может, сам пойдешь прогуляешься?
Терри смотрел в сторону. – Я не хочу ни с кем делить твое внимание.
– Это всего лишь кошка, бог ты мой.
– Хочешь посмотреть, что у меня? Чем я сегодня был занят?
– Хорошо бы кошка вернулась.
– Это для тебя, Фрэнки.
Фрэнки смотрел исподлобья. – Хочешь сказать, у меня есть выбор?
– Тебе понравится. Я знаю, понравится. – Он стал быстро расстегивать пуговицы рубашки. – Закрой глаза. Досчитай до десяти.
– Ты так возбужден… Считай сам.
На цифре десять Фрэнки открыл глаза. Перед ним возникла спина Терри, натруженные в прачечной широкие жилистые мышцы, они бугрились в плечах. На одной лопатке вытатуирована голова кабана, копия той, что купил Фрэнки. Глаза и язык в красном пламени, губы омерзительно кривятся. В потоке бледной слюны витиеватым розовым курсивом выведено имя Фрэнки.
Фрэнки окаменел, потрясенный. Он никогда не видел столь уродливого, отвратительного и ужасного существа. По коже поползли мурашки, его затошнило.
– Что с тобой? – Терри, повернувшись, заметил ее реакцию. Его лицо, только что светившееся и довольное – сейчас он вернет Фрэнки – вдруг перекосилось.
– Я не могу на тебя смотреть.
– Это же все тебе. Я хочу, чтобы ты…
– Молчи, я не…
– Взгляни! – Он изогнулся боком и гордо ткнул пальцем в имя – Фрэнки. – Ты стала частью меня. На всю жизнь.
– Я лучше уйду. Мне не вынести.
Он бросился из комнаты, Терри побежал следом. Фрэнки уже закрывал дверь, но Терри успел подставить ногу и рывком протиснулся в спальню.
– Что случилось? Что я такое сделал?
– Это болезнь, – прошептал Фрэнки. – Ты болен. Я тоже. Все это…
– Смотри. – Терри вынул из кармана ту самую безделушку, голову кабана. Я нашел это под подушками. То же самое, что…
– Нет. Я не хочу.
– Пришей. Пожалуйста.
– Ты сумасшедший.
– Умоляю тебя.
– Не буду.
– Пожалуйста, Фрэнки. Как в старые времена. Поддержи огонь.
– Ты мне противен.
– Нет. Не говори такое.
– Смотреть на тебя… Слушать… Меня тошнит от того, что я с тобой в одной комнате. В одном доме. На одной планете.
– Ты меня боишься, да? Моя любовь слишком сильна?
– Твоя любовь ничтожна. Какому мужчине придет в голову такая блажь? Распустил сопли. Пресмыкаешься…
– Да что ты понимаешь в мужчинах? Любовь – это то, что у нас в сердце. Потребность. – Он перешел на крик. – Боль.
– Забудь, что я существую.
– Пришей, Фрэнки. – Он совал брелок ей в лицо. – Закончи то, что сама начала.
Фрэнки с размаху стукнул по брелку, тот взмыл в воздух и шлепнулся о стену. Терри проследил его взглядом и опять повернулся к Фрэнки.
– Я мужчина, – процедил он.
– Убирайся.
– Лучше дай мне то, что я хочу.
Он грубо притянул ее и впился в губы. Фрэнки высвободиться не удалось. Терри держал крепко. Его губы мяли и жевали ей рот, язык остервенело рвался к ее языку. Наконец ему удалось чуть раздвинуть ее губы…
Фрэнки в отчаянии дернул одну из побрякушек, болтавшихся у него на груди. Терри взвыл от боли и отступил. Глаза его затуманились, на подбородке белела нить слюны. Фрэнки схватил ножницы, рука замерла в готовности на уровне пояса. Они долго смотрели друг на друга.
Терри неожиданно весь съежился, лицо перекосилось от страха перед содеянным, из него будто уходила жизнь. Он стоял, охваченный мелкой дрожью, теряя силы, неспособный даже произнести слова извинения. Фрэнки велел ему убираться из комнаты, и Терри покорно вышел.
В гостиной, смертельно униженный, он опустился на пол. Вне всяких сомнений – какие тут сомнения! – он окончательно оттолкнул ее. Сможет ли он заплакать… Через минуту, а может и час в дверях появилась Фрэнки, одетая по-прежнему, без чемодана в руке, не в пальто и не в уличной обуви. Терри не осмеливался дать себе надежду. Как последний штрих неизбежного, он пробормотал вопрос, на который уже знал ответ. А когда по ее лицу пробежало удивление, когда она ответила, что и не собиралась его покидать, что теперь она с ним согласна, сердце Терри запрыгало. Мрак сменился светом, он почувствовал в себе силу – фактически ее силу, занятую у нее, но сейчас эта сила казалась собственной. Просветленный, Терри заплакал.
Глава 19
Фрэнки зашивал ему губы шелковыми нитками, размер А. Старался делать ровные стежки, работать иглой уверенно. Над губами вязал воздушную петлю и оставлял четверть нитки, чтобы у Терри осталась возможность говорить. Каждый конец крепил узлом, излишки ниток срезал ножницами для вышивания. Потом промокнул носовым платком капли крови.
Запястья у Терри были связаны, но не туго. Он лежал на кушетке лицом вверх, под головой полотенце. Завершив работу, Фрэнки развязал кушак и подал Терри носовой платок. Потом сходил в ванную за тряпкой – стереть кровь, капавшую с подбородка. Вскоре места проколов перестали кровоточить, там появились маленькие точки свернувшейся крови, они темнели на верхней и нижней губе, как дырочки на перфоленте. Между губами замерла узкая молния из черных ниток.
Терри попробовал облизнуть губы. Они казались распухшими. Он коснулся языком ниток, между ними нащупал узкие полоски своей плоти.
– Надо было помыть мне рот мылом, – пробормотал он.
– Мылом?
– Я шучу.
У Фрэнки был торжествующий вид. – Почему-то мне кажется, что я играю тебе на руку.
– Ты мне? – Он попробовал засмеяться, но мешали швы. – Ну-у… Ты все делаешь правильно.
– Ты такой послушный.
– Мне нужна помощь, Фрэнки. Я себя не контролирую.
– Интересно.
– Мне нельзя доверять.
– Я должен доверять тебе. Сейчас особенно.
– Не нужно, это риск.
– Всему можно и поучиться. Я учусь. Ты тоже сможешь.
– Ну, если ты так уверена…
Фрэнки вздохнул. Стоя перед Терри, он пробежал пальцами по своему телу, очертил груди, талию, изгиб бедер.
– Терри, скажи, кто я?
– Он жадно смотрел на нее, но ответить боялся.
– У тебя есть глаза, Терри. Ты знаешь. Знаешь, потому что видишь, потому что я здесь, потому что разговариваю с тобой. Понятно? Это есть я. Это и больше ничего. Если я умею учиться, ты сумеешь тоже.
*
На следующее утро Терри позвонил на обе работы и сообщил, что болен. Говорил он удивительно отчетливо, не считая некоторых согласных, в основном “б” и “п”, им чуточку не хватало силы. Боль еще немного беспокоила, но чувствовал в общем он себя прекрасно. Фрэнки приготовил роскошный завтрак: яйца на тосте, свежие фрукты – все такое, что Терри съесть никак бы не мог своим ртом-щелочкой. У них не было блендера, чуть позже Фрэнки вышел и купил пакетик соломинок и бутылку сока. Весь день они провели дома, в основном у экрана телевизора. Фрэнки протер Терри губы спиртовыми примочками, сам убрался по дому – от предложения Терри помочь отказался. Время от времени подавал в стакане сок и держал, пока Терри пил через соломинку – руки у него были связаны. Потом он вымыл Терри губкой и шампунем и уложил спать.
