– Я горжусь тобой, – заявил Фрэнки. – Не каждый мужчина способен на то, что ты сейчас продемонстрировал.
Терри даже не понял, что над ним издеваются, он стоял на коленях и весь дрожал.
– Может, теперь станцую я? – вдруг предложил Фрэнки. Его слова прозвучали дерзким выпадом, и эта дерзость всего лишь отражала дурацкую непостижимость ситуации. – Как в прежние времена…
– Ты?
– Только я должен связать тебе руки. Сам понимаешь, в целях безопасности.
Он затянул кушаком запястья Терри, потом поднялся и стал разминаться. На нем были темные джинсы и обтягивающий свитер, они подчеркивали плавность его контуров. В душе зажегся былой огонь, он начал раскачиваться в ритм музыке, поводить плечами. Дальше пошло само собой, заученные давно движения всплывали в памяти и становились грациозно-текучими картинами танца. В зеркале его окружали символы мира, прилепленные к рамке: «племенные жеребцы» разных мастей, боги мышечного великолепия в шикарных позах и две богини – ухоженные и обнаженные, одна в прозрачной фате, другая в рваных трусиках и блузе, они улыбались, будто открывая друг другу секреты. Не думая, куда поставить ногу и как показать грудь, Фрэнки танцевал в своем всегдашнем неподражаемом стиле.
Тело любимых становится географией собственной души
Синдром Леш-Нихана – это рецессивное генетическое расстройство половой сферы, при котором наблюдается умственная отсталость, двигательные расстройства и агрессивное поведение со склонностью к членовредительству.
Первые симптомы этого заболевания, как правило, проявляются на второй год жизни во втором поколении, причем только у мужского пола. Умственная отсталость может быть от умеренной до сильной, двигательные расстройства – в форме судорожных непроизвольных мелких движений пальцев рук и ног. Наблюдается самоизувечение конечностей и ротовой области. Если больной находится без присмотра, он изжевывает в кровь губы, щеки и фаланги всех пальцев. Эти постоянные не поддающиеся контролю действия сопровождаются сильной болью, и страдающий взывает о помощи, не в силах сам себе помочь.
Совсем другую картину являет членовредительство у пограничных и психотических больных. Повреждения себе они наносят время от времени и самые разнообразные: прижигают сигаретой, режут кожу лезвием, разбивают себе голову, капают кислоту, сдирают лицо наждачной бумагой, ломают кости молотком. В половине случаев пациенты почти или совсем не чувствуют боли. Установлено, что нейроэндорфинная система у таких людей вырабатывает огромные количества эндогенных наркотиков, потому они и не чувствуют боли.
Причина саморазрушительного поведения у больных с синдромом Леш-Нихана связывается учеными с генетической аномалией длинной ветви Х хромосомы, приводящей к нарушению активности одного из ферментов. Сейчас ученые пытаются выяснить, как столь узкая биохимическая патология может дать такие страшные последствия.
Генетические исследования проводятся также с членовредительствующими пациентами, не относящимися к синдрому Леш-Нихана, но пока закономерности еще не выявлены. Здесь все не так просто. Некоторые исследователи выдвинули теорию, что такие пациенты страдают, в дополнение к основной патологии, примитивизацией любви и ненависти, в результате чего агрессия нейтрализуется, включаясь в ткань сексуальности. С точки зрения Кернберга, садизм, мазохизм, ненависть и любовь – нормальные стадии развивающегося ребенка. Стремление к страданию ради любви и желание, чтобы объект любви тоже страдал: элементы этих эмоций есть у всех, но в норме лишь элементы. Подобная закономерность наблюдается не только у взрослых, но и у детей. Здоровое эротическое поведение зависит от способности человека успешно соединять, «сплавлять воедино» эти основные противоречивые эмоции. У тех, кто «сплавлять» не способен, любовь и ненависть могут навсегда остаться расщепленными, эта двойственность совершенно невыносима, ибо агрессия, переходящая у здоровых людей в эротическое желание и зрелую половую любовь, становится источником дисфории, извращений и самоистязаний.
*
Однажды вечером, когда все ему наскучило, Фрэнки принес коробку с шитьем. Терри впервые увидел миниатюрные наряды. Его организм уже настолько ослабел, что даже выказать интерес ему было трудно. Однако же он осыпал Фрэнки комплиментами, возносил ее заботу и внимание: будучи творением ее рук, он чувствовал некое родство с миниатюрами, которые сейчас перебирал. И все-таки в глубине души он понимал, что вдохновение Фрэнки черпала в основном у кошки. Ревнуя, он потребовал нарядов для себя. Фрэнки задумался.
– Четыре ноги, – молвил он наконец. – Сейчас я шью на четыре ноги.
– У меня как раз четыре. Две руки и две ноги, – показал Терри.
– Ты не понял.
– Я понял. – Он опустился на четвереньки. – Хочешь, покатаю?
Фрэнки, презрительно кривясь, уселся на него. Терри двинулся вперед, но тут же свалился.
– Я совсем слабый.
– Слабость тела и слабость духа, – констатировал Фрэнки. – Надо тебя подкрепить. Я не хочу, чтобы ты исчез. По крайней мере, сейчас.
Несколько дней он поил Терри белковыми напитками, чем-то меловым и противным на вкус, что щекотало пищевод и тяжело оседало в сморщенном желудке. Кошка не желала иметь с ними ничего общего. Фрэнки подолгу занимался Терри, его морщинистой от недоедания кожей. Того, что Терри потреблял, не хватало для наращивания массы, он едва оставался в живых. В конце недели Фрэнки поднял его, сводил в туалет, сам помыл и побрил. Однажды он опять попросил Терри станцевать для него.
Убедившись, что при необходимости он сможет омолодить своего подопечного, Фрэнки решил, что пора пригласить кого-нибудь. Были звонки от Бренды, Сэла, Маркуса, но Терри неизменно отказывался разговаривать с ними. Фрэнки не настаивал, ему скорее нравилось, что никто не мешает, но сейчас ситуация назрела. Не обращая внимания на мольбы Терри, скулившего и стыдившегося себя, он набрал номер Маркуса.
Они договорились встретиться через неделю, времени, подумал Фрэнки, предостаточно. Он перестал питать Терри протеиновыми напитками, возобновил диету водой. Все признаки жира у него давно исчезли, да и последние мышцы таяли на глазах. Терри сейчас был кожа да кости, совсем слабый. Лицо – голый череп, руки и ноги как спички. Слишком надломленный, чтобы представлять опасность, он уже никогда не смог бы воспрянуть. Фрэнки приказывал, и он подчинялся, не раздумывая. Если ему велели сесть – садился, исчезнуть с глаз – вжимался в угол, пытаясь стать невидимым. Когда она уходила, Терри разглядывал себя в зеркало, смутно догадываясь, что с ним стало, и не в силах вернуть себя.
А Фрэнки все видел и все понимал. На его глазах утолщались стены тюрьмы, в которой сидел Терри, побег становился невозможным. От этого ему тоже не хватало воздуха. Он тоже жил с болью, но боль, казалось, была ценой его жизни, освобождения. У него-то впереди была свобода. Оставалось совсем немного.
За два дня до визита Маркуса Фрэнки снял швы: разрезал нитки ножницами для вышивания и осторожно вытащил их пинцетом. Минимум крови, да и та остановилась, когда он промокнул тряпочкой. Челюсть у Терри одеревенела, рот открывался не более чем на дюйм. Губы выглядели хорошо, правда, не совсем как раньше. Ну да ничего.
Позвонила Эдна, спросила, как дела, справилась ли Фрэнки со своими проблемами.
– У меня большой прогресс, – ответил Фрэнки и склонил голову, обращаясь к Терри. – Что скажешь, Терри?
По указанию Фрэнки Терри полировал свои брелки. Услышав вопрос, вскинул глаза.
– Каким же он стал, а? – раздумывал вслух Фрэнки. – Послушным? Уравновешенным? Конечно, он стал старательнее. Большой прогресс. Стоит взглянуть, приезжай.
Эдна выразила свое восхищение и предложила на днях встретиться. За ужином, может, все втроем…
– Прекрасная мысль, – согласился Фрэнки. – Мы любим, когда к нам приходят гости.
Некоторое время они еще о чем-то болтали, потом Фрэнки положил трубку и повернулся к Терри.
