говорили о нем, будто бы он расплачивался солидными деньгами с какими-то приезжими иностранцами. Это сохранилось в краеведческих записках – в воспоминаниях тех, кто был с ним близко знаком. И была одна любопытная история, связанная с неким англичанином, баронетом Френсисом Уайкером, который имел контакт с фабрикантом Лаврентием Растопчуном. А прославился этот Уайкер тем, что в родной Великобритании его обвинили в краже знаменитого бриллианта, принадлежавшего принцам Уэльским. А назывался этот бриллиант Аль-Яд Аль-Ямма, в переводе – планета Правой Руки. Или, как привыкли ее величать европейцы, Бетельгейзе. – Добродумов отхлебнул самогона, вытер тыльной стороной ладони рот и бороду. – А, Крымов, чуешь?
Мария Бестужева не сводила с Добродумова широко открытых глаз.
– Ты хочешь сказать, Егор Кузьмич, что Растопчун мог охотиться за всеми семью Небесными камнями?
– Именно, Андрюша, именно! Чуете, Машенька?
– Чую, Егор Кузьмич, – азартно кивнула та.
– А если учесть, что этот паскудник, предок нашего Миши Лаврентьевича, был тем самым Проводником, знал все тонкости дела, был во все посвящен, да при этом обладал великими деньгами, а значит, и возможностями, и в конце концов легко расстался с большей частью своего состояния, то, – царевский краевед почесал седую бороду, – не тянется ли за ним эта звездно-бриллиантовая дорожка? Вот в какую сторону надо смотреть!
– А что же наш Растопчин, неужели он не знал об этом?
– Да кто ж его ведает, чего он знал и чего не знал? Могли купцы Растопчуны предугадать революцию? Вряд ли. Могли все растерять в те развеселые годы? Легко. Столько ниточек оборвалось в семнадцатом году и после! Один камушек-то ему достался – Саиф, а вот другие – не факт. А может, купец Лаврентий Растопчун вообще хотел завладеть всем и обставить своих повелителей – царей-лукомонов? В Сермяжинск надо ехать. Туда, коллеги, туда!
Они заснули под перестук колес на земле древней Турчании. Пока спали как убитые, за окном расстилались вширь западные степи Казахстана. Не поклонник подобных мест, но фанат оседлой культуры, Егор Кузьмич тяжело засопел, будто его душили во сне, что, может быть, так и было на самом деле; может быть, стая злых степняков в звериных шапках и с луками наперевес гналась сейчас за ним, добрым русичем, по холодному и чужому осеннему полю. Крымов не выдержал, вежливо растолкал его, Егор Кузьмич мрачно посмотрел на друга, потребовал полстакана самогона, опрокинул его и теперь уже разразился тяжелым храпом. Возможно, на этот раз его догнали, поймали и пытали во сне проклятые степняки.
К счастью, у Марии Бестужевой оказались с собой беруши.
– Простите, Андрей Петрович, они у меня только одни, – сказала она и вскоре уснула – было великим удовольствием смотреть на ее умиротворенное в объятиях Морфея лицо.
Поезд остановился вскоре после того, как пересек границу с Россией. Городишко назывался Черный Рог. Вывеска мрачно смотрела на каждого гостя этого места, решившего ночью выглянуть в окошко. Крымов взял пачку «Мальборо», вышел из купе и двинулся по проходу к тамбуру. Дверь на перрон уже была открыта. Терпко веяло мазутом и ночной прохладой. После добродумовского перегара в купе это показалось блаженством. Проводница уже стояла внизу. Спустился и Крымов. Щелкнул зажигалкой, закурил. Две торговки шли мимо вагонов и громко предлагали пиво, пироги и минералку. Крымов окликнул одну из теток и купил бутылку родного жигулевского. Свинтил крышку.
– Сколько стоим? – сделав глоток, спросил Андрей у проводницы.
– Два часа.
– Ого. Чего так много?
– Меняем электровоз, проверяем оборудование. А что, расписание не смотрели?
– Как-то упустили такую подробность.
Крымов быстро вытянул пиво, отошел от вагона к облезлой скамье и опустил пустую бутылку в прокопченную урну. И уставился на домишки, вытянувшиеся по краю городка. Что-то тяжелое сдавило ему горло. Было в этом месте нечто тягостное и для взора, и для его сердца. И не был тут никогда Крымов, а вот саднило что-то внутри. В некоторых домишках светились окна. И вдруг на месте этих огоньков он увидел другое – огни пожарищ. Он закрыл глаза, и совсем иная картина предстала его внутреннему взору: черные полчища летели на него из степи – сотни тысяч диких кочевников с ором лавиной двигались на него. Крымов поспешно открыл глаза, но картина все еще не исчезла перед его глазами – она таяла постепенно, как медленно угасает огонек в огарке свечи, чей век закончен.
Что это было? Как будто воспоминание. Но откуда? Из каких глубин памяти?
По перрону в его направлении шел невысокий человечек в темном плаще с поднятым воротником и широкополой шляпе. Прямо-таки шпион из старых фильмов про разведчиков. Левую руку он держал в кармане, правую подозрительно прятал за краем плаща. Человечек остановился в пяти шагах от Крымова и уставился в ту же сторону – на здешние домишки.
– Очень возможно, что за вами следят, – сказал человечек. – На расстоянии, но неотступно.
Крымов быстро обернулся.
– Что?!
– То, что слышали.
Детектив присел и заглянул под широкополую шляпу.
– Быть этого не может!
– Тсс! – шикнул на него бодрый старичок.
– Антон Антонович?!
– Я же сказал: тсс! Да, это я, Антон Антонович.
– Но как вы тут оказались?
– Какая разница – у меня свои пути и маршруты в этом мире. И ничего нет странного, если они пересекаются с вашими. Просто так надо. Наконец, должен кто-то приглядывать и за вами, и за вашими спутниками? Тем более что по моей инициативе вы ввязались в самое опасное в вашей жизни предприятие. А теперь идемте – за воротами вокзала нас ждет машина. Санитарная зона – два часа. Мы обернемся за час.
– Я не оставлю Машу одну, – твердо сказал Крымов и даже головой мотнул в доказательство своих слов.
– Разумеется, не оставите. За ней присмотрят.
– Кто? Мой спутник? Егор Кузьмич Добродумов?
– Ваш спутник способен приглядеть за пятью баклажками самогона, – отчасти снисходительно усмехнулся старичок.
– Вот и я о том же. Хотя мы его недооцениваем. Недавно он спас нам жизнь. Не вы – он.
Долгополов оглянулся на двери купе, за ним обернулся и Крымов. В темном проеме стояли две тени – мужчины в плащах и шляпах.
– Вот они присмотрят.
– И кто эти двое?
– Мои вестовые, вот кто. Дозорные мои. Охранители мои семиокие.
– Что, по семь очей у каждого? Или семь на двоих?
– Не утрируйте – это образно. И потом, пока ваша Маша Бестужева не выполнила свою миссию, ей ничто не угрожает. Даже несмотря на то, что вы взялись так активно ее опекать.
– Какую миссию? Что же вы все загадками говорите? Не стыдно вам?
– Нисколечко.
– И потом, активно
