— Хоть бы столы за посетителями убирали, бараны! Только мух разводят.
— Саша, скажи, когда ты прочитал мою записку, что ты подумал обо мне? — наконец-то спросила Тамара. Иванов стал подыскивать слова, которые не обидели бы девушку.
— Ну, мне было очень приятно, что ты помнишь обо мне. — Он говорил правду.
— Я знаю, что ты всё ещё думаешь о Наташе. — Тамара подняла взгляд и посмотрела Иванову в глаза. — Но скажи честно, я тебе хоть немножко нравлюсь?
Он не знал, что ответить. На него прямо смотрели глаза Тамары.
— Нравишься. Как друг, как человек.
— Как друг… А как женщина?
— Понимаешь, — Иванов не отводил взгляда от глаз Тамары, — вот Иринку легко понять. Она без комплексов. Она всем нравится. А с тобой непросто. Ты сильная.
Тамара откинулась на спинку стула и, кокетливо закинув ногу на ногу, посмотрела на Иванова взглядом, которого он ещё не знал. Из-за полуприкрытых густых длинных ресниц на него призывно смотрели глаза утомлённой блудницы. Восточные тёмно-карие глаза манили, звали и притягивали. Этот взгляд делал Тамару чертовски привлекательной. Но он же требовал и ждал прямого ответа. От такой перемены Иванов даже растерялся. Тамару, видимо, позабавило его состояние, и она улыбнулась.
— Успокойся, Саша, — девушка также неожиданно вышла из роли, — я пошутила.
— Ну ты даёшь! — в голосе Иванова Тамара уловила нескрываемое восхищение.
— Все женщины — актрисы, — тихо произнесла она устало.
— Что ты за человек? — Иванов был заинтригован. — Может, я плохой психолог, но как ты всё это можешь держать в себе? Все вокруг уверены, что ты холодная и мужчины тебя не интересуют. Но то, что я увидел тут сейчас, говорит совсем об обратном. И мне кажется, что ты когда-нибудь сорвёшься и устанешь быть правильной.
— А тебе этого хочется?
— Не знаю, — честно ответил Иванов. — Это твоя жизнь.
— И как ты считаешь, скоро я «сорвусь»?
— У таких людей, как ты, Тома, рядом должен быть человек, кому они могут исповедоваться. Иначе — взрыв! Или ты ведёшь дневник?
— Ты неплохой психолог, Саша. Да, я действительно веду дневник. А человек был. Но он устал. Оказался слабее. Или сильнее, но устал. Вы, мужчины, не любите сильных женщин. Я говорю о сильных мужчинах. Слабые меня не интересуют. Вот ты, Саша, хотел бы видеть рядом с собой сильную женщину?
— Наташа была не слабой. И я хотел, чтобы она была рядом.
— Но её больше нет…
Тамара ещё что-то хотела добавить, но в этот момент к их столику подошёл хозяин заведения и что-то спросил у нее на осетинском языке.
— Я грузинка, — ответила девушка на русском так, чтобы слышали сидящие за соседним столиком. — Работаю врачом в госпитале.
Догадка Иванова оказалась верной. Местные обычаи строго следят за честью девушки и честью рода. Иванов посмотрел на соседей. Все пятеро мужчин, услышав ответ Тамары, казалось, потеряли к ней интерес. Выяснять отношения с местным населением сегодня в планы Иванова не входило.
— Давай съедим мороженое, пока не растаяло, — предложил он.
— Давай, — согласилась Тамара.
Каждый думал о своём. Иванов не сразу уловил, как после какой-то иностранной песни из динамиков прозвучали первые слова: «Не отрекаются любя…». Вначале он узнал только голос Аллы Пугачёвой, и вдруг, как удар, — он перестал воспринимать происходящее. Он снова был с Наташей в квартирке Мишки Ковалёва в их первую ночь, он смотрел на неё живую, слышал её голос, смех, ощущал запах её волос. Он танцевал с Наташей под эту песню… Иванова била мелкая дрожь. К горлу подступала тошнота.
— Саша, что с тобой? — откуда-то, издалека, дошёл до Иванова голос Тамары.
— Пойдём отсюда… — сказал он, постепенно возвращаясь в реальность. Тамара позвала бармена. Тот подошёл выписывать счёт.
Они вышли на укрытую сумерками улицу. Тамара несла в руках целую бутылку водки, купленную в кафе.
— Выпить хочешь? — показала она бутылку.
— Можно, — согласился Иванов.
— А где?
— Идём, я знаю место.
Они пришли в парк. Иванов первым сел на знакомую лавочку и открыл бутылку:
— Стаканов нет, — произнёс он озадаченно.
— Давай по очереди из горлышка. Так пьют друзья. Ты первый, — сказала Тамара.
— Знаешь, я ведь никогда не рассматривал женщин с позиции друга, — Иванова потянуло на откровенный разговор, после первого глотка. — Нет, эта часть как бы подразумевается в отношении с женщиной, но не как основная. И не надолго. Понимаешь?
Тамара пила водку как вино — небольшими глотками. Иванов поинтересовался:
— Ты не опьянеешь?
Тамара улыбнулась, посмотрела на Иванова, прищурив один глаз, будто прицеливаясь, и ответила:
— Я выросла среди горцев и пить умею.
В ушах Иванова это прозвучало как вызов.
— А давай на спор, — предложил он, явно переоценивая свои силы, — кто первый сдастся?
— Смотри, Саша, — рассмеялась Тамара, — мне этой бутылки будет мало.
— Ничего, — загорелся азартом Иванов, — купим ещё.
— Но учти, — предупредила полушутя девушка, — я тебя отсюда не понесу.
— Ладно, — кое-что соображая, сказал Иванов. — А зачем пить здесь? Пошли к тебе. Там Андрюшка с Маринкой. Они нас рассудят.
— На что спорим? — поинтересовалась Тамара.
— На желание, — сказал первое, что пришло на ум, Иванов.
— Тогда, за Победу! — Тамара подняла очередной тост.
На автобус они не сели — решили пройтись. Шли, никуда не торопясь, разговаривая о жизни.
Перед входом в дом Тамара остановилась.
— Наш спор в силе? — уточнила она.
— В силе. Но ты можешь ещё отказаться, — подзадорил девушку Иванов. За время прогулки он почувствовал себя лучше и мог продолжать состязание.
— Кто? Я — отказаться?! — смеясь, возмутилась девушка. — Да я тебя «сделаю»!
— Проиграть не боишься? На желание спорили. — Иванов дразнил её. — А, вдруг, я велю тебе раздеться догола?
Тамара аж задохнулась от такой наглости.
— Смотри, я тебя предупреждала!.. — не найдя других слов, она с силой толкнула дверь в дом.
— Ох, как страшно! — воскликнул Иванов, проходя за Тамарой на кухню.
Марину и Ващенку, вовсю хозяйствовавших у кухонного стола, похоже, очень заинтересовал услышанный диалог.
— А вот и они, — произнёс Ващенка при появлении на пороге пререкающейся парочки.
— Салют поварятам! — поприветствовал их Иванов.
— Вы где были? — поинтересовалась Марина, переводя подозрительный взгляд с Тамары на Иванова и обратно.
— Мы уж думали, что вы давно ужин приготовили, нас ждёте, — поддержал свою подругу Ващенка. — Где вас так долго носило?
— Прогулялись по городу, — сказала Тамара, проходя в свою комнату. — Я сейчас вам помогу. Только переоденусь.
— Прогулялись по городу, — как попугай с улыбкой повторил Иванов.
— Вы напились, что ли? — Марина внимательно вглядывалась в лицо Иванову. — Сашка, да ты пьяный! Вот это да! Я тебя таким никогда не видела!
— Командир, ты позволил себе «нажраться» без меня? — Возмущение Ващенки казалось неподдельным.
— Ну, выпили чуть-чуть, — оправдываясь, Иванов стал расхаживать по кухне, постепенно приближаясь к столу, возле которого трудились Ващенка с Мариной. — Зашли в кафе поесть мороженого, а там его только вместе с водкой подают.
На последних словах Иванов игриво защекотал Марину пальцами по рёбрам.
— Уй-и! — завизжала она поросёнком, подпрыгнув на месте. — У меня в руках нож! Сумасшедший!
— Полегче там! — вступился Ващенка. — Попрошу моё руками не трогать.
— Андрюша, а тебя в садике не учили, что жадничать не хорошо? — Иванов отошёл от зажавшейся в углу и ожидающей подвоха Марины.
— Видимо, много вы мороженого съели, — сказала девушка, с опаской провожая Иванова глазами.
Иванов поведал о состоявшемся споре.
— Нет, ты, Саня, Томку не перепьёшь, — вынесла безоговорочный приговор Марина.
— Поглядим, — резонно отрезал Иванов.
Бесцельно слоняясь по кухне, он оказался у двери в комнату девчат.
— Знакомая дверь, — сказал Иванов, открывая её и заглядывая вовнутрь. — Тамара, ты скоро там?..
То, что увидели его глаза в следующий момент, заставило Иванова замереть на полуслове: у раскрытого шкафа спиной к двери девушка стояла в одних тоненьких чёрных трусиках. «Венера» — пронеслось в голове Иванова. Тамара развернулась в пол-оборота и, не стыдясь своей наготы, позволила Иванову не больше двух секунд полюбоваться собой, потом прикрыла руками красивую грудь. Резко хлопнув дверью, Иванов отскочил, как ошпаренный.
— Ты что? — удивился Ващенка.
— Стучаться надо! — тихо смеясь, посоветовала Марина.
Сервировка стола уже подходила к концу, поэтому Иванов решил, что уже можно и отвлечь своего «правака» от хозяйственных дел.
