— Нет. Ему удалось обнаружить тайник, где скрывалось то, что мы ищем. Они увезли «Подсолнухи» Ван Гога с собой.
Оба безмолвно вытаращились на меня.
Наконец Харада медленно приблизился к стене. Пощупал цепи, ранее удерживавшие массивную раму.
— Кажется, здесь висело новаторское полотно с рельефной жестяной дверью. Смелая работа, интересное цветовое решение.
— Точно.
— Неловко в этом признаваться, но я исследовал каждую картину с обеих сторон и ничего не нашел.
— Тайник был внутри картины.
— Внутри?!
Я кивнул:
— Я нарисовал ее в школе и представил на выставку. Картина под названием «Выход» получила специальный приз жюри за оригинальность идеи. Как ты заметил, на ней была изображена дверь. Я изготовил рельефную дверь и петлями закрепил ее на фанере — картина получилась двухслойной. Ни жюри, ни посетители выставки так и не догадались, что, если немного подергать дверь вверх-вниз, она распахнется, открыв пустое пространство около сантиметра глубиной. Внутри была изображена комната. О моей шалости так никто и не узнал. Никто, кроме одного человека, единственного, кто наблюдал весь процесс создания картины от начала до конца. Это была Эйко.
Харада растерянно смотрел на меня:
— Деревянная рама не могла поместиться в пространство глубиной один сантиметр. Значит, она сняла холст с подрамника? Отделила «Подсолнухи» от рамы и вложила холст внутрь картины. Так?
— Получается, что так. Размер тайника позволяет разместить в нем картину тридцатого размера вместе с выступающей под подрамник канвой. Сантиметрового пространства вполне хватило бы даже для картины Ван Гога, который, как известно, накладывал краску довольно толстыми мазками. Чтобы развеять сомнения, достаточно покопаться в этой пыли. Там должны были остаться осколки краски. Они наверняка совпадут с теми, что вы обнаружили в подземелье.
Харада наклонился. В пыли и правда было множество осколков краски. Большинство из них отлетели от моей картины, когда я толкнул Тасиро, но среди них должны были быть и другие.
Чтобы облегчить поиски, Харада решил воспользоваться ножом Сонэ. Вот, оказывается, у кого он находился все это время. Острием лезвия Харада аккуратно выуживал из пыли кусочки краски. Каждый раз, когда он ловким движением вытягивал нож из пыли, на поблескивающем лезвии лежал крохотный цветной осколок. С огромной тщательностью Харада выкладывал их рядком на татами. Набрав несколько десятков таких осколков, достал те, что были спрятаны у него в кармане, и выложил рядом. Некоторое время он пристально вглядывался в них.
Наконец поднял на нас глаза:
— Три из них полностью совпадают с обнаруженными осколками.
— В моей картине присутствует в основном один тон. Краска плохо ложится на жесть. Помню, что брал в основном коричневый — жженую умбру — и виридоновую зеленую. Ни желтую краску, ни цинковые белила я не использовал.
— Значит, все это время, — пробормотал Харада, — «Подсолнухи» находились у нас под носом, а мы их не заметили. Но как их смог обнаружить Тасиро?!
— Несмотря на всю его тупость, у него богатый опыт в живописи. Увидев эти осколки вблизи, он запросто мог обо всем догадаться.
— Вблизи?!
Я рассказал, как ударил Тасиро, пока ходил за фонариком, и оставил его лежать уткнувшимся лицом в пыль.
Харада вытер взмокший лоб:
— Значит, вот оно как.
— Всему виной моя невнимательность. Когда ты показал платок с осколками краски, я должен был догадаться.
— Но почему, — вмешался Хироси, — почему они забрали твою картину? Можно ведь было просто вытащить Ван Гога. Им что, нужна была упаковка?
— Послушай, Хироси, я ведь могу и обидеться. Называть чужое творение упаковкой — это уж слишком. Думаю, дело в том, что Эйко — кроме нее, просто некому — наверняка тщательно закрепила край канвы «Подсолнухов» клеем. Не стоит забывать, что картине больше века, и она требует бережного обращения. Холст легко повредить, если его неправильно снять или скрутить. Вот Тасиро и забрал картину вместе с тайником, чтобы потом снять со всеми предосторожностями.
— И куда они направляются?
— Думаю, на склад «Тамаи файненс», — ответил Харада, — идеальное место для хранения картины, тем более такой ценной.
— Кажется, ты говорил, что он находится в Синномэ в Кото, в конце Харуми-дори.
Он кивнул:
— Там есть причал, который так и называется — «Складской». В полном соответствии с названием там сплошь стоят старые склады. Склад «Тамаи файненс» — желтое угловое здание. Ночью он почти не охраняется.
Я взглянул на часы. Шесть сорок.
— Когда они прибудут на склад?
— До южной развязки на выезде из Киото придется добираться довольно долго. Даже если повезет и дорога будет свободной, им потребуется не меньше сорока минут, может примерно час. Но дальше, на скоростном шоссе Хансин,[62] если не будет пробок, дело пойдет быстрее. Потом, при въезде с Томэй на столичную трассу Сютоко, им придется постоять.
— Итого — во сколько они прибудут на место?
— Так… если они выехали минут двадцать назад… В лучшем случае — к полуночи.
— Они идут в колонне с четырехтонным грузовиком, судя по тенту, это старая модель. Наверняка не самая мощная, к тому же с ценным грузом на борту. Это тоже стоит учитывать.
Он кивнул:
— Да, ехать они наверняка будут очень аккуратно. Пожалуй, наиболее вероятное время прибытия — два или три часа ночи.
— Расписание поезда?
Он улыбнулся:
— Я же не железнодорожный маньяк, чтобы помнить расписание всех поездов. В районе семи часов вечера со станции Киото в сторону столицы поезда отходят каждые пятнадцать минут. Если отправиться отсюда в половине восьмого, мы будем в Токио в десять с небольшим. Надо собираться.
— Собирайся. Но поеду я один.
Харада склонил голову:
— Я не настолько серьезно ранен. Смотрите, кровотечение почти прекратилось.
Я взглянул на его рану, затем перевел взгляд на свои руки. В левой был мобильный телефон, а правая до сих пор сжимала браунинг. Вскинув правую руку, я направил пистолет на Хараду.
Он нахмурился:
— Что это значит?
— У меня к тебе просьба. Насколько серьезная — можешь судить по игрушке в моих руках. — Я бросил ему мобильник, он поймал его здоровой рукой. — Назначь мне встречу с Нисиной. Ты ведь его секретарь.
— Встречу? Когда?
— Сегодня в одиннадцать вечера у него в офисе.
Харада покачал головой:
— Я должен знать, по какому вопросу вы желаете с ним встретиться, иначе ничего не выйдет.
— Не хотелось бы обсуждать это с тобой.
— Тогда как секретарь я вынужден вам отказать.
Я крепче сжал рукоятку. В последний раз я делал это шесть лет назад и с тех пор ни разу не брал в руки оружия. И все же я знал, что у меня получится. Получится сделать выстрел-предупреждение, как у Сонэ. Получится лишь слегка оцарапать руку пулей. Однако так же хорошо я знал, что это не возымеет никакого эффекта. Я достаточно изучил Хараду, чтобы быть в этом абсолютно уверенным.
Хироси воскликнул:
— Акияма, что ты творишь?! Папик спас тебя, вытащил буквально из-под ножа.
Я не ответил.
Харада повернулся к Хироси:
— Вы не могли бы оставить нас наедине?
— Но почему? Я же… — начал было он и в изумлении взглянул на меня.
Я кивнул, и тогда он, пожав плечами и пощелкивая пальцами, вышел из комнаты. На лестнице послышались его удаляющиеся шаги.
Харада тихо спросил:
— Вы объясните мне цель встречи?
Я молчал.
— Вряд ли вас интересует Ван Гог. Уверен, вас занимает совершенно другая проблема.
Я нехотя ответил:
— И что же это за проблема, которая так меня занимает?
— Расследование, — сказал он, — расследование причины гибели вашей жены.
— Это было самоубийство. Причину в таких случаях покойник обычно уносит с собой в могилу.
— Но вы хотя бы не будете спорить с тем, что ребенок был не от вас?
Я вскинул на него удивленный взгляд:
— Откуда тебе это известно? Тасиро не знал об этом. — Я вспомнил, как он произнес слова «твой ребенок». Возможно, именно они вывели меня из себя.
— Я уже говорил, что наша организация пользуется определенным влиянием в самых разных сферах. У меня была возможность ознакомиться с протоколом вскрытия, затем оставалось просто связать очевидные вещи: по группе крови этот ребенок никак не мог быть вашим. Кажется, даже судмедэксперт упустил это из виду. Возможно, ситуация показалась ему слишком очевидной. У вашей жены была вторая группа крови. Услышав от врача, что у эмбриона первая группа крови, вы соврали, что и у вас тоже первая, тогда как в действительности имеете четвертую группу. Конечно, тут не может быть речи об ошибке патологоанатома, поскольку причиной смерти действительно стало самоубийство, а психологические аспекты трагедии — это уже не его епархия.
