— Да уж… — вздохнул Мурабаяси, задумчиво скрестив на груди руки, — потрясающая история.
— Это точно, — ответил я.
— Значит, сейчас картина Ван Гога направляется в Токио в сопровождении Тасиро и Сонэ?
— Скорее всего, — кивнул я.
— И что ты думаешь предпринять?
— Мне хотелось бы отойти от этого дела.
На его лице отразилось недоверие.
— То есть как? Махнешь рукой на Ван Гога? Закроешь глаза на несколько миллиардов, и это при том, что ты и твой шурин имеете на картину все права?
Я кивнул:
— Тасиро на грани разорения. Даже если «Подсолнухи» спасут его от банкротства, ему наверняка вломят по полной за аферу с фальшивыми карточками. Доказать, что он присвоил картину, практически невозможно. Полиция не в курсе этой истории. Заведут уголовное дело, начнут допрашивать свидетелей. Даже если завещание Ришле признают действительным, дело получит статус международного. Расследование затянется на многие годы. А что, если ее адвокат вообще станет отрицать факт завещания? То же самое и с гражданским делом. Потом обо всей этой истории пронюхает пресса, и вот газетчики по всему миру уже строчат экстренные выпуски. Внимание всей планеты приковано к развитию событий. Нет, мне никак нельзя оказаться в центре этой истории.
— Что ж, удивительное бескорыстие.
— Как в игре. Каждая новая ставка — это всегда дополнительный шанс.
— Что ты называешь шансом применительно к этой ситуации?
Мне вспомнился разговор с Харадой.
— Перехватить Ван Гога раньше, чем его поместят на склад «Тамаи файненс». Ничего другого не остается.
— Насколько я понял из твоего рассказа, у Харады имеются соображения на этот счет.
— Не удивлюсь, если он справится в одиночку. Этот парень творит что-то невообразимое.
— Да уж, фантастика — я о той сцене: хороший парень одной левой разбрасывает банду злодеев. И все же то, что задумал он, осуществить будет непросто. Насколько я понял со слов председателя комитета по борьбе с преступностью, «Якумо-кай» отличает крайняя воинственность. К тому же у них численное превосходство.
— Вспомнил. Я хотел спросить вас кое о чем.
— Спрашивай.
— Кажется, вас связывают давние отношения с этим якудза, Сонэ. Что это за история?
Лицо Мурабаяси мучительно дернулось, и он произнес с видимым усилием:
— Это касается нас с Иноуэ, давнее дело.
— Вы имеете в виду нашего директора Иноуэ?
— Ты же знаешь, что он частично парализован. Это из-за Сонэ. Хотя нет, изначальная причина во мне, эта история лежит грузом и на моей совести.
— Никогда о ней не слышал. Скрываете неблаговидные проделки?
— А как же. Об этой истории никто не знает. Не люблю откровенничать на личные темы.
— Но я-то ведь был с вами откровенен.
На лице его отразилась еще большая мука. Работая в «Кёби Кикаку», я почти ничего не знал о частной жизни ее директоров, Иноуэ и Мурабаяси. Помнится, их упорное нежелание касаться любых тем, так или иначе связанных с прошлым, удивляло даже такого малообщительного типа, как я.
После долгой паузы Мурабаяси наконец решился:
— Ладно. Расскажу тебе одну давнюю историю. Она имеет прямое отношение к развитию «Кёби Кикаку». Это сейчас «Кёби» — компания средней руки, твердо стоящая на ногах, но когда-то она проходила мучительный этап становления, неизбежный в любом бизнесе. Вам, молодым, этого не понять.
— Я уже немолод.
— И то правда, — усмехнулся он, — я и забыл. До сих пор считаю тебя юношей.
— Кажется, совсем недавно вы назвали меня мальчишкой. И вот теперь — юноша. Расту! Так что там с мучительным становлением «Кёби Кикаку»?
— Тебе, конечно же, известно, что компанию создали мы с Иноуэ. Два выпускника института искусств без опыта работы решили начать с дизайна листовок. В те времена наш офис располагался в районе Огикубо. Сонэ был одним из наших заказчиков.
— Сонэ — заказчик?!
— Не забывай, речь идет о событиях тридцатилетней давности. Он тогда торговал подержанными автомобилями. Старше нас на два года. Несколько ржавых колымаг на жалком куске земли — вот и весь его бизнес. По сути, он был таким же начинающим дельцом, как и мы. Он заказал нам рекламные листовки. Я допустил ошибку, и он показал себя во всей красе, задал нам жару.
— Думал, вы признаёте свои ошибки только в азартных играх.
Мурабаяси проигнорировал мое замечание:
— Я допустил самую распространенную в то время ошибку. И самую опасную. Догадался, о чем речь?
— Вы сделали опечатку? Самая опасная ошибка в рекламной листовке — это опечатка в цене.
Он кивнул:
— Точно. Ты ведь еще застал времена, когда использовали фотонабор. Уже тогда Сонэ, несмотря на молодость, имел крайне амбициозные планы и мечтал превратить свою убогую автостоянку в крупный сетевой дилерский центр. В те годы в стране как раз пошла мода на легковые автомобили, а сетевых предприятий почти не было. Он неплохо чувствовал конъюнктуру. Занял денег и построил второй магазин в Накано, неподалеку от Оумэ-Гайто. Придумал маркетинговый ход — привлечь публику за счет гигантской распродажи в день открытия магазина. Мы разложили листовки в почтовые ящики двадцати трех районов столицы. Главным козырем должны были стать пять импортных автомобилей по смехотворной цене — пятьдесят тысяч иен. Металлолом, конечно, но все равно он продавал их себе в убыток. За листовки отвечал я, Иноуэ полностью мне доверился. Вдвоем с Сонэ мы подготовили двухцветные макеты.
— Вы допустили ошибку в этих пятидесяти тысячах?
Он кивнул.
— И что же вы написали?
— Пятьсот иен.
Я лишь покачал головой:
— Но как можно было перепутать такое количество нулей?
— Сразу видно, что ты из другого поколения. В наше время цифры писали иероглифами. Вот у меня и получилось пятьсот иен вместо пятидесяти тысяч. Надпись была сделана большими красными иероглифами. Ты же знаешь, что чем крупнее буквы, тем выше вероятность ошибки.
Я кивнул. Так и есть. Как правило, дизайнер проверяет текст объявления, вчитываясь в детали и не предполагая, что ошибка может закрасться в строки, набранные крупным шрифтом, например в заголовок. Дизайнер сосредоточен на дизайне. А копирайтеров в те времена еще не было.
— И что в итоге?
— Собралась огромная толпа. Мы объяснили, что произошла ошибка, извинились и отправили всех по домам. И все бы ничего, но среди посетителей оказались парни из якудза. Пришлось отдать им все пять машин по пятьсот иен. Даже тогда это было все равно что даром.
Я молча смотрел на него, и он продолжил:
— Ущерб составил около двухсот пятидесяти тысяч иен. У нас, естественно, не было таких денег, но мы пообещали Сонэ их вернуть. Тем не менее, он не собирался нас прощать. Кричал, что это вопрос доверия. В общем-то он был прав. Короче, он требовал, чтобы мы пять часов подряд стояли перед ним на коленях. Я не выдержал и взбесился. В конце концов, он сам сто раз проверял макеты, и перед отправкой в печать, и после, и остался доволен. «Пошли», — сказал я Иноуэ и вышел из магазина. Но он остался и на коленях вымаливал прощение за мое поведение. Однако Сонэ как с цепи сорвался, достал биту и начал лупить Иноуэ. Чем дольше он его избивал, тем больше входил в раж. А тот и не пытался сопротивляться. Обеспокоенный его долгим отсутствием, я вернулся в магазин и нашел его практически без сознания. Врачи спасли ему жизнь, но он навсегда остался калекой.
— Н-да, — промолвил я, — вот почему Иноуэ так строго относится к ошибкам сотрудников.
Я вспомнил ухмылку Сонэ и его слова: «Не прощаю вранья и ошибок».
Мурабаяси пробормотал:
— Заказом Сонэ занимался я один. Иноуэ доверился мне, но, когда возникли разборки, он остался вместо меня, а я убежал.
— Неужели Сонэ стал якудза только потому, что его магазин разорился из-за одной-единственной листовки?
Мурабаяси покачал головой:
— Нет. Все дело в его характере — торговля не была его стихией. Магазин в конце концов разорился, но вовсе не из-за той опечатки. Думаю, компенсация, которую выплатил ему Иноуэ, послужила для Сонэ своеобразным спусковым крючком.
— Компенсация?! Он что, заплатил ему деньги, несмотря на полученные увечья?
— То-то и оно. Сонэ потребовал с него огромную сумму, и Иноуэ серьезно отнесся к этому требованию. Что до меня, то, во-первых, у меня все равно не было ни гроша, а во-вторых, я был того же мнения, что и ты: Иноуэ должен был его засудить. Однако через некоторое время я узнал, что Иноуэ самостоятельно выплачивает ему компенсацию. В результате он выплатил всю сумму, которую тот запросил, все пять миллионов.
— Пять миллионов?!
— Да, представь себе, пять миллионов в те годы. Его изуродовали, а он выплатил такие деньги. Аргументировал это тем, что мы допустили ошибку, нанесли урон репутации заказчика. Такой уж он человек.
