Олаф поднял руку Карен Веласкез и запечатлел на ней поцелуй, но все это время он пялился на меня. Казалось, она этого не заметила, просто улыбнулась и то, как ее это обрадовало — почти нервировало.
— Ты такая милашка, я жажду с тобой встретиться.
Она кивнула, усмехаясь, — Позвони мне.
Он улыбнулся, — Я свяжусь с тобой.
Бернардо сказал, — Теперь, пойдемте к машинам. Пора ловить плохишей.
Он изобразил, будто стреляет в нас и пошел к парковке. Медсестра крикнула вслед Олафу, — Позвони мне.
Он помахал ей, но с лица его уже стерлись все эти жизнерадостные настроения с флиртом. К тому времени как мы дошли до машин, его лицо было вполне обычным, за исключением новой бородки.
Я сделала вдох, но Бернардо прервал меня. — Ты помнишь договор, Олаф. Если ты вернешься к своему хобби на американской земле, ты потеряешь все. Свой значок, обе работы, все, и Эдуард убьет тебя, поэтому действительно все.
— Он попытается убить меня, — сказал Олаф.
Я проигнорировала этот последний комментарий, потому что Олаф должен был сказать его, впрочем, как сказала бы и я. Мы не могли позволить никому, даже Эдуарду, думать, что кто-то может быть лучше нас. Но вот детали соглашения с Олафом я узнала впервые. — Так что, кто-то еще, кроме тебя, меня и Эдуарда знают кто он такой?
— Несколько людей, — ответил Бернардо. — Но все зависит от того, что он не будет заниматься здесь своими маньяческими делишками.
Я посмотрела Олафа, — Ты должен быть действительно хорош в том, что делаешь, раз они мирятся со всем остальным.
— Я хорош во многих вещах, — произнес он ровным голосом каждое слово, как будто минуту назад флиртовал совершенно другой мужчина, но очевидно, что Олаф флиртовал не просто так, а лишь с возможными жертвами. Но если ты нравилась ему по настоящему, то и он был настоящим. Обычно, в своих мужчинах мне это нравилось, но в случае сексуального маньяка с садистскими наклонностями это было палкой о двух концах. Ему было к лицу, то, что он так открылся другой женщине, но в тоже время пугало до чертиков. «Привлекательный и пугающий, в этом был весь Олаф».
— Верю, — сказала я то, что и имела в виду.
— Правда? — он посмотрел на меня, и, казалось, искренне изучал меня, или пытался это сделать.
— Да, — подтвердила я.
— Ты взволновалась от того, что увидела меня с другой женщиной.
— Ты дал мне увидеть на своем лице то, что хотел бы с ней сделать, Олаф; конечно это обеспокоило меня.
— Это обеспокоило всех нас, — вставил Бернардо.
Олаф поднял взгляд, и я думала, что он смотрел на Бернардо, пока не сказал, — Тебя это не беспокоило, не так ли, Ник?
— Нет, — ответил Ники.
Я развернулась и посмотрела на Ники, стоящего как раз позади меня с обычным, спокойным лицом. — Вы двое знаете друг друга?
— В какой-то степени, — ответил Ники.
— Да, — сказал Олаф.
Я переводила взгляд с одного на другого. — Отлично, расскажите мне. Откуда вы друг друга знаете?
— Думаю, мы пожелали бы, чтобы остальные мужчины отошли, произнес Олаф
— Зачем? — спросила я.
— Возможное отрицание вины на основании не знания последствий, — ответил Никки.
— Что?
Бернардо похлопал Лисандро по плечу: — Давайте дадим им немного уединения.
Лисандро переводил взгляд с одного из нас на другого, и, наконец, посмотрел прямо на меня. — Ты приказываешь мне оставить тебя в комнате, и я делаю это, но только потому, что здесь Ники. Я не оставил бы тебя одну с Маршалом Джеффрисом
Олаф одарил Лисандро долгим взглядом. — Ты сделаешь то, что тебе скажет Анита. Я видел это.
Лисандро покачал головой. — Я тоже наблюдал за тобой. Я не оставлю Аниту одну вместе с тобой, даже если она мне прикажет.
Я собиралась что-то сказать, а Лисандро только развернулся ко мне и мотнул головой. — Мы все согласны, Анита, тебе нельзя с ним оставаться.
— И я в том не имею права голоса, — сказала я.
— Не имеешь, — ответил он.
— Он тебя не уважает, — сказал Олаф.
— Я уважаю Аниту, но тебе, — он указал на высокого мужчину, — тебе я не позволю оставаться наедине с нашим босом.
— Если Анита — настоящий лидер, тогда ей решать, кто с ней останется наедине.
— Да, но не в твоем случае, — ответил Лисандро.
Олаф посмотрел на меня. — Ты позволишь ему тебе указывать?
Вопрос был с подвохом. Если бы я сказала, что мужчина «управляет» мной, для Олафа это могло превратить меня из «девушки серийного убийцы» в жертву. Хоть это было и неудобным, когда он думал обо мне как о девушке, все же это было намного лучше, чем быть для него куском мяса. Я не хотела менять роль в извращенных фантазиях Олафа.
— Лисандро не указывает мне, никто не указывает, но если ты не заметил, Эдуард тоже не оставляет нас одних.
Олаф нахмурился. — Но если бы ты захотела побыть со мной наедине, он бы позволил.
— О, я понял, — протянул Бернардо. Он снова попытался встать боком между нами. Мы оба посмотрели на него. Он ответил: — Да, Эдуард не оставит. Он дал мне указания, что если я отпущу вас одних, и с вами случится что-то плохое, то он меня убьет, — он улыбался, пока говорил это, но улыбка не достигла глаз. Он совсем не был счастлив по этому поводу.
— Ты не отвечаешь за меня, Бернардо, — сказала я.
— Знаю, но не имеет значения, Эдуард это подразумевал.
— Я поговорю с ним, — сказала я.
Он пожал плечами. — Ты можешь попытаться, но если этот большой парень на самом деле убьет тебя, однажды Эдуард прикончит его, затем умрем все мы. Я — потому что он говорил, что сделает это, а остальные мужчины — потому что они были твоими телохранителями и провалились. Он убьет нас всех, Анита, поэтому сделай одолжение, останься в живых; хорошо?
Я не знала, что на это сказать. — Я большая девочка. Я могу о себе позаботиться.
— Да, можешь, — ответил Бернардо, — но горе Эдуарда, если ты умрешь, будет ужасно. Оно причинит ему боль, страшную боль, а такие мужчины, как он, удостоверяются, что никогда не будут страдать в одиночестве. Он распространит свою скорбь на всех нас, не потому что мы потерпели неудачу, а потому что это даст ему что-то, на чем можно сосредоточиться, чтобы не испытывать боль.
— О чем ты говоришь?
— Если он обвинит всех людей, которых ты привела с собой, то он убьет их, и меня вдобавок. Для этого ему потребуется время, а значит, у нас будет шанс убить его раньше, чем он доберется до нас. Я неплохо убиваю и спасаю свою шкуру, да и твои мужчины тоже чертовски хороши; но даже для нас будет очень трудно выжить, если мы узнаем, что Эдуард пошел по наши души.
— Поэтому убийство всех нас даст ему цель, займет его, чтобы притупить его чувства, — сказал Никки.
— Ага, — подтвердил Бернардо.
— Вы слишком много об этом думаете, — ответила я.
— Если кто-то вроде Эдуарда говорит тебе, что он тебя убьет, это дает много пищи для размышлений.
Я действительно не могла с этим поспорить.
— Это также способ приговорить себя к самоубийству без самого самоубийства, — продолжил Никки.
— Думаю, что так, — согласился Бернардо.
— Не думаю, что я настолько важна для Эдуарда, что он рискнул бы даже оставить Донну и детей.
— Он сделает то, о чем я только что сказал, Анита. Не то, чтобы он постоянно об этом думает, но поверь мне, Анита, если ты умрешь, особенно если он обвинит себя, то станет разрушительной силой, ищущей, на что бы обрушиться. И он с самого начала винил себя, что представил тебя Олафу. Если Олаф сделает с тобой то, что творил со своими другими жертвами, Эдуард утопит мир в крови, пытаясь стереть из памяти те образы.
Я не знала, что сказать, но желала возразить. Я хотела возразить, что он был не прав, но часть меня спрашивала «Что бы я сделала, если бы Эдуарда истязали бы до смерти, и это было бы моей виной?» Я бы не убила массы людей, но все, на кого бы, по моему мнению, пала за это ответственность, — все бы умерли. У меня было больше правил, чем у Эдуарда, поэтому если я чувствовала подобное по отношению к нему, насколько бы больше всего он сотворил, если бы это была моя смерть? Особенно с не-настолько-чутким состраданием человеком, как Олаф. Я не хотела, чтобы Ники и парни погибли, и я поговорю об этом с Эдуардом, и Бернардо. Они этого не заслуживают, но если Олаф умрет от руки Эдуарда, о да, черт побери. Мысль о том, что Эдуард, вероятно, будет убивать его долго — была теплой, счастливой мыслью.
— Я поговорю с ним о вас, обо всех вас. Я бы не хотела, чтобы кто-то еще был ранен только потому, что меня здесь не будет.
— Ты можешь поговорить с ним, — сказал Бернардо, — но это не поможет. Я знаю его много лет. Я видел, как он делал такие вещи, какие бы не совершил перед тобой. Поверь мне; я скорее предпочел бы кто-нибудь другого, гоняться за моей задницей.
Снова я не знала, что сказать, поэтому просто согласилась. — Я бы тоже не хотела, чтобы Эдуард охотился на меня.
