Сочный баритон. Неторопливый, но уверенный. Голос пожилого человека — размеренный, отеческий, успокаивающий.
— Как дела Ричарда? — спросил я.
— Ну-у, — протянул Сейфер, — он до сих пор под стражей, так что вряд ли его дела можно назвать хорошими. Однако к вечеру все разрешится.
— Бумажная волокита?
— Доктор Делавэр, не подумайте, будто у меня мания преследования, но мне все же кажется, что ребята в синих мундирах умышленно затягивают дело.
— Упаси Господи.
— Вы человек религиозный?
— По-моему, когда становится жарко, о Боге вспоминают все.
Сейфер усмехнулся.
— Это вы верно подметили. Но к делу. Я звоню вам, чтобы сказать: как только Ричард выйдет на свободу, ему бы хотелось поговорить с вами о своих детях. О том, как сделать так, чтобы для них все прошло как можно безболезненнее.
— Разумеется, — согласился я.
— Это так ужасно. Будем держать связь.
Голос веселый. Словно мы договариваемся насчет похода на пикник.
— Мистер Сейфер, что угрожает Ричарду?
— Зовите меня Джо... Ну-у, так сразу сказать трудно... Но поскольку мы оба в своем роде пользуемся доверием мистера Досса, буду с вами откровенен. Лично я не думаю, что у полиции есть какие-то серьезные улики. Если, конечно, во время обыска ничего не будет обнаружено, но я в это не верю... Доктор Делавэр, в части конфиденциальности у вас больший простор...
— Что вы имеете в виду?
— Если только ваш пациент не страдает синдромом Тарасова, вы не обязаны раскрывать врачебную тайну. Я, с другой стороны... Есть вопросы, которые я предпочитаю не задавать.
Он дал мне понять, что не хочет знать, виновен ли его клиент. А я, если мне это известно, должен держать язык за зубами.
— Понятно, — сказал я.
— Вот и замечательно... Что ж, теперь давайте поговорим о Стейси и Эрике. По-моему, это замечательные дети. Умные, поразительно умные, это не вызывает сомнений даже несмотря на печальные обстоятельства. Но с проблемами — что совсем не удивительно. Я рад, что в случае необходимости на вас можно рассчитывать.
— Тут не все так просто. Эрик зол на меня. Он убежден, что я заодно с полицией. Считает, что поскольку я дружен с одним из...
— С Майло Стерджисом, — перебил меня Сейфер. — Очень способный следователь — мне известно о вашей дружбе с мистером Стерджисом. Весьма похвально.
— То есть?
— Дружеские отношения гетеросексуала с гомосексуалистом. Один из моих сыновей был голубым. Это научило меня подходить к таким вещам непредвзято. Увы, учился я недостаточно быстро.
Прошедшее время. Голос стал тише.
— Юношеская бескомпромиссность, — продолжал Сейфер. — Я говорю об Эрике. У меня пятеро детей и тринадцать внуков. Если точнее, четверо детей. Мой сын Дениэл умер в прошлом году. Его болезнь подтолкнула меня учиться быстрее.
— Я сожалею.
— О, это было ужасно. Теперь жизнь больше не будет той, что была прежде... но хватит об этом. По поводу несговорчивости Эрика: я с ним поговорю. И Ричард тоже. Ну, а Стейси? Я еще не успел в ней разобраться. Она все время молчит, предоставляя говорить Эрику. Стейси очень напомнила мне Дениэла. Он был мой первенец. Всегда брал на себя роль миротворца — улаживал конфликты между мной, женой и остальными детьми.
Он вздохнул.
— Стейси замечательная девушка, — сказал я. — С ней я начал заниматься с первой. С Эриком у нас состоялся только один сеанс, да и то не полный. Не успели мы закончить, как появилась полиция и забрала Ричарда.
— Да. Ужасно. Прямо-таки какой-то набег в духе казаков... Ну-у, благодарю вас за то, что уделили мне время, доктор Делавэр. Берегите себя. В вас очень нуждаются.
Четверг, 8:45 утра. Я позвонил Алисе Зогби и выслушал то же самое сообщение. Через пятнадцать минут я включил выпуск новостей. Другая корреспондентка, та же самая самодовольная профессиональная улыбка. Другой фон, и снова знакомый мне.
— ...и эта женщина, Эмбер Брекенхэм, утверждает, что кроме того Хейзелден регулярно оскорблял ее и ее дочь. Сейчас мы находимся рядом с домом Хейзелдена, где, по словам соседей, он не появлялся уже больше недели. В настоящий момент дело возбуждено только по гражданскому иску; полиция Лос-Анджелеса пока что не начала уголовное преследование. Из Уэствуда, о новом странном повороте в деле убийства доктора смерти Элдона Мейта, специальный корреспондент Дана Олмодовар.
И тотчас последовал прогноз погоды. Облачно, температура от шестидесяти до семидесяти с небольшим, вот уже четвертый день подряд. Повозившись с пультом дистанционного управления, я отыскал подробный рассказ о случившемся на кабельном канале, специализирующемся на горячих новостях.
Эмбер Брекенхэм, тридцати четырех лет, управляющая одной из автоматических прачечных Хейзелдена, расположенной в Болдуин-Парке, подала гражданский иск против своего бывшего шефа. Кадры Брекенхэм, идущей в суд со своим адвокатом, показали высокую, полноватую, крашеную блондинку. Она вела за руку темноволосую девочку лет одиннадцати-двенадцати. Девочка держала голову опущенной, но кто-то окликнул ее по имени: «Лоретта!» Девочка оглянулась, и камера успела запечатлеть красивое негритянское личико и распрямленные волосы, зачесанные назад с высокого прямого лба.
По словам Брекенхэм, ее отношения с Хейзелденом длились семь лет. Все это время шеф утверждал, что вкладывает ее деньги в выгодное дело, но на самом деле он их просто присваивал. Кроме того, Хейзелден принуждал ее к сожительству и психологически угнетал Лоретту. Брекенхэм предъявила иск на пять миллионов долларов, в основном денежное возмещение в виде наказания.
Вот причина, по которой Хейзелден смылся из города? Один из подозреваемых в убийстве минус?
Но если обвинения Эмбер Брекенхэм имеют под собой реальные основания, это говорит о том, что Мейт из рук вон плохо разбирался в людях. Возможно ли, что он совершил роковую ошибку?
Или его главная ошибка состояла в том, что он согласился «лечить» Джоанну Досс?
А в чем состояла ошибка Джоанны — какой грех, если таковой имел место, превратил ее в то жалкое создание, которое запечатлел «Поляроидом» Эрик?
Выйдя из дома, я поехал в университет, чтобы второй раз за такое же количество дней нанести визит в научную библиотеку.
Только одна ссылка на смерть Джоанны, заметка на двадцатой странице «Таймс».
ТЕЛО, ОБНАРУЖЕННОЕ В МОТЕЛЕ
Предположительно замешана машина доктора Мейта.
ЛАНКАСТЕР. Горничная мотеля «Хэппи Трейлз», расположенного на выезде из этого городка, затерявшегося на окраине пустыни, войдя утром в номер для уборки, обнаружила на кровати тело одетой женщины, приехавшей за день до этого из Палисейдз с Тихоокеанского побережья. Хотя никто не видел поблизости фургон доктора Смерть Элдона Мейта, токсикологический анализ показал, что в крови Джоанны Досс, 43 лет, присутствуют два препарата, применяемых этим самозваным поборником эвтаназии. Следы от уколов указывают на то, что препараты были введены внутривенно. Отсутствие признаков борьбы и насильственного проникновения в номер позволили следователям из канцелярии шерифа предположить, что речь идет о самоубийстве, осуществленном с посторонней помощью.
Старший следователь Дэвид Грэм заявил: "У покойной было умиротворенное выражение лица. По радио играла классическая музыка; покойная перед смертью поужинала.
Насколько мне известно, доктор Мейт предлагает своим пациентам слушать классическую музыку".
По сообщениям, здоровье миссис Досс, жены специалиста по недвижимости и матери двоих детей, резко ухудшилось за последнее время. Если предположения полиции подтвердятся, она станет сорок восьмым человеком, кому помог умереть доктор Мейт. Учитывая то, что до сих пор Мейту удавалось успешно уходить от всех обвинений, власти говорят, что он вряд ли будет подвергнут уголовному преследованию.
И больше ничего, не было даже некролога на смерть Джоанны.
Мейт не предпринял никаких попыток покрасоваться в лучах славы. Впрочем, быть может, я что-то упустил. Я еще полчаса прилежно рылся в архивах. Ни одной дополнительной строчки о последней ночи Джоанны Досс. Это потому, что жертва имела порядковый номер сорок восемь, и Мейт со своим «Гуманитроном» перестали быть интересной темой?
Мейт успел запихнуть в свою машину еще двух путешественников, прежде чем сам окончил жизнь в кузове фургона.
Фургон. Когда доктор Смерть отказался от мотелей?
Использовав в качестве ключевого слова фамилию «Мейт» и ограничив временной промежуток тремя месяцами до и тремя после смерти Джоанны, я нашел три ссылки.
Путешественник номер сорок семь, за семь недель до смерти Джоанны: Мария Куэллин, шестидесяти трех лет, последняя стадия рака яичника. Ее тело, завернутое в розовое покрывало с бахромой, было оставлено у двери морга округа. К складкам прикреплена визитная карточка Мейта. Он привез Марию Куэллин в том самом фургоне, в котором помог ей умереть.
