Мейт сообщил прессе подробности.
Номер сорок девять, спустя месяц после Джоанны. Альберта Джоу Джонсон, пятидесяти четырех лет, мышечная дистрофия. Чернокожая, подчеркивали газеты. Первый афро-американский пациент Мейта. Как будто ее смерть представляла собой первый шаг к признанию его деятельности. Ее тело, также завернутое в покрывало, было оставлено у дверей медицинского центра имени Чарльза Дью, Южный Л.-А.
Снова «путешествие» было совершено в фургоне. И снова Мейт сделал заявление.
Мой пульс уже несся галопом. Я нашел пятидесятого путешественника, мужчину по имени Брентон Спир. Болезнь Лу-Герига. Фургон. Пресс-конференция.
Трое больных с четкими диагнозами. Трижды использовался фургон, во всех трех случаях были заявления для прессы. Мейт гонялся за средствами массовой информации: я был прав, он наслаждался известностью.
О Джоанне Досс Мейт не обмолвился ни словом. Не было и его фургона.
Смерть Джоанны не встраивалась в общую картину.
Я продолжал поиски до тех пор, пока не нашел, когда Мейт в последний раз воспользовался мотелем.
Путешественник номер тридцать девять, за добрых два года до Джоанны. Еще один человек, страдающий болезнью Лу-Герига, Рейнольдс Добсон, был оставлен в мотеле «Ковбой-инн» неподалеку от Фресно.
Я перечитал заново описание последней ночи Джоанны. Никто не видел Мейта в тех краях. Предположительно он имел отношение к ее смерти, потому что на это указывали косвенные улики.
Дешевый мотель, риск причинить психическую травму горничной. После полутора лет успешного использования автомобилей это не имело смысла.
Мейт не потребовал себе славы, потому что не заслужил.
В таком случае, почему же он не заявил о своей непричастности?
Потому что это выставило бы его на посмешище. Показало бы, что он отстранен от дел.
На сцену решительно вышел новый доктор Смерть — как я и предполагал.
Сломанный стетоскоп. Кто-то — Майкл Берк? — начал с того, что совершил ритуальное омовение в крови своего предшественника. Отрезал Мейту мужское достоинство — можно отрицать само существование Фрейда и все же понимать это.
Но как Джоанна связалась с тем человеком, кто сопровождал ее до мотеля «Хэппи Трейлз»?
Быть может, я ошибся, и на самом деле Мейт знал. И разрешил своему ученику выполнить самостоятельно первое дело.
Я обдумал это предположение. Джоанна, готовая умереть, звонит Мейту, но вместо него попадает на его подручного — скажем, на Берка. Мейт наблюдает со стороны, оценивает готовность Берка. Не догадываясь, что Берк уже является высококлассным специалистом тонкого искусства прекращения жизнедеятельности клеток.
Тут я вспомнил о тяге Майкла Берка к пожилым тяжело больным женщинам — пациенткам, с которыми он знакомился в больнице, — и у меня в голове мелькнул совершенно иной сценарий.
Джоанна мечется от врача к врачу, сдает горы анализов. Томография, пункции спинного мозга, исследования эндокринной системы. Она не вылезает из клиник.
Я представил себе ее, раздувшуюся, терзаемую болью, обреченную на молчаливое ожидание в стерильной предоперационной, а мимо снуют люди в белых халатах, готовящиеся к очередному раунду издевательств над ее телом, и никто не обращает на нее внимание.
Но вот кто-то останавливается рядом. Очаровательный молодой человек, горящий желанием помочь. На нем тоже белый халат, но он находит время, чтобы поговорить с ней. Как прекрасно встретить врача, который разговаривает!
А может быть, Берк не просто проходил мимо. Возможно, он проводил какие-то исследования. В качестве лаборанта, потому что еще не придумал способ подделать диплом врача. Однако для выполнения вспомогательных работ у Берка было достаточно квалификации.
В любом случае, мне необходимо узнать, где обследовалась Джоанна. Это может сказать Ричард, но Ричард вряд ли захочет говорить. Это также должен знать Боб Маниту, но он едва ли даже просто ответит на мой звонок.
Чем бы ни обусловлена его антипатия ко мне, его жена ее не разделяет. Надо будет позвонить Джуди, найти какой-нибудь предлог, чтобы спросить о тех клиниках, где обследовалась Джоанна, — я хочу знать больше, чтобы помочь ее детям. Особенно теперь, когда Ричард в тюрьме. Надо также будет постараться выяснить относительно стрессовых трещин, пробежавших по семье Доссов. А может быть, и по семье Джуди. Попробовать узнать, почему ее муж так зол.
Лучше разговаривать лицом к лицу; так появляется возможность прочесть намеки, не высказанные словами. Смогу ли я надолго вытащить Джуди из судебной палаты? Наши отношения всегда были радушными, я не раз помогал ей в сложных делах. И вот теперь Джуди втянула меня в самое сложное дело, и я был готов сказать об этом.
Я набрал номер Верховного суда, ожидая услышать, что судья Маниту находится на заседании. Но трубку сняла сама Джуди.
— Вы звоните насчет Ричарда?
— Его арестовали прямо у меня дома. На глазах у Эрика и Стейси.
— Вы шутите! Почему полиция пошла на такое?
— Приказ сверху, — сказал я. — Начальство решило, что в деле Мейта Ричард является главным подозреваемым. У вас в суде об этом ничего не слышно?
— Нет, — ответила Джуди. — Мне известно только то, что было в выпусках новостей. Вчера мы с Бобом провели весь день в Ньюпорте, телевизор не смотрели, и о случившемся узнали только вечером, когда вернулись к себе, а дом Ричарда был окружен полицейскими машинами. Алекс, я просто не могу в это поверить. Это же какая-то нелепица. — Ричард — и вдруг убийца?
Молчание. Наконец:
— Ричард, совершивший такую глупость.
— С другой стороны, — возразил я, — он действительно ненавидел Мейта. И не стеснялся говорить об этом.
— Вы полагаете, он виновен?
— Просто строю из себя адвоката дьявола.
— Я в суде такого не позволяю... Ну а серьезно, Алекс, если Ричард задумал что-то нехорошее, зачем ему трубить об этом? Все эти страшные угрозы — просто слова. Надо знать Ричарда. Он давал выход своим чувствам, искал, кого обвинить в случившемся. Для него всегда главным было найти виноватого.
— Кого еще он винил помимо Мейта?
— Никого конкретно — просто у него был такой стиль. Доминирующий. Сказать по правде, общаться с Ричардом всегда было очень трудно — он действительно злопамятен. Вы бы только послушали, как он рассказывает о том, что сделал со своими конкурентами. Но это? Нет, определенно тут нет смысла. Ричарду было слишком много терять. Подождите... — Пятнадцатисекундная пауза. — Алекс, меня вызывают. Я должна идти.
— Джуди, мы не могли бы поговорить подробнее?
— О чем?
— Об Эрике и Стейси. Дела приняли такой оборот, что мне нужно знать все возможное. Если бы вы смогли выкроить для меня часок, я был бы вам очень признателен.
— Я... Я просто ума не приложу, что еще смогу рассказать вам такого, о чем вы еще не знаете. — Резкий смешок. — Это ведь я втянула вас в эту историю. Готова поспорить, впредь вы едва ли будете так быстро отвечать на мои звонки.
— Джуди, я всегда с радостью окажу вам любую помощь.
— Почему?
— Потому что вы принимаете все близко к сердцу.
— О, не надо, — рассмеялась Джуди. — Не льстите. Я простая рабочая лошадка юриспруденции, тяну свою лямку.
— Я так не думаю.
— Очень любезно с вашей стороны. — В ее голосе прозвучала печаль.
— Только один час?
— Можете воспользоваться теми часами для варки яиц, которые достаете, когда адвокат начинает слишком много витийствовать.
Она снова рассмеялась.
— Вы и об этом наслышаны.
— Я сам их видел. Когда вы разбирали дело Дженкинсов.
— Ах да, добрые старые мистер и миссис Дженкинсы. Тот адвокат заслуживал часов с боем... Ладно, сейчас проверю распорядок дня. Ну-ка... тут так много нацарапано, что я едва могу разобрать слова.
— Джуди, если можно, лучше пораньше.
— Подождите немного...
Послышался другой женский голос, контральто Дорис, ее секретарши. Затем сопрано Джуди:
— Если адвокат мужа будет выкидывать такие фортели, мы поставим его на место... Так, как насчет ужина сегодня вечером? У меня гора дел, все равно буду работать допоздна. Боб отвезет Бекки в Клиффсайд, так что я могу распоряжаться своим временем. Давайте встретимся где-нибудь по дороге к моему дому — в «Грюне», это в Уэствуде. И от вас это тоже недалеко — сегодня вечером в половине девятого.
— Хорошо, пусть будет в «Грюне». Благодарю, Джуди. Я перед вами в долгу.
— Да, — усмехнулась она, — я святая.
Уэствуд-Виллидж, как сразу же заметят живущие поблизости, когда-то был очень милым местечком.
В свое время элитный торговый район для элитной публики, квартал представлял собой хитросплетение очаровательных улочек, застроенных одно— и двухэтажными кирпичными домами. Сейчас Виллидж — беспорядочный сплав неона и хрома, оглушительный гомон по выходным, точки быстрого питания, извергающие потоки жирного и сладкого.
