Вдвоем ночные призраки подобрались к стене первого здания на территории. Диверсанты знали наизусть всю схему объекта: двадцать шесть строений, от караульной будки у дока до большого цеха из бетона. Помимо фабрики, все они были из однотипного серовато-коричневого шлакоблока с металлическими кровлями. На спутниковых снимках место смотрелось как заштатный заводской комплекс в любой стране третьего мира или же концлагерь. Во всяком случае, снаружи; внутри, понятно, все должно быть иначе.
Хомлер с Пинтером понимали, что, скорее всего, основная часть объекта находится под поверхностью острова. Заказчик твердил, что центральная часть должна иметь как минимум четыре или пять этажей, чтобы вмещать весь масштаб осуществляемых здесь работ. Впрочем, с собой они несли достаточное количество взрывчатки, чтобы сокрушить и десять этажей, которые поглотят бушующие воды Атлантики.
Они передвигались молча, короткими перебежками. В подобном проникновении для них не было ничего нового — за спиной таких было уже не меньше сотни, и поодиночке, и в составе группы. Уже четыре года «Бык и Хук» активно промышляли тем, что проводили на заказ тайные операции. При работе типа «пришел — ушел» они никогда не оставляли следов, а когда дело предусматривалось мокрое, в итоге имелись лишь выгоревшие здания и обугленные трупы.
Хомлер, вскинув кулак, неожиданно припал на одно колено. Идущий в пяти шагах следом Пинтер чутко замер, уставив взгляд и ствол оружия в направлении, куда показывал его партнер.
Прошло пять секунд; тишина.
— Что? — шепнул Пинтер.
— Что-то мелькнуло там, на краю. Раз — и нет его. Вот сейчас ничего.
— Камера на штативе?
— Нет. Излучает тепло.
— А сейчас ничего нет? Ну так давай трогаться потихоньку.
Они сорвались с места, держа курс наискось к главному зданию, стараясь прикрыться от датчиков движения окружающими его деревьями и пристройками. Они находились метрах в двадцати от задней стены фабрики, когда вспыхнули огни. Да какие: стадионные лампы, безжалостным светом озаряющие всю площадь, высвечивая гостей, как мух на бильярдном столе. Они застыли посреди поля: от леса далеко, здания теперь не укрытие.
— С-суки! — прошипел Хомлер, рыская налево и направо в поисках выхода. Какое там, фонари светят что есть мочи, слепя и их самих, и сенсоры приборов наблюдения. Светофильтры чуть гасили нестерпимый свет, но он все равно застил зрение.
— Стоять на месте! — потребовал жесткий голос в громкоговорителях на фонарных столбах. — Оружие бросить, руки за голову!
— Да сосешь ты! — рявкнул Пинтер, давая очередь по ближним источникам света. Он извел с пол-обоймы, прежде чем лампы, пуская фонтаны искр, начали лопаться.
Хомлер, стоя спина к спине с товарищем, целился в фонари на противоположной стороне. Медленно двигаясь по кругу, они палили по прожекторам, ожидая в любую секунду сокрушительный шквал ответного огня. Лопнули последние лампы, вокруг все погасло, трепетными зарницами догорели осыпающиеся искры.
Сорвавшись с места, Бык и Хук разом сломя голову понеслись к забору, меняя на бегу опустевшие магазины. Играть в осторожность теперь не было смысла. Хомлер нажал у себя на жилете кнопку, давая сигнал группе отхода, дежурящей сейчас на быстроходном катере где-то в бухте. Скорее к воде — тогда можно будет унести ноги из этого осиного гнезда.
Пинтер, уловив справа движение, пальнул туда на бегу: не к чему тут церемониться. Впрочем, в ответ никто не выстрелил. Да и неважно, попал он или нет.
Впереди уже маячил забор, к которому первым подбежал Хомлер. Он скакнул на него с трех метров, норовя схватиться за ячеи сетки. И тут его словно ударило — он отлетел на те же три метра, а в тени мелькнул какой-то большой черный силуэт.
Хомлер, странно скорчившись, встал на четвереньки, сорвал с себя маску и начал неудержимо блевать. Нашел время. Пинтер, резко оглядевшись, пустил в тень очередь, но там никого не было. Он изрешетил каждый возможный дюйм листвы и травы по обе стороны забора, но никаких тебе криков; вообще никого и ничего. Вставляя новый магазин, Пинтер, пятясь, приблизился и опустился на колено возле своего товарища.
— Хук, ты как? — просипел он. — Тебя задело?
Хомлер, сдвинув кое-как очки, повернул к Пинтеру разом побелевшее лицо.
— Я… я… — страдальчески выдавил он, но, недоговорив, забился в конвульсиях.
Пинтер шало смотрел на своего партнера; на шее у того был глубокий порез. Что это — дротик? Укус змеи? Приложив два пальца к горлу Хука, он ощутил, как исступленно колотится у того пульс. Все тело напарника сковала судорога, белая пена пузырями стекала изо рта. Судя по всему, токсический шок — то ли от яда, то ли от природного нейротоксина. Ясно одно: надо срочно уходить, а Хомлера через забор не перетащишь.
Вот ведь беда, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу.
— Прости, Хук, — пробормотал он, пятясь к забору и поводя перед собой стволом: не покажется ли кто-нибудь из темноты. На пятачке не было ничего, кроме колышущихся цветков и травы, больше никаких шевелений. Что вообще, черт возьми, происходит? И кто свалил напарника?
Уткнувшись спиной в забор, Пинтер развернулся и начал проворно влезать. Он добрался до самого верха, прежде чем его накрыла прянувшая из зарослей темнота.
Ангар, Балтимор, Мэриленд.
Воскресенье, 29 августа, 4.39.
Остаток времени на Часах вымирания:
79 часов 21 минута.
Мы собрались вокруг стола для совещаний, на котором запросто поместился бы средних размеров самолет. Я и Грейс сидели по одну сторону, доктор Кто напротив, Черч во главе, и еще с дюжину начальников отделов и аналитиков по кругу. Перед каждым из участников — ноутбук и стопка бумаги. Как водится, тарелки с печеньем и вафлями, графины с водой, чай, кофе.
— У нас с вами множество вопросов, которые необходимо обсудить, — начал шеф. — Так что давайте с места и в карьер. Вчерашний день выдался для нас крайне неудачным, и дело не только в происках вице-президента и несчастье, постигшем сержанта Фарадея. Мы просто оказались на весь день отстранены от дел. Конфликт с ДВБ затмил все, как будто бы он единственное, что для нас существует на свете. Наша оперативная эффективность оказалась столь низка, что итоги дня в этом контексте не стоит и обсуждать. — Кто хотел было что-то сказать, но Черч покачал головой. — Сейчас закончу. У меня впечатление, что нас обошли. — Он поочередно оглядел собравшихся, наблюдая, какой эффект произведет эта фраза. — Насколько вам известно, я не особо верю в совпадения. Я скорее придерживаюсь общей, расширенной схемы: сверху картина виднее. А потому, когда я говорю, что нас обыграли, я имею в виду, что слишком уж много значимых вещей произошло фактически одновременно, и все они были устроены так, чтобы совпасть с нашей необходимостью мобилизовать и отвлечь едва ли не все ресурсы. Представьте, что случилось бы, получись у ДВБ или наложить лапу на «Ясновидца», или заткнуть его? Это фактически то же самое, что надеть на нас наручники и завязать глаза. — Он оглядел комнату. — Возражения есть?
Все покачали головами.
— Не хочу шуметь после драки, шеф, но я как раз думал об этом и хотел вам сказать перед отлетом из Денвера.
Он кивнул, словно знал заранее.
— Ты желаешь построить прогноз насчет происходящего?
— Нет. По крайней мере, пока нет, — ответил я. — Есть еще белые пятна, нуждающиеся в заполнении. Вы в нескольких словах обмолвились мне о «Конклаве» и какой-то структуре времен холодной войны. Это должно опосредованно относиться к нам, так почему бы не ввести нас по этому вопросу в курс дела, а уже потом я с позволения собравшихся поиграю в домыслы. Так пойдет?
— Вполне. — Он налил себе кофе и обратился ко всей группе. — Основываясь на том, что капитан Леджер нашел в «Глубоком железе», я думаю, что перед нами одно, единое, крупное дело. Поскольку нам было не до того — самим бы не попасться в капкан, — мы как следует к нему не присматривались. Все равно что история о трех слепцах, пытающихся описать слона. Тем не менее мы все еще не знаем, займет ли расследование годы, прежде чем выяснится, что оно представляет серьезную угрозу, или же перед нами мыльный пузырь. Желаете знать мои догадки? У меня ощущение, что где-то подожжен бикфордов шнур, и нам надо его найти, пока не поздно.
— А откуда начать поиск? — задала вопрос Грейс.
Черч аккуратным движением взял с тарелки печенье, надкусил и задумчиво пожевал.
— Для общественности холодная война была вопросом борьбы американской демократии с социализмом советского образца. Упрощенные постулаты, которые удобно было возвеличить обеим сторонам, снабдив своими пропагандистскими комментариями. На деле же это была элементарная борьба за влияние и власть в эпоху глобальных политических и технологических преобразований. Вторая мировая война так или иначе стимулировала всплеск прогресса во всевозможных научных исследованиях, от ракет до медицины. Те десятилетия известны развитием всевозможных новшеств, от первого микрочипа до сотового телефона. Причем некоторые прорывные изобретения, увенчавшиеся нынешними научными чудесами, зародились еще до холодной войны, в Германии конца тридцатых — начала сороковых.
