– Но тебе, наверное, нужно время, чтобы свыкнуться с сюрпризом, да? Пара минут?
– Пожалуй.
Теперь ее губы разошлись в улыбке, неспешно и беззаботно.
Сумеречные глаза, волшебные русалочьи волосы и длинный, стройный стебель тела.
Да, она действовала на него убийственно.
– А хочешь, я расскажу тебе свой план? – лукаво спросила она. – Это что-то вроде импровизации, но думаю, он вполне реален.
– Я весь внимание.
– Мой план таков. Мы пропускаем размягчение моего сердца посредством ужина и пару выходов в люди после этого. Если захотим, мы к этому вернемся потом, после того как очутимся голышом на веранде.
– Вот так сюрприз! Но ответ будет – нет.
Она вздохнула.
– А ты, Гриффин, крепкий орешек.
– Я про «голышом на веранде». Для первого раза можно придумать кое-что получше.
– А есть что-то получше, чем голышом на веранде?
– Сегодня – да. – Потому что это их первый раз, подумал он. Удивительный первый раз. – Я еще тебе второй этаж не показал.
Она чуть наклонила голову и заулыбалась шире.
– Нет, не показывал.
– А хочу показать. – Он подал руку. – Очень хочу.
Она накрыла его руку своей.
– Я бы с удовольствием, только я могу оказаться довольно старомодной.
– А я так не думаю, – возразил он и повел ее назад в кухню. – Ты не волнуйся, я тебе устрою подробную экскурсию.
Шелби задержалась и постучала пальцем по оставленной на столе сумочке.
– Вот интересно: когда я сегодня выезжала из дому, мама сунула мне в сумку презерватив.
– О боже! – Свободной рукой он потер лицо. – Надо бы, конечно, поблагодарить ее за предусмотрительность, но это будет неудобно. Значит, тут я подстрахован. Ха.
– Ну, ладно тогда.
– Можем подняться по задней лестнице.
– Я и забыла, что тут задняя лестница есть. – Она восторженно шагнула на ступеньки. – Разве можно не любить дом, где есть задняя лестница?
– Этот дом я точно люблю. Ступени еще надо привести в порядок, но они достаточно крепкие. – Грифф щелкнул выключателем – зажглась одна-единственная голая лампочка. – И здесь тоже надо навести порядок.
– Будет, наверное, замечательно, а пока здесь темно и жутковато. Слушай, а здесь еще разветвление! И направо коридор, и налево.
– Мы идем налево.
– А сколько тут спален?
– На втором этаже было семь. Я делаю пять. Всего будет шесть, поскольку хозяйскую я решил разместить внизу, с фасада.
– С этой чудесной крытой верандой?
– Точно. А на третьем этаже куча маленьких комнат и каких-то закутков. Ими я потом займусь.
Ей было очень спокойно на душе. И ощущение это было неожиданным, вдруг поняла она, проходя вместе с ним по широкому, сумрачному коридору. И еще ей было очень легко. Да, видит бог, она была взволнована, но не нервничала. И ни капельки не робела.
Что-то в нем есть такое, подумала она, отчего всякая нервозность исчезает.
– Ой! Двустворчатая дверь! Элегантная и одновременно строгая, под стать всему остальному.
– Здесь я еще не закончил, – предупредил Грифф, распахнул двери и включил свет.
– Ой, как красиво! Замечательно получится. Смотри, как свет через двери льется. А камин! Это же черный гранит? Эффектно и оригинально.
– Пока вот не решил, в какой цвет стены красить. – Он кивнул на стену, где были широкими полосами наложены на пробу разные тона краски. – Я на одной блошинке нашел железный подсвечник. Освежил его, поменял проводку. Теперь подыскиваю другие подходящие светильники, а пока пользуюсь тем, что родня предназначала на выброс. Но кровать новая. Нет, не кровать, а матрас. Кровать я тоже на блошинке нашел. Недели две назад.
Шелби провела рукой по изогнутому изножью. Гладкое дерево, прочное и простое, подумала она.
– Красиво.
– Каштан. Красивая древесина. Совсем чуть-чуть пришлось до ума довести.
– Как и всякую другую вещь. А до этого на чем же ты спал?
– Стелил спальник поверх надувного матраса. Но поскольку у меня появился план затащить тебя в постель, я решил, что лучше купить настоящую кровать. И правильно сделал, что не стал откладывать, как я теперь вижу.
– Правильно сделал. – Шелби повернулась к нему лицом. – Мы оба правильно сделали.
Он подошел к выходу на веранду и распахнул двери, впустив в комнату вечернюю прохладу. Потом включил камин и погасил свет.
– Так достаточно будет?
– Более чем. Просто прекрасно.
Он подошел к ней и обнял за талию.
– Ты там, где хотела быть?
– Совершенно. – С легким недоумением она взъерошила ему волосы. – Ты и сам сюрприз. Вот уж не ожидала, что опять буду с кем-то, да еще так скоро. – Она подняла руки и обхватила его за шею.
Долгий поцелуй. Медленный, протяжный, проникновенный. Как в первый раз. И, как в первый раз, ее тело поплыло, словно свеча на солнце.
Эти ощущения, этот легкий трепет по всему телу. Она вдруг поняла, что почти забыла, что значит быть с кем-то вдвоем.
Она разрешила себе плыть по течению, просто плыть, парить, как парит пушинка одуванчика, подхваченная майским ветерком. Приближалась гроза, она уже чувствовала ее громыхание внутри себя, но впереди нее шли покой и нежность.
Когда он, в поцелуе, чуть изменил наклон головы, она коснулась его лица. И затрепетала от нетерпения, чувствуя, как он открывает молнию на спине ее платья.
Он провел пальцем по ее позвоночнику. Снизу вверх, затем сверху вниз. Под легким прикосновением она изогнулась дугой ему навстречу, издав звук, похожий на кошачье урчание. Его руки нащупали бретельки платья и скинули с плеч.
Платье упало вниз.
– Красивая, – прошептал он и, еще больше усиливая ее возбуждение, провел мозолистым пальцем по кружевной оборке лифчика.
– У меня сейчас сердце выскочит.
– Я его чувствую.
– А твое? – Она положила ему руку на сердце и обрадовалась, почувствовав под ладонью его быстрые и тяжелые удары. – Твое тоже.
Она начала расстегивать ему рубашку и, задыхаясь, засмеялась, когда выяснилось, что у нее настолько дрожат от возбуждения пальцы, что она не в состоянии выполнить даже эту простую работу.
– У меня внутри все дрожит. И снаружи тоже.
Он попытался ей помочь, но она оттолкнула его руки.
– Нет, я хочу сама! Придется тебе потерпеть мою неловкость. – Она наконец справилась с застежкой и, почувствовав его возбуждение, положила руку на его плоть. И посмотрела в глаза. – Я хочу все.
Она сокрушила его, разорвала последнее звено в цепи его самообладания. Он оторвал ее от пола и положил на кровать. Лег сверху, и она совсем перестала дышать.
Она была стройна, как ива, и в глубине души он боялся, как бы не сделать ей больно. Но и это отошло на задний план, когда она изогнулась, крепко схватив его за бедра и притянув к себе, живот к животу.
Солнце из красного сделалось ржавым, и козодой запел свою песню, подзывая самку.
Внутри ее разразилась гроза.
При поджаром телосложении и развязной походке его мускулатура казалась стальной. Мышцы так и перекатывались у него по спине. Боже, что это за ощущение – стальное мужское тело под ее пальцами! И вес этого тела, придавивший ее к кровати.
И крепкие, натруженные руки, нетерпеливые руки любовника, жадно рыщущие по ее телу. Не пробуждающие желание, нет – это было слишком мягкое слово для того, что творилось сейчас с ней.
Это было похоже на воскресение.
Его губы сомкнулись на ее груди, он чуть куснул, лизнул кончиком языка, и вот уже его рука скользнула между ее бедер, и ее тело пронзил оргазм, оставив позади себя шок и трепет.
Без остановки и без перерыва он снова довел ее до экстаза.
И, как выпущенный из рогатки камешек, она полетела. Обессиленная и трепещущая. Ее тело теперь принадлежало ему, было ему открыто, и он его взял, одновременно давая еще больше, так что все чувства у нее сплелись в один клубок, а все желания свелись к единственной, болезненно пульсирующей жажде.
Потом он вошел в нее, ритмично, и два их сердца забились в унисон. Ее волосы закатного золота разметались по постели, кожа в сумеречной дымке блестела.
– Шелби! Смотри на меня. – Его тело просило освобождения. Жаждало этого последнего рывка. Но он хотел видеть ее глаза. – Смотри на меня!
Она открыла глаза, темные, затуманенные, и посмотрела на него.
– Какая ты! – проговорил он и кончил.
Первой связной мыслью после того, как туман в ее голове чуть рассеялся, было: «Так вот как оно бывает!»
Она чувствовала и тяжесть, и легкость одновременно, была изнеможенной, опустошенной и вместе с тем наполненной. Ей казалось, она сейчас пробежит марафон. Или проспит неделю кряду.
Но самым сильным было ощущение жизни. Она была жива как никогда прежде.
Грифф обессиленно распластался на ней, и это было прекрасно. Ей даже сейчас было приятно ощущать вес его тела, прикосновение его кожи, чувствовать жар и влагу, как после летней грозы.
