Я влилась в толпу и двинулась вместе со всеми на юг. Молодая женщина с ребенком на руках бросила на меня взгляд. На ее губах начала появляться улыбка, но тут же ускользнула прочь. Я увидела, как изменилось выражение ее глаз. Во взгляде мелькнул то ли вопрос, то ли недоверие. Она покрепче обняла своего малыша и поспешила прочь. По моему телу, словно вирус, расползалось ужасное чувство — я предала всех этих людей. Я лишняя. Я предательница. Почему я вообще зашла так далеко? Почему не остановилась там, где взрывом убило бы только меня и…
Тут в памяти всплыли слова Габриеля.
— Выбирай.
Маленькая мексиканская девочка с черными как смоль волосами и темно-карими глазами посмотрела на меня, словно задавала тот же вопрос. Она растворилась в толпе, и ее личико сменилось чьим-то еще лицом, а потом еще и еще, и все они не догадывались об опасности, которая идет в толпе, среди них.
Теперь я знала ответ на этот вопрос. Я бы, не задумываясь, пожертвовала своей жизнью ради дочки, но ходячей бомбой не буду. Это не просто незнакомые люди, идущие на парад. Габриель не понял. Мы все частицы одного огромного покрывала, нити которого вплетаются в наши жизни. Большую часть времени мы игнорируем это, притворяемся, что между нами не существует ничего общего. Мы причиняем друг другу боль, крадем, изменяем, обманываем, но достаточно одной секунды, чтобы напомнить нам об общности, связать нас. Это лишь миг, но он существует. Лэйси поняла это и говорила об этом более выразительно, просто я не понимала.
— Да пошел он, — сказала я про себя.
Мимо пробежал какой-то мальчишка и задел мою руку, но я удержала равновесие. Его мать прикрикнула и велела ему вернуться, а потом посмотрела на меня.
— Простите, — извинилась она за сына.
Я хотела ответить, но не могла. Слова застряли в горле. Я ускорила шаг. Нет, мне нельзя быть здесь, нужно поскорее отойти от них подальше, от их мечтаний и смеха, от их все еще нормальных жизней. А впереди людской поток притормозил и образовывалась очередь.
Проверка. Копы. Я увидела мигалки на крышах нескольких автомобилей, заблокировавших улицу. Вытащив значок из кармана, я начала обходить толпу. Людей пропускали через узкий металлоискатель, в ворота которого одновременно могли пройти всего двое. Полицейские рассматривали лица, проверяли у всех сумки. Никто не жаловался. Теперь это в порядке вещей.
Два офицера дорожной полиции штата и офицер полиции Пасадены дежурили по обе стороны от металлоискателя. Подойдя поближе, я узнала Джеймс и прочла удивление в ее взгляде. После секундного колебания она заняла оборонительную позицию, уставившись на ветровку, прикрывающую бомбу на моей груди.
— Уведите меня от всех этих людей, — в отчаянии взмолилась я.
— Все вас ищут…
— Немедленно! Вы поняли? Выполняйте!
Она помялась, а потом кивнула офицерам дорожной полиции, они уступили мне дорогу, и Джеймс повела меня прочь от толпы.
— Мне нужен Гаррисон.
Джеймс нервно кивнула:
— Мы думали…
— У меня мало времени, — отрезала я.
Я оглянулась. Женщина с малышом на руках с подозрением наблюдала, как меня уводят, почувствовав опасность. Я прочла это в ее глазах. Тот самый взгляд. Понимание того, как хрупок наш мирок.
Джеймс довела меня до машины, и мы быстро сели в нее.
— Они думали, что вы погибли, лейтенант.
Джеймс врубила сирену и мигалки, и мы понеслись на юг по Орандж Гроув.
— Нужно найти такое место, чтобы больше никто не пострадал, — сказала я, расстегивая ветровку.
Джеймс несколько секунд не сводила взгляда с бомбы, не в силах скрыть шок.
— Решили, что бомбу будут взрывать в овраге.
Она еще раз нервно посмотрела на меня, а потом отвернулась и сосредоточилась на дороге.
Я взяла рацию.
— Это лейтенант Делилло. Мне нужно поговорить с Гаррисоном.
Джеймс нажала на газ и обогнула две другие полицейские машины, загородившие дорогу, а потом резко повернула на запад и поехала по направлению к оврагу.
— Если вы на что-нибудь наедете, офицер, мы обе умрем.
Я заметила легкий румянец на ее щеках, а потом она сбросила скорость и покрепче взялась за руль обеими руками. В рации раздалось потрескивание, а потом я услышала голос Гаррисона.
— Лейтенант, с вами все в порядке?
— В дневнике говорилось, где Лэйси?
Молчание.
— Гаррисон?
— Нет…
От его слов у меня перехватило дыхание. Я откинулась на сиденье, оставив микрофон лежать на коленях. Вот оно. Мы могли найти Лэйси только в одном случае — если Габриель скажет нам. Не может быть, не может быть. Нет, только не это. Я только что была с ней в одной комнате, слышала ее голос. Дочка была всего в паре метров от меня.
Может, я не так выразилась, и Гаррисон меня не понял.
— Ты уверен? Ты все прочел?
Он несколько секунд молчал. Я представила, как он смотрит на Чавеса и ищет у него ответа.
— Ты уверен? — еще раз спросила я.
— Мне очень жаль, — сказал Гаррисон.
Я перестала слышать вой сирены. Лица людей, мимо которых мы проезжали, слились в одно размытое пятно. Небо постепенно выцветало, пока не стало серым.
— Расскажите мне о бомбе, — попросил Гаррисон, но я его не слышала.
Джеймс повернула на бульвар Арройо и поехала вдоль каньона. Дома вдоль улицы были превосходными образцами практически всех архитектурных стилей, которые пытались завоевать калифорнийскую мечту: роскошные строения в стиле «тюдор», одноэтажные ранчо, испанские виллы, домики в ремесленном стиле. Они казались памятниками исчезнувшей империи. Пейзаж перестал быть моим, я стала чужестранкой.
Я взяла рацию:
— А там вообще что-то говорится о Лэйси?
Сначала я услышала только помехи.
— Нам нужно сосредоточиться на бомбе, — сказал Гаррисон.
— Черт побери, скажи, что там написано!
Раздался голос Чавеса:
— Алекс, боюсь, она умерла.
Я закрыла глаза и покачала головой.
— Я не верю.
— Алекс…
— Нет!
Я выключила рацию и тут увидела цепочку из пятидесяти трех платформ, выстроившихся в ожидании начала парада. Им предстоит миновать пять с половиной миль. Квартал за кварталом мы проезжали мимо оживших открыток размером с полуприцеп, каждый сантиметр которых был покрыт цветами, словно они выросли на платформах после проливных дождей. Да, отличный символ того, что в Калифорнии вода и мечта — двигатель прогресса. И за все сто пятнадцать лет ничто не могло помешать параду.
Мы добрались до поворота к оврагу и проехали мимо полицейского автомобиля. Внизу, метрах в тридцати от того места, где было обнаружено тело мексиканского майора, в центре автостоянки стоял контейнер для транспортировки взрывчатых веществ, оцепленный по периметру на случай… если я взорвусь прямо здесь.
Джеймс проехала мимо полицейских в самый центр зоны безопасности и открыла дверцу.
— Подождите здесь.
Я кивнула.
— Удачи, лейтенант. Надеюсь, что они ошибаются насчет вашей дочери.
Она быстро ушла, и тут появился Гаррисон с чемоданчиком в руке, в бронежилете и шлеме с пуленепробиваемой защитной маской. Я видела, как вдалеке беспомощно переглядываются Чавес и Хикс. Я открыла дверцу, поставила ноги на землю, но сама осталась сидеть. Гаррисон прошел пятнадцать метров и сел на корточки передо мной, наши глаза встретились.
— Вы в порядке?
Я кивнула. Ну да, в порядке.
Его взгляд переместился на бомбу. Когда Гаррисон увидел, с чем ему предстоит иметь дело, то перестал казаться вундеркиндом.
— Эта бомба сложнее предыдущих, — сухо заметил он.
Гаррисон снял шлем и поставил его на капот.
— Надень-ка его обратно.
— Если эта штука взорвется, то шлем не поможет.
Он расстегнул бронежилет и снял и его тоже.
— Как вы думаете, сколько у нас времени?
Я посмотрела на часы.
— Тридцать минут.
Он покачал головой.
— Этого мало.
— Габриель ждет, что я выйду на Колорадо, когда первый оркестр повернет за угол с Орандж Гроув.
Гаррисон осмотрел бомбу, а потом что-то мысленно прикинул, качая головой.
— Мне нужно, чтобы вы сняли ветровку и я посмотрел со спины.
Я встала, Гаррисон обогнул меня и аккуратно снял с меня куртку.
— Ну и как вид сзади?
— Почти так же, как спереди.
Он вернулся и начал изучать провода.
— Габриель прикреплял к вам что-то скотчем? По вашим ощущениям, провода где-нибудь касаются кожи?
— Вроде нет.
— Хорошо.
— Почему?
— Он мог бы пропускать слабый ток прямо через ваше тело, разорвешь цепь и… всё.
Гаррисон осмотрел каждый сантиметр устройства в поисках слабого места, просчета.
— Я хочу, чтобы ты кое-что мне сказал.
Его взгляд на мгновение замер.
— Хорошо.
— Габриель написал в дневнике, что убил Лэйси?
