Алла Авилова - Откровение огня

Когда они вернулись в дом, Олечка уже проснулась и плакала. Аполлония, взяв девочку на руки, передала ее Степану, не обращая внимания на его сопротивление. С ее помощью Линников прижал к себе дергавшееся тельце. Потом почувствовал, что держит ребенка один.

— Останься рядом! Не отходи! Еще уроню! — запаниковал Степан. Он инстинктивно прижал к себе Олечку, и она доверчиво замерла. — Что же теперь делать? — растерялся Линников. — Я слепой, работы нет, деньги кончатся уже к лету, год в деревне голодный. Вон ты столько домов обошла, чтоб свое дитя пристроить, — и все без толку И у меня ребенка здесь никто не возьмет…

— Вот что, поедем все вместе в Москву: ты, Олечка и я, — решительно заявила Аполлония. — Нина поможет найти комнату и занять денег на первое время. Я научу тебя кормить из бутылки, пеленать и стирать — ты это сможешь. Будешь мне помогать с Олечкой, пока не рожу, и потом еще месяц-два. Я как оправлюсь от родов, пойду работать и отдам детей в ясли. Пойду работать на фабрику — большие производства имеют ясли. Как все устроится, я отвезу тебя обратно в Посад. Согласен?

— Как все наскоком получается… — пробормотал Степан.

— Так согласен или нет?

— Что еще придумаешь? — спросил в пустоту он.

— Из практических соображений, лучше всего будет, если мы распишемся и запишем обоих детей на себя. Как ты к этому относишься?

— Мне — что, — сказал Линников.

На следующий день Аполлония и Степан зарегистрировали брак в Посадском сельсовете и стали собираться в Москву. Линников отказался оставить книги бабке Гридиной на растопку. По его просьбе Аполлония сложила их в чан и закопала за огородом. После этого Степан вручил ей рукопись в кожаном переплете.

— Вот оно, «Откровение огня», та чертова «книга тайн». Сунь ее куда-нибудь в узел. Станет в Москве туго, продадим. Хоть какой-то прок будет от этого талмуда. Не я один чокнулся на книгах — найдется и еще какой-нибудь сумасшедший, кто за «Откровение огня» ничего не пожалеет…

В начале июня у Аполлонии родился мальчик. Она назвала его Аликом.

Надя встала с пня, зашла мне за спину, опустилась на корточки, обняла меня и сказала:

— Берт, мне нужно с тобой поговорить.

Мы говорили уже часа два.

— Возможно, ты сейчас здорово удивишься. У меня есть один план. Я тебя очень прошу, выслушай меня до конца. Даже если мой план покажется тебе чушью — не говори сразу, что это чушь, ладно?

— Это не в моем характере.

— Ты можешь спокойно отказаться, я пойму. Только ты не отказывай сразу, ты подумай, пожалуйста, — все тянула она и наконец произнесла со значением: — Я уверена, что все происходящее с нами — не просто приключения, это судьба.

Я присвистнул.

— Ладно, не свисти, я могу сказать и проще: это не случайно, что ты стал искать «Откровение огня», а я его нашла. И наша близость не случайна… — Здесь она замялась и спросила: — Ты мне ничего тогда не сказал. Скажи сейчас: тебе тогда, в палатке… было хорошо со мной?

Запоздалый вопрос. Я думал, что он меня уже миновал.

— Очень хорошо, — ответил я. — Так что у тебя за план?

Она еще помедлила и заговорила:

— Из-за увольнения из АКИПа я не смогу в ближайшее время выехать за границу как туристка, не говоря уже о поездке по приглашению — ведь для оформления выездной визы требуется характеристика с места работы. Даже если я завтра опять куда-то устроюсь, эту чертову характеристику мне нигде сразу не получить. У меня, в моем положении, есть только одна возможность попасть за границу без промедлений: вступить в брак с иностранцем. Можно договориться с кем-то о фиктивном браке за деньги. А можно провернуть все дело вдвоем — и мой выезд, и издание «Откровения огня». Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Еще нет.

— Твой брак с Сандрой ведь формальность, верно?

— Не совсем.

— Ты не любишь Сандру, — упрямо сказала Надя.

Я промолчал.

— Извини, у меня получается все как-то грубо, — беспомощно проговорила она. — Я не могу найти верные слова. Это очень трудно… Я скажу прямо. Если ты разведешься с Сандрой и распишешься со мной, мой выезд в Голландию будет обеспечен. Наш брак станет чисто деловым, только ради издания «Откровения». Если хочешь, мы можем сразу договориться о его продолжительности. Я согласна на все твои условия. Ничего не отвечай сейчас, пожалуйста. Ты подумай, ладно?

Я чувствовал спиной ее напряжение. Я сделал так, как она просила: сказал, что подумаю.

Услышав это, она поцеловала меня в затылок. Была уже ночь. Огни на другом берегу Москвы-реки поредели. Мне надоело на них смотреть. Я поднялся, и мы пошли обратно на Воробьевское шоссе.

Отправив Надю домой на такси, я возвращался пешком в университетское общежитие и думал о нашем с ней разговоре. Ее фиктивный брак с кем-то может непредсказуемо повлиять на дальнейший ход событий. Что станет с нашим joint adventure, если Надя, к примеру, выйдет замуж за американца и уедет в Нью-Йорк? Если и правда «провернуть дело вдвоем», все будет зависеть только от Нади и меня.

Я представил себе, как говорю Сандре:

— Одной моей русской коллеге требуется выехать в Голландию. Я могу ей в этом помочь, если заключу с ней брак.

— Тебе требуется развод? Хорошо, — скажет Сандра. Вряд ли она станет задавать вопросы. Может быть, спросит только: «Ты уже был у адвоката?»

Мы так и договаривались: наш брак останется до тех пор, пока у кого-то из нас не появится необходимость его расторгнуть.

Сколько времени уйдет на развод? За месяц с этим не обернешься. А потом завертится брачная мельница — одна бумажная волынка чего стоит! Потребуется, как минимум, два раза лететь в Москву — сначала, чтобы сдать документы в ЗАГС, потом — чтобы выслушать свадебный марш Мендельсона…

Я представил, как встречаю Надю в аэропорту Схипол. Где она будет жить? В Амстердаме легко найти только подозрительные закутки и дорогие апартаменты. Денег у Нади нет, и у меня их теперь негусто. Я увидел еще одну картинку: мы с Надей живем вместе у меня на чердаке, — и почувствовал раздражение. Какого черта я думаю об этом? Иностранный отдел полиции, муниципалитет, квартирные бюро, культурный шок, тоска по родине, денежные проблемы, языковой барьер, разбитые иллюзии — что еще? Много еще всего. Например, неясные отношения: она ждет от меня одного, другого, третьего, а я прихожу домой все позднее. Опущенные глаза, поджатые губы, взгляд мимо, поверх, в другую сторону — она это хорошо умеет. Злые слова, нервные требования, упреки, сердитое молчание, крик, невозможные просьбы…

Нет, сказал я. Нет и все. Я только что изменил свою жизнь. Моя жизнь наконец меня устраивает. Только дурак стал бы менять ее снова. Или влюбленный.

Детская площадка с песочницей, качели, турник, бревно для тренировки равновесия — вот он снова, ее двор. Она, как вернулась в Москву, была здесь уже несколько раз — просто чтобы подышать его воздухом. Была у своего старого дома на Плющихе и не знала: в нем и сейчас живет Витя, только в другой квартире. Оле стало известно об этом сегодня.

Планка качелей с одного конца была обломана. В песочнице валялась забытая формочка — жестяная выпуклая звезда. Оля присела, взяла ее в руки и сделала одну песочную звезду, другую, третью. Когда опрокидывала формочку в четвертый раз, увидела человека в кепке и пиджаке, надетом на майку. Низенький, невзрачный человек, в руке — дощатый чемоданчик с инструментом, на буром лице щетина.

— Все еще в песочек играешь? — зло набросился он на нее. — Уж не ты ли качели сломала? Ишь по чужим дворам шастают, телки непокрытые. А ну пошла отсюда!

«Пьяный», — определила Оля.

Витина квартира оказалась на первом этаже за лестницей. Тогда, давным-давно, у их старой двери было семь звонков, здесь имелся только один. Оля нажала кнопку.

— Кто? — раздался за дверью старушечий голос.

— Я к Виктору.

— Кто будете-то?

— Родственница.

— Как звать?

— Оля.

Дверь распахнулась.

— Тетя Нина? — вскрикнула Оля. И прошептала, не веря глазам: — Ты жива. А папа и мама?

— Я ничего о них не знаю, — прошептала в ответ полная неряшливая старуха и с чувством обняла Олю. — Витя сказал, что в ночь ареста вы убежали из дому и с тех пор ваш след пропал. Почему ты раньше не объявилась?

— Я думала, тогда всему пришел конец. Я была уверена, что ни тебя, ни мамы с папой давно нет в живых.