прежде чем получить первый «Оскар»? Эта мысль подтолкнула меня сбавить обороты и пойти на первые пробы на второстепенные роли. А затем на вторые. И третьи. Не хочу уходит в подробности: о них мои мозоли расскажут намного лучше меня. Если кратко:
всегда найдётся тот, кто будет лучше тебя. Может, если бы я знала об этом раньше, то сэкономила бы кучу времени?
Мечте свойственно становиться целью, но цели мечтой — никогда. Я была не из тех, кто отступает на полпути. Если я решила покорить телеэкран, то я должна была сделать это несмотря ни на что.
Ни. На. Что. В бесконечном стремлении всем угодить потерять себя проще простого. Я не заметила, как перестала ценить себя… по-настоящему. Я искренне поверила, что я — только то, что видят во мне люди. Но когда я успела слиться с пикселями? Когда успела стать куском второсортного мяса, которым развлекали оголодавших волков?
Мой бывший парень, Итан, решил, что может помочь. Чтобы мне не пришлось ездить на пробы по всему Нью-Йорку, он решил устроить съемку прямо у себя: мол, у него отлично падает свет, а отретушировать отснятый материал не составит труда. Это было… мило с его стороны. Разве не каждая девушка мечтает о принце на белом коне, спасающем её от неприятностей? Забота — отличный крючок для золотой рыбки. Это был третий урок, после которого меня отчислили из школы.
Свет, камера, мотор. Он начал снимать. Всё шло своим чередом, пока мои фото не вылезли на порносайтах с доступом за несколько сотен долларов. Вот она — моя цена. Несколько сотен долларов. Смешно! Он просто обвёл меня вокруг пальца, как и тысячи наивных женщин, и думал, что у меня не хватит ума вбить своё имя в поиск. Складывалось ощущение, будто я, даже укутавшись в толстую кофту с капюшоном, оставалась абсолютно голой. Казалось, что не только люди, но и город вокруг бросал на меня осуждающие взгляды своими узкими окнами. Ветер насмехался надо мной из проржавевших труб.
Улицы Бруклина настолько глубоко потонули в лужах, что казалось, будто Атлантика на мгновение вышла из берегов. Торопливо шлёпая по скользкой дороге, я прятала заледенелые руки под мышками и направлялась к мосту, а точнее — к его парящим над домами призрачным очертаниям. Июнь стремительно уплывал по сточным каналам, унося с собой дорожную грязь. Я случайно поймала своё размытое отражение и горько усмехнулась. Вот, что имел в виду Итан, когда называл меня «грязной». Он показал, кто я на самом деле. Сорвал с меня маску, как он сам выразился. Когда я напомнила, что это была его идея, он просто выставил меня на улицу, как блохастую кошку…
Когда я держалась за скользкие перила, в кармане зазвонил телефон. По уху ударил встревоженный голос папы.
— Эмили? Что случилось?
— Мы с Итаном… расстались, — выдавила я.
Пока эти слова оставались внутри, мне казалось, что это наглая ложь, вложенная в мою голову кем-то другим.
Папа не ответил, но я знала: он понял, в чём дело. Его лицо побагровело от злости, и на секунду я даже подумала, что он бросится на Итана, если случайно встретит его на улице. Если честно, где-то в глубине души мне хотелось, чтобы это оказалось правдой.
— Он… что-то тебе сказал?
«Лучше бы он вообще молчал!», — думала я, проглатывая слёзы.
— Он сказал, что… что… — я никак не могла успокоиться. Чем больше я говорила об Итане, тем сильнее болело в груди. Холодный воздух раздирал горло, словно стояла зима. — Он назвал меня шлюхой, потому что…
— Но ты же знаешь, что ты — не то, что о тебе говорят, — я знала, как жалко он себя чувствует. Это далеко не всё, что он мог сделать, но, даже если бы он попытался, ничего бы было не изменить. — Тогда это уже будешь не ты. И окружающим должно быть всё равно, что ты сделала.
— Но Итану не всё равно, — жаловалась я.
Идиотка. Даже тогда я любила его больше себя.
Каролина
Я сбавляю газ, когда впереди вырастают первые портальные краны. Они тянутся вдоль всего побережья до колеса обозрения в Санта-Монике, словно отделяя город железной стеной. Пена брызжет во все стороны, когда волны разбиваются об опорные конструкции, но краны стойко переносят все нападки океана. Хотелось бы мне иметь такую суперспособность.
Я специально заехала сюда, чтобы вспомнить наше с Джорджем первое свидание. Я как будто слышу, как в одном из кафе над прилавком кряхтит старенький телевизор:…К вечеру температура в Лос-Анджелесе опустится до 55 градусов по Фаренгейту. Ветер умеренный, семь-восемь метров в секунду, относительная влажность… На экране появляется сделанная с космоса фотография Калифорнии, на которую надвигается циклон. Ветер уже без труда гнёт пальмы, волны прибивают к берегу рыбацкие лодки, словно бумажные корабли, в бухте стоит дикий скрежет. Несмотря на то, что до вечера ещё далеко, Лос-Анджелес давно горит, как маяк. Даже в популярном кафе-мороженом, куда мы с Джорджем заехали переждать непогоду, почти никого нет. И вот мы вдвоём — влюблённые и беззаботные, готовые раствориться друг в друге, словно два кубика сахара.
Как давно это было? Как давно мы любили друг друга по-настоящему?
В отличие от Санта-Моники, родной район встречает меня тишиной и безмятежностью. После заката только ветер продолжает гулять по улицам, шурша листвой и напоминая, что минуты всё ещё куда-то бегут. Я плавно подъезжаю к дому, который светится в темноте, как новогодняя ёлка, и ставлю машину на ручник. «Веди себя естественно», — напоминаю я себе. Но как, если я уже привыкла притворяться? Рёв мотора затихает, и я слышу, как за забором скачет Молли.
Она бросается мне на руки, стоит только приоткрыть калитку. Её тёплое дыхание согревает шею, а пушистая шерсть напоминает одеяло. Молли тычется мордочкой в мою грудь, лижет щеку и скулит, как будто мы не виделись несколько дней, хотя всего пару часов назад, после обеда, мы с Майком играли с ней в мячик. Я прочитала в Интернете, что собаки прекрасно знают, что мы чувствуем, а Молли, судя по всему, не на шутку распереживалась. Может, всему виной моё быстро колотящееся сердце?
На ум приходит случайное воспоминание: пару месяцев назад мы с Натали Смит пили чай в нашем саду и думали, что подарить Эмили на день рождения. Мы все знали, что она мечтала о собаке, мечтала просыпаться на рассвете и гордо выводить «свою Поппи» на прогулку. Правда, Эмили не хватало,