Егор Кузьмич. – Подумать только! И куда большевики смотрели? Товарищ Троцкий и товарищ Свердлов? Как столько дворян одной фамилии оставили? Разве что на развод? И почему товарищ Сталин не сгнобил их на Колыме? Загадка, Андрей…
– Я думаю, большинство из них имеет только опосредованное отношение к Нелюдовым, – заключил Андрей Петрович. – Вот ты, Егор Кузьмич, у нас Рюрикович, если я помню, и вас, Рюриковичей, цитирую тебя же: «как собак нерезаных по России»?
– Тоже верно, – вздохнул Егор Кузьмич. – Но мы ж не собираемся вот так, где-нибудь во Владимире, под колокольный звон? Чтоб тыщи полторы сразу. Нет. А они – вона как, эти Нелюдовы. Гуртом.
– Не знаю, как вы, господа Рюриковичи, – вставая, решительно сказала Бестужева. – А я иду туда. Я к этой фамилии имею самое непосредственное отношение и ничего не хочу пропустить. Вы со мной, дорогие мужчины?
Крымов пружинисто поднялся, прихватил сумку:
– Мы с вами, Мария Федоровна.
Крякнув, поднялся и Егор Кузьмич.
– Надо фамилию поменять на «Добродумов-Рюрикович». И тоже собрания голубых кровей устраивать. Уже и афишку вижу: «Вечера на Клязьме. Только для избранных. Чумазых – взашей». Ладно, идемте. Поглядим на светское общество Дворца культуры городка Медведково.
Они подошли к центральному входу. Пожилая дама, стоявшая у края газона к ним спиной, тяжело нагнулась и что-то подняла из пожухлой травы. Обернулась она к тройке незнакомцев с шишкой в руках.
– Здрасте, – поклонился Егор Кузьмич. – Шишечку нашли, бабуля?
Но та молчала и улыбалась.
– Она ваша ровесница, Егор Кузьмич, – за его спиной подала голос Бестужева.
– Ага, – откликнулся он. – Милая шишечка. На собрание, мадам? Бальные платья напрокат, как я понимаю, дают? А у меня вот слуга мой фрак в сумке носит.
Крымов едва заметно толкнул его локтем. Но дама не ответила – вновь только улыбнулась.
– Пардоньте, – поклонился Егор Кузьмич. – Не хотел обидеть. Может, даты перепутали? – спросил он у Крымова вполоборота. – Может, тут нынче собрание глухонемых или каких других блаженных? А, сыщик?
Но Мария Бестужева с той же решительностью уже открывала дверь в музей. И Крымов сказал:
– Идем, Егор Кузьмич. Я одну отпускать ее не хочу.
Они вошли.
– Вы на собрание Нелюдовых? – спросила еще одна бабушка на вахте.
И тут же как из-под земли вырос крепкий пожилой дядечка, похожий на отставника.
– Кто вы, позвольте спросить?
Мария достала паспорт и протянула ему:
– Графиня Бестужева, – как ни в чем не бывало представилась она.
Глаза крепкого пожилого дядечки вспыхнули, выдав эмоцию, но лишь на мгновение.
– Марат Маратович Нелюдов, – он даже каблуками щелкнул. – Полковник в отставке.
– У Деникина служили? – спросил Егор Кузьмич. – Или у Колчака? Или у обоих сразу – на два фронта?
Брови отставника нахмурились.
– А это со мной, – сказала Мария. – Люди моего дома. Свита!
Лысый крепышок-отставник поклонился.
– Извольте пройти, Мария Федоровна. И вы, – кивнул он Крымову и Егору Кузьмичу. – Вначале для проформы осмотр экспозиции, графиня, а потом просим в залу.
– Благодарю вас, – в ответ кивнула Мария.
– С каких это пор Рюриковичи стали прислуживать Бестужевым? – легко возмутился Добродумов, адресуя реплику исключительно Крымову. – Наш род древнее лет на пятьсот! А то и семьсот-восемьсот! А, сыщик, что скажешь?
– Скажу: не будь таким привередливым, – отмахнулся тот. – И смотри лучше по сторонам.
– Ладно, уговорил, – пробурчал Егор Кузьмич. – Вот теперь жалею, что без фляжки.
А по сторонам посмотреть стоило! Собравшиеся, в количестве человек тридцати пяти – сорока, рассредоточились по музею и рассматривали стенды.
– Какие-то они хлипкие, эти Нелюдовы, – шепнул царевский краевед.
– Ты же не на турнир по реслингу пришел, Егор Кузьмич, – укорил его Крымов.
К ним подошел молодой человек с фотоаппаратом.
– Добрый день, корреспондент местной газеты «Будни Медведкова», можно задать вопрос?
Они так и притягивали внимание! Особенно красавица Мария.
– Задавай, корреспондент, – за всех ответил Егор Кузьмич.
– Вы тоже Нелюдовы? Потомки известной дворянской фамилии?
– Я бы не хотела отвечать на вопросы, – шепнула на ухо Крымову его спутница.
– Собрались повидаться с родственниками? – дежурно строчил корреспондент. – Вспомнить героические вехи? Вы же Нелюдовы? – с сомнением переспросил он.
– Рюриковичи мы, – вновь за всех ответил Добродумов. – Приехали с инспекцией: как тут эти Нелюдовы? Не лишкуют ли дети боярские? Не таят ли чего супротив Москвы? А то, может, кого на дыбу, а кого и меж двух костерков, и уголья-то к середке, к середке, чтоб жарчее было. А то и на колесо! И все косточки дубинкой-то пересчитать. Ножки да ручки, одну за другой. А дня через три, когда намается страдалец, той же дубиной по кумполу: дуц! Так наши предки и разбирались с проблемками. Сечешь, малой?
– Простите, – покраснев, вымолвил корреспондент и тотчас испарился.
– Ты чего ж людей пугаешь? – спросил Андрей Петрович.
– А-я-яй, Егор Кузьмич, – с легким осуждением покачала головой Бестужева, – но все равно – спасибо.
– Да на здоровье, графиня. Люди нашего дома всегда готовы вам услужить.
– Молодец, – усмехнулся Крымов.
На пару минут они разошлись к разным стендам. Экспозиция рассказывала о славном роде Нелюдовых, о многих подробно, о героях Крымской войны, о героях Кавказа, о ветеранах Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, об участниках Первой мировой и Гражданской, на которой Нелюдовы, разумеется, воевали на стороне белых.
И вновь три незваных гостя стали сходиться – так они чувствовали себя увереннее.
– А они на нас поглядывают, – заметил Егор Кузьмич. – То ли оттого, что мы на них не больно похожи, то ли потому, что мы им просто не нравимся…
Бестужева подошла к Крымову.
– Они на нас смотрят, – прошептала она. – Украдкой, незаметно. Но я-то вижу!
– Это из-за тебя, Машенька, – так же тихо объяснил Андрей Петрович. – Ведь ты – Бестужева.
– Хотелось бы в это верить, – откликнулась Мария. – Но они и здороваются со мной. Уже раза два было.
– Просто они вежливые, – ответил Крымов. – Со мной тоже поздоровались пару раз.
– Вот видишь.
Крымов оглянулся:
– А с тобой, Егор Кузьмич? Они поздоровались?
– Меня они боятся. Чувствуют кровь варяга Рюрика. Суровые мы, как разделочные кухонные ножи.
– Ну-ну, – кивнул Крымов.
– Все это очень странно, – заключила Мария. – А музей у них славный, говорю это как историк.
– Кстати, согласен, – обернулся Егор Кузьмич. – Постарались потомки, – он кивнул на переходящих от стенда к стенду приглашенных, – тихушники эти.
Ему приветливо и многозначительно улыбнулась одна из благообразных пожилых женщин.
– И тихушницы, – с деланой улыбкой добавил Егор Кузьмич.
Тут были и стенды, посвященные Бестужевым и Нелюдовым одновременно. Картины маслом и фотографии. То они вместе в гвардейских мундирах, то на охоте, то на пирах. У этих стендов восторженный шепот, направленный в сторону Марии Бестужевой, был особенно устойчивым.
– Дамы и господа!
